Первый/последний (СИ) - Ру Тори - Страница 10

***

Я всю ночь не спала и совершенно разбита — веки опухли от слез, тяжко болит голова.

Гибель Дины меня потрясла. Завернувшись в плед, я сидела в темноте и рыдала так, что сводило дыхание, немели руки, а зубы выстукивали дробь.

Но за окном затеплилось новое утро, и скорбь постепенно становилась прозрачнее, невесомее, светлее... Я приняла случившееся, смирилась с тем, что отзывчивой маленькой Кнопки больше нет, и я никогда не узнаю, какой она была на самом деле.

И тут же в душу закрался ужас: я одна, в чужом городе, с кучей шрамов на сердце и с одним, самым уродливым, на теле. Я без проводника. Без поддержки. Без друга, на которого так рассчитывала...

***

В телефоне срабатывает будильник, напоминая, что пора собираться на занятия. Встаю, шаркаю в потемках в ванную и, подставив ладонь под струю прохладной воды, пытаюсь отвлечься и найти мотивацию на предстоящий день.

Он обещает быть сложным.

Необходимость поступления в вуз не казалась мне волнительной и важной, скорее удручала — я неплохо училась, но не могу назвать блестящими свои способности в математике. Однако Костя лет пять бредил мехматом и искренне считал, что я тоже потяну.

« — Какая разница, золотце. Я буду делать задания вместо тебя. Ты же все равно не пойдешь работать — содержать семью должен мужик».

Мама была в восторге от его рассуждений: «Исключительно положительный мальчик. Воспитанный, серьезный, с хорошей родословной. И такие правильные взгляды на жизнь!»

Но меня они до чертиков пугали.

И теперь я словно спрыгнула со взбесившейся карусели — все еще штормит, и кружится голова, но под ногами ощущается твердая опора.

Долго отмокаю в душистой пене, впускаю в квартиру свежий утренний воздух и с азартом верчусь перед зеркалом в прихожей — распускаю волосы и наношу макияж.

В нашу первую и единственную встречу Кнопка сказала, что я симпатичная. А Костя всегда подчеркивал, что я — посредственность и буквально вытянула счастливый билет, когда они с мамой поселились в квартире напротив. Я склонна верить Дине. А Костя пусть испытает свои чары на однокурсниках с мехмата. Если, конечно, там будут девушки...

Настроение взлетает вверх — к беленому потолку, а к губам приклеивается глупая улыбка.

Надеваю короткую кожаную юбку и изумрудную водолазку, обматываю шею черным шелковым шарфом и, пожелав себе ни пуха, покидаю квартиру.

***

Ночью я выплакала всю свою боль, и теперь лечу к остановке, едва касаясь тротуара подошвами балеток. В рюкзаке затаились пара тетрадок, ручка, бумажные пакеты и телефон.

Отчего-то вспоминается тот парень, Влад, его счастливая улыбка на огромном мониторе и наша игра в гляделки в автобусе. Сердце не хочет верить, что он причастен к беде. Да, он привык ко всеобщему вниманию, избалован им и не ценит людской интерес, но не может быть настолько ущербным, чтобы...

Однако в комментариях, что я имела глупость прочитать ночью, упоминалась не только Кнопка.

И я не знаю, зачем продолжаю его оправдывать. Вероятно, мы больше вообще никогда не увидимся.

Выпрыгиваю из маршрутки и, сверившись с часами, спешу к университету — судя по буклету, моя кафедра находится в низеньком четырехэтажном корпусе с монументальными колоннами у входа и сине-зелеными елями во дворике.

Душа улавливает сладкий ветер перемен и настраивается на него, как флюгер.

Я легко нахожу аудиторию, здороваюсь с уже пришедшими парнями и девочками, представляюсь им и занимаю последнюю парту в среднем ряду. Мне нужно быть в центре событий, хотя я все еще опасаюсь быть на виду.

— Слышали, с нами будет учиться Болховский, — ребята треплются на отвлеченные темы, плохо скрывая волнение и робость.

— Тот самый? Из клуба?

— Да, из-за которого погибли девчонки.

— Говорят, он специально склоняет их к этому. Типа развлекается, и все такое. Но ему ничего не будет. Отмажет влиятельная мать.

Тайком разглядываю однокурсников, и мне они уже нравятся. Пытаюсь угадать, с кем из них смогу подружиться, но память забрасывает меня в недавнее прошлое, в школу, в просторный класс. Костя раздраженно перечеркивает карандашом мои вычисления и недоумевает, как можно быть такой тупицей. Пишет в блокноте верное решение и стукает им по моему лбу — в шутку, но больно.

Кроме него, у меня не было друзей. В детстве мне льстило внимание мальчика-отличника, а когда потребность в свободе все же возникла, по шее и груди расползся уродливый шрам.

В аудиторию входит классический красавец — высокий широкоплечий блондин, с улыбкой, как у героя фильма золотой эпохи Голливуда. Следом за ним тенью проскальзывает еще один парень — пониже и постройнее... Бледный, растрепанный, с незатянутым галстуком, свободно болтающимся на шее, в рубашке навыпуск и в пиджаке нараспашку. В таком прикиде уместно тусить на концерте какой-нибудь инди-группы, но нельзя заявляться первого сентября в университет.

И тут я дергаюсь, как от удара током.

Это... Влад.

Чертыхаюсь, кожу правой ладони покалывают иголки. Долю секунды я даже рада его видеть, ведь он — единственный мой знакомый на тысячи километров вокруг, но тут же с прискорбием осознаю: это о нем только что трепались ребята. Все, что написано в комментариях, правда.

Всхлипываю от бессильной ярости и нервно постукиваю ногтями по столешнице. Тошнит от себя — я тоже повелась на его улыбочку. Тошнит от него — однажды он подарил мне прекрасные, светлые эмоции, но так цинично отнял.

— Болховский. Мое почтение! — он отвешивает поклон девчонкам, вразвалочку проходит через аудиторию и плюхается за парту слева от меня. Достает айфон и теряет к происходящему всякий интерес.

Бросаю на него быстрый взгляд — выглядит он плохо. Кто-то изрядно подпортил его чересчур идеальную физиономию.

Пошептавшись с компанией, низенькая брюнетка направляется к нему с явным намерением сесть рядом, но Влад молча перекладывает рюкзак с коленей на соседний стул и что-то увлеченно листает в своем айфоне.

Девушка уязвлена, однако не собирается отступать:

— Влад, да? Может, погуляем сегодня после пар?

— Не могу, малыш. Как раз записался к венерологу, — не отрываясь от экрана, доверительно сообщает он, и лицо девчонки перекашивает гримаса брезгливости.

— Придурок! — она отскакивает и, эффектно развернувшись на каблуках, отваливает восвояси.

Тут и там раздаются смешки, но я в досаде прикусываю губу.

Позер и клоун. Просто пустое место. Как можно по доброй воле связываться с моральными инвалидами типа него?..

***

Занятия пролетают на удивление быстро: декан произносит торжественную речь и сам проводит пару по введению в предмет, а потом объявляет, что, по случаю Дня знаний, мы можем быть свободны.

Поспешно собираю вещи и ухожу — по другому ряду, чтобы, не дай Бог, не соприкоснуться плечами с некоторыми одногруппниками.

В сквере по-летнему тепло и солнечно, толпами гуляют школьники, из невидимых колонок звучит легкая музыка. Аниматор в костюме фиксика отделяется от красочного стенда с воздушными шарами, вручает мне дротик и подмигивает:

— Хотите попробовать?

Внутренний голос предостерегает, что я обязательно промахнусь и опозорюсь перед верзилами-старшеклассниками, тоже желающими попытать счастья. В нем слышатся интонации Кости, и я с азартом соглашаюсь.

Выбиваю четыре шарика из шести, остаюсь без приза, но удовлетворена самим процессом, а верзилы одобрительно поднимают вверх большие пальцы и улыбаются.

Я улыбаюсь в ответ.

***

С высоты второго этажа открывается замечательный, милый сердцу вид — маленький двор с песочницей, скамейками у подъездов и буйными зарослями сирени, укутанными в осенние сумерки. Я сижу у окна, пью чай и оттаиваю — отдыхаю после сложного дня, обретаю спокойствие, строю планы на предстоящие дни.

Но мысли упрямо улетают в Москву — к бабушке, к маме, к... Косте.