Выбери любимый жанр

Девочка с куклами - Панов Вадим - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

Вербин и Шиповник переглянулись, после чего подполковник попросил:

– Амир, расскажи об опере.

– Его зовут Крылов, Иван Крылов.

– Ты шутишь? – не удержался Вербин.

– Почему? – не понял Анзоров. – Обыкновенная фамилия, что в ней смешного?

Колыванов промолчал, а вот на губах Шиповника Феликс разглядел едва заметную улыбку. Вздохнул и ответил:

– Извини, ничего особенного, просто слышал о человеке с таким же именем.

– А… что за человек?

– Умер давно.

– Тогда ладно.

Шиповник закусил губу, но сумел сдержаться. Выдержал очень короткую паузу, нужную, чтобы справиться с голосом, и вернулся к делу:

– Если всё так гладко, как ты рассказал, за что опер цепляется?

– Там какая-то мутная история с дневником, – неохотно ответил Анзоров.

– То есть ты не вникал? – удивился подполковник.

– Вникал-вникал, – проворчал следователь. – Если бы не вникал – к вам бы не пришёл, я ведь знаю, что вы сразу начнёте задавать каверзные вопросы.

И по тому, как он себя вёл, Вербин понял, что Анзоров пребывает не в своей тарелке. Следователь верил в резоны молодого оперативника, иначе не обратился бы к полицейским с деликатной просьбой, но при этом Анзорова что-то сильно смущало и вызывало неловкость. Следователь походил на человека, действительно видевшего в старинном замке привидение, но неожиданно сообразившего, как странно рассказ о встрече выглядит со стороны. Для неверующих и скептиков.

Однако деваться Анзорову было некуда, поэтому он вздохнул и продолжил:

– В квартире мы обнаружили дневник девчонки, в котором она описала, как умрёт.

– Что значит «как умрёт»? – не понял Феликс.

– Сама написала? – прищурился Шиповник.

– Почерк её, экспертиза уже подтвердила. Да и запись старая, ей несколько месяцев.

– Так. – Подполковник посмотрел на Вербина, Вербин слегка пожал плечами, показывая, что хотел бы услышать чуть больше, и повторил:

– Что значит «как умрёт»?

– Там полно совпадений, – рассказал Анзоров. – Девчонка подробно описала, как будет выглядеть комната, когда мы в неё войдём, как будет выглядеть она сама, и добавила, что видит себя умершей от передоза четырнадцатого февраля, в День всех влюблённых. Дословная цитата: «Всем любовь, а мне – смерть. Почему жизнь так несправедлива?»

– И вы нашли её четырнадцатого?

– Да.

Шиповник и Вербин вновь переглянулись, после чего подполковник усмехнулся:

– Это явно по твоей части, Феликс.

– У неё была несчастная любовь? – поинтересовался Колыванов. – Болезненный разрыв?

– Если несчастная любовь случилась несколько месяцев назад, информация о ней вряд ли нам поможет, – заметил Шиповник.

– Не факт, – протянул Вербин. – Некоторые раны затягиваются долго, а некоторые – не затягиваются никогда.

– С несчастной любовью ещё предстоит разобраться – если решим открывать дело, – ответил Анзоров. – На сегодня я считаю главным фактом тот, что девочка детально и очень подробно описала, как именно её найдут – и всё, чёрт возьми, совпало!

– В этом как раз нет ничего странного, – обронил Феликс.

– Если убийство, – эхом добавил Шиповник.

– Получается, убийца прочитал дневник и решил использовать фобию будущей жертвы, чтобы скрыть преступление? – понял Колыванов. – Замаскировать убийство под самоубийство?

– Тут есть над чем подумать, – проворчал Вербин.

– Ещё как.

– Значит, убийца совсем рядом.

– Нужно проверить, кто имел доступ к дневнику. Или кому жертва рассказывала о своих фантазиях. – Шиповник покосился на Анзорова: – Схема действий проста и понятна, пацан наверняка справится. Мы тебе зачем?

Следователь вздохнул.

– На сегодня получается так, Егор Петрович: Крылов не верит в самоубийство, я не верю в доведение до самоубийства, а местное начальство…

– Местное начальство не верит в убийство, – понял Вербин.

– Или не хочет верить, – уточнил Анзоров.

Объяснять ничего не требовалось – кому охота вешать себе на шею потенциальный «висяк»? Проверку ребята «с земли» проведут, но прислушаются они к тем свидетелям, которые прямо или косвенно подтвердят версию самоубийства, после чего «с чистой совестью» забудут о несчастной девочке.

– Вот я и хочу, чтобы Феликс опытным взглядом посмотрел на материалы. – Теперь Анзоров обращался к Шиповнику, как к старшему среди полицейских. – А там уж как решит. Скажет суицид – будет суицид. Если появятся весомые подозрения – я открою дело. В этих вопросах я Феликсу доверяю.

– У тебя ещё доследственная?

– Да. Если нужно, я её продлю.

– Хорошо. – Шиповник перевёл взгляд на Вербина. – А ты что скажешь? Любитель головоломок, чтоб тебя.

– Впереди выходные, Егор Петрович, время у меня будет, так что могу съездить и посмотреть, что там к чему.

– Вот и хорошо! – воскликнул следователь так, словно они уже пришли к соглашению. – Не сомневался, что ты заинтересуешься.

– Ещё нет, – качнул головой Феликс.

– Да ладно, а то я тебя не знаю. Ты как услышал, что девчонка свою смерть предсказала – сразу стойку принял. Потом ещё благодарить будешь за интересное дело. – Настроение Анзорова заметно улучшилось. – Вот начальные материалы… – Следователь положил на стол бумажный пакет и флешку. – А я побежал.

Попрощался и выскочил за дверь, оставив полицейских в некотором недоумении. Несколько секунд в помещении царила тишина, после чего Шиповник медленно протянул:

– Он чего-то недоговаривает.

И опера дружно кивнули.

– Хотите сказать, что я зря согласился? – тихо поинтересовался Вербин.

– Нет, – ответил подполковник. И тут же уточнил: – Если там убийство – нет. Но когда будешь осматриваться, держи в голове, что Анзоров недоговаривает.

– Не думаю, что он хочет нас подставить, – помолчав, произнёс Феликс.

– Я тоже, – согласился Шиповник. – Но о чём-то он промолчал.

– Пока промолчал.

– Так что будь осторожнее.

– Хорошо, Егор Петрович, обещаю.

– А мне что делать? – осведомился всеми забытый Колыванов.

– А у тебя впереди выходные – наслаждайся.

Из дневника Виктории Рыковой

«Вот уже неделю я не тороплюсь домой.

Я написала эту фразу, перечитала, потом перечитала снова и… не заплакала. Я была уверена, что не удержусь, но слёзы, наверное, закончились, осталась только горечь, а она не льётся слезами. Горечь живёт внутри и делает горьким всё вокруг – на вкус и ощущения. А ещё – серым, на взгляд и ощущения. А всё, что я делаю, горечь превращает в постылую механику: работа кажется скучной, еда безвкусной, а все совершаемые движения: готовка еды, поездки на работу и обратно, сидение перед компьютером, болтовня по телефону, даже просто дойти до кухни – всё кажется унылой механикой.

Я стала куклой.

Я стала абсолютной куклой, и теперь моя кожа – пластик. Она по-прежнему состоит из эпидермиса, потовых желёз и всего остального, что я забыла упомянуть, потому что уроки анатомии остались в далёком прошлом. В далёкой школе. Моя кожа прежняя, молодая, бархатистая, но я уверена, что если уколюсь, то не почувствую боли.

Ведь куклы не чувствуют боли.

А почему они не чувствуют боли? Вдруг потому, что внутри кукол – горечь? А не пустота, как мы думаем. Вдруг куклы знают, что они – куклы, и это знание делает их мир горьким. А не пустым. А нам остаётся лишь догадываться, что скрывают куклы. Ведь они молчат. Даже те, которые умеют говорить, – молчат. Что бы они ни говорили, они молчат о главном. Точно так же, как я: говорю со многими людьми – преподавателями, коллегами, подругами, родными… Но молчу о главном.

И в этом я – абсолютно кукла, которую все вокруг принимают за человека. Со мной разговаривают – я отвечаю, причём всегда по делу. Я не рассеянна. И обязательно смеюсь, когда слышу шутку. Острая стадия осталась позади, все считают меня нормальной, но внутри меня горечь, которая делает меня пустой, а значит, я – абсолютно кукла…»

3
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело