Наследник (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 19

— Ты меня прям удивил, и я тебя не узнаю, — с непередаваемыми эмоциями пробормотал Прокоп себе под нос.

Развернувшись, я уставился на него и приподнял вопросительно бровь.

— Стенька этот, с которого толку-то немного к себе взял, так мало этого, ты ему еще и коня за год пообещал. Коня! С него и крова с едой хватит. А конь бы и нам пригодился, в одвуконь на следующий год поверстаться. Так мало этого, с подьячим Ефимкой разругался, вот чес слово, я тебя не узнаю, — на одном дыхании произнес Прокоп.

Видать, накипело у мужика. Да и я выбился из образа Андрея, надо этот пожар тушить, и срочно.

— Не узнаешь? — хмыкнул я. — Да, тут ты прав, изменился ли я, да. Нет за моей спиной ни отца, ни матери, а дед далеко. Да и непонятно, что там у него и как нынче, жив ли он вообще? Сам слышал, что Белгород к Дмитрию Иоанновичу прильнул. Самому грести надобно, чтобы не утонуть. Про Стеньку вспомнил, а я тебе говорил. Это не только ему помощь, но и Миките, снял я с него заботу о родичах. Да и за год много может измениться, как бы и к нам в дом война не пришла, и тогда еще одна сабелька может ой как помочь. Насчет подьячего я так тебе скажу, что мое, то мое. Просто так никому не отдам. Да и не знаешь ты еще мою задумку, но обсудим.

Прокоп же молча слушал меня и лишь хмурился. Видимо, не по нраву ему происходящее.

— Поменялся ты Андрейка, может, так и надо, — со вздохом произнес он и махнул рукой.

Я же едва заметно выдохнул. Надо бы с Прокопом обстоятельно поговорить, и превращать его не просто в послужильца, но и в моего помощника, насколько он вытянет, конечно, неизвестно, но и я сам со всем не справлюсь и ошибиться могу.

Вернулись к Миките, но его дома не застали, и чтобы просто так не сидеть без дела, вновь занялись тренировками. Михейка к нам тоже присоединился, а Прокоп внимательно наблюдал, показывая разные ухватки.

Микитка появился лишь поздно вечером, причем настроение у него было весьма позитивным.

— Микит, — заговорил я, когда поели. — Я тут думаю, в скором времени в Нижний Новгород на торг съездить, кое-что продать хочу. — Хочу, чтобы ты со мной съездил, я и заплачу.

— Хм, чего не съездить-то. А если за это дело еще и заплатят, то тем более. Сколько заплатишь-то? — хмыкнул он.

Прокоп же и Богдан уставились на меня вопросительно, но я лишь махнул рукой, дескать потом.

— Если удастся товар сбыть, то два рубля, а ежели нет, копеек двадцать смогу.

— Тоже неплохо, только ты не затягивай. Пахать надобно скоро уже да садить, — произнес Микита, усаживаясь на лавку.

— Сам не хочу затягивать, — кивнул я улыбнувшись.

— То добре тогда, — подвел итог Микита.

Еще немного пообсуждали прошедший смотр да появившегося царевича Дмитрия, чего ждать, а после улеглись спать.

С утра собрались, заехали за Василием и отправились в родную сторону, расставшись с попутчиками за несколько часов до моего поместья.

Вот тут уж Прокоп начал расспрос, чего это я собрался продать в Нижнем Новгороде, да и Богдан заинтересованно слушал, но не встревая. Он вообще всю нашу поездку вел себя образцово тихо, видать, отцовское напутствие зря не прошло.

Я же делал загадочное выражение лица и отмалчивался, мне надо было обдумать, что и как говорить Прокопу, все же были опасения на его счет. Жадность меняет людей, застилая им глаза. Хотя подобное выражение я и насчет богатства встречал, но тут с ним был не согласен. Богатство не меняет людей, оно заставляет их раскрыться по-иному, и если человек был и до этого негодяем и мудаком, то, имея на руках большие деньги, он им станет вдвойне или втройне.

Прибыв домой, мы разошлись на отдых. Вечером была банька по-черному, вот уж чего не хватало, эх, после нее бы пива хорошего, вообще замечательно было бы. Прокоп по-прежнему пытался меня разговорить, но я молчал, так как ни линии поведения, ни самих слов для него не продумал.

Так что наутро Прокопа и Богдана на телеге и с двумя конями я отправил в Гороховец за Стенькой и его семьей.

Сам же, кликнув Нечая и Афиньку, направился в свою деревеньку, что была рядом с моим поместьем. И из трех пустующих домов мы выбрали самый лучший для Стеньки. Не сказать, что это были хоромы, но жить можно. Деревенские же с любопытством посматривали за мной и не сразу решились узнать, чего это я задумал, но нашелся и среди них смельчак. Которому я и поведал, что у них скоро будет новый сосед, мой послужилец.

Слово за слово, там и остальные четыре главы семьи подключились к разговору и свели все к тому, что скоро сажать надо будет. Я же делал умное лицо и только кивал, так как в местном аграрном деле ни в зуб ногой, а вернувшись, сразу отправился к Марфе, жене Прокопа, и сговорился о том, чтобы эту заботу она на себя взяла.

Повздыхав, она согласилась помочь, но с условием, что я ей буду помогать. Я же покивал и заверил, что как только, так сразу, в особенности если не буду занят.

Оставшееся время я тренировался и донимал Тарая, своего кузнеца, расспрашивая о работе в кузнице. Выяснилось, как и предполагал, он в основном правил то, что ему приносили. Сковать он разве что подкову может, но не особо искусен в этом. Железо же он способен плавить хоть на углях и понемногу перековывая, хоть используя тигель.

Не так уж и плохо, а, посмотрев на Гороховец, я понял, что живу далеко не бедно и в этом отношении мне просто повезло.

В остальное время я строил планы и продумывал разговор с Прокопом.

И вот наконец к моему дому прибыла телега, забитая скарбом, которой правил Стенька, а сверху на вещах сидела троица и прижималась друг другу. Женщина лет сорока, имевшая изможденный вид, паренек лет двенадцати, хотя, может, и старше, худой как щепка и девчушка лет семи, вот она разглядывала все с любопытством, крутя головой налево и направо.

Я стоял возле дома, наблюдая, как телега въезжает на мое подворье. Как только она остановилась, я направился к ним.

— Вот доставили, — хмыкнул Прокоп, спрыгивая с мерина, а за ним и Богдан.

— Я и не сомневался, — улыбнулся своему послужильцу и перевел взгляд на Стеньку, который не спешил слезать с телеги и посматривал на меня с опаской.

— Стенька, ну, представляй мне своих родичей, — уперев руки в бока, заявил я ему. Он тут же слез с телеги и помог спуститься с нее сначала своей матушке, а потом и брату с сестрой.

— Здрав будь, Андрей, — отвесил мне поклон, заставив скривиться, а Прокоп лишь в бороду весело хмыкнул.

— И ты здрав будь, Стенька, — улыбнулся я парню.

— Вот матушка моя, Оксинья, — и тут же женщина и мне поклонилась, приветствуя.

— Это братец мой молодший, Баимка.

— Сколько годов уже ему? — с интересом спросил я.

— Тринадцатый идет ужо, — шмыгнул носом Стенька. — А это сестрица, Фроня.

— А меня Андрей звать, Стенька нынче ко мне в послужильцы пошел. Жить будете в ближайшей деревеньке, она не далече от меня, почти за оградой. Дом вам прибрали, но работы там еще осталось. Он почти год стоял пустой. Кормиться также с моего стола будете. Коли надобно что будет, можете ко мне обращаться или к Марфе, жене Прокопа, она поможет.

— Благодарствуем, Андрей, — тут же первой прореагировала Оксинья и недовольно глянула на Стеньку. Который тут же закивал и начал меня благодарить за милость.

«Понятно, у кого в доме яйца, — промелькнула у меня мысль, — придётся с этим работать».

— Афинька, заготовленную снедь неси для Стеньки, — приказал я рядом ошивающейся холопке, и она тут же умчалась в мой дом. — Нечай, иди сюда, проводишь их до дома и покажешь все да поможешь. Ну ладно, отдыхайте, — махнул рукой и, глянув на Стеньку, добавил: — А тебя завтра с утра жду, и сабельку захвати, покажешь, что умеешь.

Прокоп, видя, что все закончилось, захватив Богдана, отправился в конюшню расседлать коней.

Когда Афинька принесла мешок заготовленной снеди, Стенька со своей семьей покинул мое подворье.

Вечер же прошел скучно и уныло. Прокопа я не дергал и дал отдохнуть, а сам тем временем выбирал перстень, который стоит ему показать, различие было лишь в камне, изумруд или рубин.