Назад в СССР: демон бокса (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 11

— Вот и наш каратист Брюс Ли! — приветственно махнул рукой Женя.

— Сразу мимо. Брюс Ли — звезда кун-фу.

— Ого, ты и это знаешь? — Ким приподнял бровь. — Лучше скажи: сможешь так? Этот удар называется маваши-гери.

— Могу. Но не буду. Папа Ким, поймите, я — уличный боец. Драться приходится в школьных брюках, не размявшись и не разогревшись. Не поработав на растяжку. Женя классно бьёт. Но на улице так не ударит, не получится у него. Ноги эффективно работают до пояса — по ногам, в пах, в пузо. Максимум до почки, но это долго тренировать. Жень, дай мне с правой ноги в ухо. Не бойся. Не убьёшь.

Он ударил с места, довольно неплохо. Я подсел, выставив руку в блоке, и пнул его в бедро, в сантиметре от фаберже.

— Ты даёшь!

— Да, Женя. Ударил бы по яйцам, считай — без детей остался. Маваши — красивый киношный удар. Хорош, если противник качается в раздумьях — упасть вперёд или назад. Очень заметен. Лови! — я пробил ему мае-гэри в пупок, не сильно. — Видел? Не нужно никаких подготовительных движений. По яйцам примерно так же, но там удар идёт не вперёд, проникающий, а снизу вверх, как по футбольному мячу. Пропустил такой, и с Галей будешь только дружить.

— Откуда ты всё это знаешь? — Ким начал сердиться. — Мы-то на закрытые показы ходим, в том числе на фильмы с Брюсом Ли. Книжки нам привозят из-за рубежа, переводим с английского. А ты?

— Вот такой непростой я ребёнок. И родители у меня непростые, папа — номенклатура.

Не сказав, что номенклатура райкома, то есть низшего территориального уровня, напустил тем самым туману. Вдруг — номенклатура ЦК КПБ? Понтоваться я учился ещё в Римской империи перед иудеями, это большой опыт.

— Ясно, — подвёл черту Ким. — Хочешь тренироваться с Женей? У меня есть небольшая группа. Но соревнований по карате-до пока не предвидится. Пытаюсь пробить что-то вроде участия в закрытом чемпионате МВД по боевому самбо, юниорская группа. Так сказать, ментовская смена. В боевом самбо есть удары руками и ногами, правда, с ограничениями, которые тебе, Валера, не понравятся. Нельзя бить в горло, в пах, в колено, в глаза…

— Так и мне туда не будут бить, тренер. Знаете анекдот, чем мастер карате отличается от новичка? Новичок при ударе в пах ставит защитный блок, а мастер напрягает мошонку так, чтоб противник отбил об неё ступню.

Борцы усмехнулись.

— Да, Валерик, хотел спросить, — вспомнил Женя. — На обеде вас боксёры окружили. Что они хотят?

— Продолжения разборок. Сегодня, между ужином и отбоем. Я уже пару гаек подобрал, возьму в руку для утяжеления.

— Не дело! — папа Ким возмущённо мотнул головой. — Если ты наш, то нельзя бойцовские приёмы применять в уличной драке. Пойми, ты теперь не один. Покалечишь кого-то из боксёрских обормотов, милиция займётся всеми нами. Был уже прецедент…

Женька виновато повесил голову. Мне стало его немного жаль: владение хотя бы несколькими приёмами карате даёт преимущество, и пацана прям распирает при случае проверить себя в деле.

— Понимаю, сэнсэй. Не идти? Они всем гимнастам проходу не дадут.

— Но Валерка теперь — наш, папа Ким!

— Да, Евгений. Поэтому собирай борцов. Минимум пятерых. Пусть птенцы Когана знают — самбисты за Валеру.

— Спасибо!

— А ты чего смеёшься, малёк? — насупился Женя.

— Подумал, вдруг ваша Галя решит: весь этот сыр-бор из-за неё. Загордится!

— Эй! Её не тронь.

— Конечно, Жень. Мал я ещё. Пиписька на таких баб не выросла.

Я мог бы дать ему пару бесценных советов о поведении с кралями подобного типа. Перво-наперво — демонстративно проигнорить её на следующих танцах, пусть сама на парня лезет. А нет — так на планете больше миллиарда женщин, и красивее найдутся. Но он не поймёт. Бывают шишки, что надо самому набить о собственные суверенные грабли.

Про гайки я наврал. Зато перед ужином мотнулся через забор, для гимнаста — смешной высоты, на соседнюю стройку, там возводили какой-то санаторий или дом отдыха. Сторож имелся или нет — не знаю, не встретил. Намеревался взять простейшую арматурину и сделать зэковскую заточку, но нашёл лучший вариант — немного ржавую отвёртку длиной в две моих ладони с удобной деревянной ручкой. Наточил её о камень. Осталось дождаться развязки.

— В девять у пгистани, — буркнул Моня, проходя за ужином мимо нашего стола.

— Девять тридцать, — возразил я, сугубо из чувства противоречия. — В девять я занят.

— Полчаса хватит, чтоб написать завещание.

— Долбодятел! — прошипел ему в спину Игнат, но аккуратно, чтоб боксёр не услышал. — Валера, не ходи.

— Я пять самбистов пригласил в телохраны. Не ссы, старшой.

— Тогда я с тобой.

— Ценю заботу. Или просто хочешь поглазеть на веселье?

Все гимнасты за нашим столом, человек двадцать от девяти до тринадцати, заинтересованно повернулись. В несколько однообразной лагерной жизни такой гладиаторский турнир — отличная развлекуха. Но я их обломал.

— Не, парни. Выйдет, что вы все на моей стороне против боксёров. А Игнат добазарился с ними, что гимнастика с боксом не на контрах. Разборки — мои личные. Выпишусь из больнички, всё подробно расскажу.

Кто-то стуканул Александру Николаевичу, тот тоже увещевал: не ходи, на что получил развёрнутый ответ:

— Дорогой тренер! Я намерен встретиться с товарищами по спорту до отбоя и на территории лагеря, то есть ничем не нарушая режим. Вы что-то имеете против?

— Я против того, чтобы носить тебе обеды в медпункт!

— Спасибо. Поголодаю.

Несмотря на получасовую отсрочку, в полдесятого у пристани было ещё очень светло, всё же конец июня. Сосны подходили к самому берегу озера, снизу окутанные кустами и прочим подлеском, идеальное место, чтобы тискать какую-нибудь Галю или тренерам подсматривать за забившими стрелку спортсменами. Уверен, Игнат, наша наседка, точно залез в колючий малинник, чтоб занять место в партере, про тренеров не скажу.

Мы вшестером явились с минутным опозданием, девять боксёров уже толкались около деревянного настила. Под ногами — песок, затрудняющий привычные боксёрские прыжки челноком. Впрочем, из них в качестве боевой единицы наверняка выпадал Володя — хромающий и какой-то согбенный, на его лице ни разу не читалось желание матча-реванша.

— Это — кто? — возмутился Моня.

— Группа поддержки, — весело ответил Женя. — Мы теперь все у Кима занимаемся. Не желаешь ещё один спарринг?

— Мы с этим пгишли газобгаться, — буркнул Моня, к такому обороту не готовый. — Чего нашего обидел?

— Так это же он первый сказал «пойдём на ринг». Драться со мной решил, девятилеткой. Мне осталось убегать или обороняться. Право на самозащиту даровано мне Конституцией СССР.

— Гопник из подворотни прикрывается Конституцией! — вякнул Володя. — Вот дожили…

— И ты его своими подлыми пгиёмчиками… Пацан кговью писает!

— Пройдёт. Заодно получил урок — не на всех надо бросаться с кулаками.

— А мне угок пгеподашь? — Моня поднял руки к лицу, принимая стойку, вот только левую ногу, переднюю у него, оттянул назад.

— Ну, дружище, у меня такого желания не имеется. Между нами нет ссоры и счётов. А вот если ты сам желаешь напасть чисто по хулиганке… — я ласково улыбнулся. — Словно гопник из подворотни. Ну, пробуй. Только учти. Я тебя вдвое меньше. Поэтому свою жизнь буду защищать до последнего. Пацаны! Прикройте фланги. Этого завалю сам, надо, чтоб остальные не накинулись.

Я скинул мастерку, достав из кармана отвёртку, подбросил её, поймал левой и снова перебросил в правую.

— Ты отвёгткой воогужился! Шпана подзабогная…

— Ничего подобного. Хотел завернуть винтики, у нас шпингалет в спальне разболтался. А тут ты… Против такого большого лба у малька не велик выбор. Может, и отлупишь меня. Но в печень, в почку или на крайняк в глаз я тебе отвёртку загоню. Начинай первым! Мне для отмазки перед ментами нужна самооборона.

— Моня, он много…здит, — мудро заметил один из их шоблы. — В реале не такой крутой, как себя ставит.