Назад в СССР: демон бокса (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 22

Мария Васильевна, которой заполнили вакантное место учительницы в свежеоткрытой школе, только закончила пединститут. Наверно — каким-то чудом и по блату, ровно также распределилась в Минск. Её первый урок выпал пятым и завершающим, сорвав меня с резьбы. Нет, я не был готов объяснять, что в тело шестиклассника вселился демон. Но её английский меня убил, особенно произношение.

После урока, когда мои новые одноклассники тайфуном сорвались с мест и понеслись к выходу, я задержался и выдал прочувствованный спич на английском языке, стараясь выдерживать британскую манеру речи, описав её ошибки в произношении и грамматике.

Та уронила классный журнал и рухнула на стул.

— Но откуда ты…

Она перешла на русский, я продолжал по-английски, как можно проще, вдруг не поймёт. Сказал I am a boxer, серьёзно тренируюсь и готовлюсь к международным соревнованиям, где язык необходим. Вынужден признаться, что у неё, при всём уважении к мисс Мэри Васильевне, вряд ли что-то почерпну.

Если бы у меня прорезались рога и копыта, бедолага не удивилась бы сильнее. Симпатичная, кстати, дамочка. Английский ей пригодился бы работать около «Интуриста», но формы не те, компактные. А так — вполне ничего. Росточком с меня, около метра пятидесяти пяти, стройная, с каштановыми волосами, стрижеными под Мирей Матьё. В глазах учительницы прыгали порочные чертенята, сейчас, правда, спрятавшиеся из-за моего наезда.

Довольно быстро опомнилась.

— Валерик! — начала она, надо же — на первом уроке запомнила моё имя. — Чем же я тебе могу помочь? У меня есть несколько книг на английском, не адаптированные. Учебники для вузов. Только давай сохраним в секрете этот разговор. Я сначала в Институт иностранных языков поступала, не прошла, тогда — в пед…

Где уровень подготовки несравнимо ниже. Позже, общаясь на тему книг, я узнал некоторые подробности. Даже не минчанка, она сумела распределиться в Минск и выхлопотала через районо отдельную комнату в рабочем общежитии. Как? Ответ могли дать только чертенята в её глазах.

А в ночь после знакомства приснился потрясающий эротический сон. Да, ко мне в постель пришла наша школьная Мирей Матьё, на простыне поутру впервые обнаружилось влажное пятно, организм сигнализировал: из детской фазы развития он переключился в юношескую.

Днём, когда ма не видела, я застирал и высушил простыню. Концепция «папа, мама и я — спортивная семья» или, в другой интерпретации «вместе дружная семья», в СССР не предусматривала своевременного полового воспитания. Слышал, подростки буквально с ума сходили, нежданно обнаружив первые поллюции или месячные.

Мама наверняка бы сочла, что начало перехода к половой зрелости в двенадцать — слишком рано. Тем более в квартире на Одоевского все комнаты были раздельные, не смежные, каждая имела отдельную дверь в общий коридор, и при вечернем походе в туалет я больше не беспокоил родителей, копошившихся под одеялом вопреки всеобщему заблуждению, что в СССР секса нет. Это у меня не было. Пока.

Я трахался только со спортивными снарядами. Перчатки и макивару в свою комнату не принёс, не желая накалять атмосферу, прибил только оструганный брусок в дверной проём на должность турника, на котором подолгу висел, растягивая позвоночник. По росту вписывался в график отца и очень не хотел останавливаться на его неполных ста семидесяти. Акселерация понемногу накрывала планету, но меня предпочла обойти стороной. Обидно…

Глава 7

«…Вот апперкот, я на полу и мне нехорошо!»

Голос рефери пробился в раненый мозг тускло, глухо, как с того света.

— Шесть, семь…

На восьми я вскочил, стал в стойку, пару раз махнул руками и снова замер в стойке.

— Девять. Бокс!

Слава кому-то там, грянул гонг. Мой угол нашёлся не сразу, я плюхнулся задницей вниз, даже не удостоверившись, что Коган успел подставить седушку.

— Заканчиваем?

— Нет… — я вытащил капу, невкусную такую, в крови и, кажется, в желчи. — Урою гада.

Самое печальное, не помнил кого нужно мочить и даже сколько раундов прошло — один или два. Обычного человека с таким сотрясением можно уносить. Я же впал в прострацию, пышно именуемую медитацией. Всего на сорок секунд, но и они позволяют кое-что.

Вдруг память включилась, будто её кто-то вставил в слот, соединив контакты. Забыл, а теперь вспомнил, я довольно много.

Февраль семьдесят четвёртого, юношеский республиканский турнир «Первая перчатка», рассчитанный на дебютантов. СКА, плюнув на это, выставил обладателя второго юношеского разряда Марата Гордеева, и я попал на него в одной шестнадцатой. Коган вообще не хотел меня заявлять, по правилам нельзя — слишком рано, согласился лишь потому, что Володька, лучший в той весовой категории, сильно простудился. Мне пришлось выдуть три литра кефира перед взвешиванием. Жеребьёвка… И сюрпрайз: фаворит из армейского клуба пересекается со мной в стартовом поединке.

К сожалению, первый раунд, где мне стало нехорошо на полу как в песне Высоцкого, практически полностью стёрся из головы. Начинать с разведки опять? Но тот раунд проигран по очкам, пройдёт второй по аналогичному сценарию — и я продул.

— Внимательнее в защите, — шепнул Владимир Львович. — Он уверовал в своё превосходство, раскрывается в ударе. Лови на встречке.

Пока я возвращал капу в пасть и поднимался, Гордеев прыжком преодолел две трети ринга и был готов зажать меня в угол моментально после команды «бокс». Рефери заставил его отшатнуться на шаг назад и запустил бой.

Хуже всего, «пли» израсходовано более чем на две трети, точнее не скажу. Видно, вложено в удары, не достигшие цели. Если в моём первом спарринге с Моней соперник был выше меня на голову по всем статьям, этот настолько же превосходил моего товарища по команде.

Семь бед — один ответ. Ценой снятия защиты и пропущенного бокового в голову ввалил ему кросс. В глазах армейца мелькнуло торжество. Он — явно сильнее и на обмене ударами забьёт меня как мамонта. Бах! И бах в ответ, снова бах-бах. Он пропускал, но без видимого вреда для себя, лупил на взаимность гораздо тяжелее, запустив чёткий алгоритм: ещё пяток таких парочек, и я поцелую ринг.

Обломись. Вместо очередного кросса я засветил ему джолт в солнышко, зарядив остатки «пли». Всё же подросток… Ну и хрен с ним.

Перчатка Марата просвистела мимо, он согнулся, не вернул руку к челюсти и получил хук левой. В его наклонённую голову очень удобно влетел апперкот, заставив распрямится. А потом сработали другие рефлексы. Выплюнув капу, я с криком засадил ему цуки в челюсть, наметив цель на два сантиметра глубже, чем ямка его подбородка.

— Стоп! Я сказал сто-оп! — разорялся рефери и даже не стал открывать счёт.

Разрядник сложился в коленках, рухнув вперёд как сломанная буратинка. Меня самого было впору уносить — накостылял он мне бескомпромиссно. Когда судья поднял мою руку, думал лишь об одном — не рухнуть самому.

Отдышался только в раздевалке. Следующего нашего выводил ассистент, ребята все вышли поболеть, Коган остался со мной тет-а-тет.

— Валера, что это было в конце? В боксе никто так не бьёт! И что ты орал?

— Кимэ. Добивание поверженного соперника, как правило — лежачего. Но Маратик стоял. Если бы я не провёл ему этот контрольный, очухался бы и накидал мне. Выиграл бы если не вчистую, то по очкам.

— У тебя переносица рассечена! Как ты в восьмушке выйдешь?

Я прижал руку, уже разбинтованную, к лицу и остановил кровотечение.

— Пустяки. Это его кровь. До восьмушки двое суток. Отосплюсь, погуляю. Завтра даже в школу не пойду.

— Бедота ты… Ни одной тренерской установки не выполнил. И зачем я с тобой вожусь?

— Главное дело — чтобы воля была к победе! — я процитировал столь популярного здесь Высоцкого в очередной раз, более любимого в народе, чем Пол Маккартни в Великобритании. — Согласитесь, Владимир Львович, воли к победе мне не занимать.

— Только растрачиваешь её и здоровье на пустяки. Подумаешь, одна шестнадцатая «Первой перчатки»! Я вас к чемпионату Союза готовлю. Там — да, ставки высоки. Сейчас тебе надо нарабатывать технику и беречь голову, а не получать сотрясение мозга. Ну-ка встань, притронься пальцем к кончику носа! Подними правую ногу и стой на одной, закрыв глаза.