Монстр сдох - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/78
• Следующая

— Ты призрак, — сказала она. — Тебя нельзя обнять.

Улыбаясь, дергаясь, человек начал заново проявляться: кепка полезла на лоб, открыв зияющие провалы невидящих глаз, руки налились мускулами, грудь с треском распахнулась, и оттуда глянуло на нее нечто зеленоватое, колышащееся, волосатое, смердящее, чему не может быть названия.

Лиза вскрикнула, ощутив свирепую боль в висках, — и очнулась.

Она сидела враскоряку, оторвавшись от пола, с силой упираясь ногами в стены колодца. Сверху свалилась на голову плетеная бутыль с водой. Лиза шмякнулась на задницу и жадно высосала воду до дна.

С приходом человека в рабочем халате и кепке все остальные чудовища попрятались, отступили в тень, страшась попасться ему на глаза. Лиза их хорошо понимала. Она проводила теперь с ним большую часть времени, редко вырываясь в луга и реки, и все их беседы складывались однообразно: час за часом он уговаривал ее обняться, а она придумывала всевозможные уловки, чтобы уклониться. Постепенно человек-страх научился перемещаться следом за ней повсюду, из галлюцинации в галлюцинацию, обретая все более явные черты, из призрачного становясь почти реальным, и однажды ухитрился выйти за пределы бреда и очутился рядом с ней в момент пробуждения на сыром дне колодца.

Смрадным дыханием опалил ее кожу.

— Уж теперь-то никуда не денешься, сучка, — прогнусил самодовольно, обнажая беззубые сизые десны.

У Лизы не осталось сил сопротивляться. Она знала, что сейчас произойдет. Он рванет, раскупорит свою волосатую грудь, придвинется к ней, и она провалится в слизистую глубину навсегда, как в болотную жижу.

— Значит, ты все-таки смерть?

— Хуже, значительно хуже, — заурчал кепарь. — Смерть — избавление, ты ее ждала. А я то, что происходит потом.

Лиза не верила, что сошла с ума. Это тоже было бы слишком просто. Она приблизилась к какой-то великой отметине, к откровению, с которым не мог совладать ее прежний ум, а другого ума у нее не было. Из пустых глазниц ожившего человека-призрака-зверя-страха пролился малиновый свет — Ну? — поторопил он. — Не надоело играть в прятки? На что надеешься? Расслабься, угомонись. Из этого мрака не возвращаются. Придвинься поближе, сучка!

— Нет, — бесстрашно отказалась Лиза. — Тебе не удастся меня слопать. Ты такой же сон, как другие сны.

Я проснусь, и тебя не будет.

— Попробуй, — согласился призрак, — но только в последний раз. Не сумеешь, пеняй на себя.

Она попробовала, и у нее получилось. На это пробуждение она истратила всю себя и постарела на тысячу лет. Ее тело больше не принадлежало ей, стало частицей природы, внутри которой сокрыты все тайны земного пребывания. Так сладостно было осознать, почувствовать в долгом полете, что нет ни яви, ни смерти, ни пробуждения, ни бреда, а есть лишь перевоплощение, переход из одной сущности в другую, и справиться с этим так же легко, если захочешь, как напиться воды из-под крана.

Счастливая, она спокойно дремала на дне колодца, прижав ладони к пылающим, мокрым щекам…

На двух тросах ее вытянули наверх, и знакомый голос произнес:

— Помедленнее, Лиза, помедленнее, не открывай сразу глаза, ослепнешь.

В полутемной комнате с зашторенными окнами она окончательно проморгалась. Увидела восхищение в глазах Евдокимова, и улыбающееся, заплаканное Анечкино личико, и укоризненный прищур доктора Крайкова; возвращение было приятным, но она боялась расплескать новое знание, почерпнутое на дне колодца, может быть, роковое, спасительное. Анечка не выдержала, с визгом кинулась ее обнимать.

— Петрова! — одернул Евдокимов. — Пошла вон отсюда! Тебя кто сюда пустил?

Анечка дерзко рассмеялась ему в лицо.

— Какой вы неумолимый, Егор Егорович. Прямо жуть!

— Со мной что-нибудь не так? — спросила Лиза.

— Все так, — ответил доктор, пристально в нее вглядываясь. — Вот это и удивительно.

— Не ожидал, — проворчал Евдокимов. — Честное слово, не ожидал. Кто бы мог подумать. Восемнадцать дней.

— Да, — кивнул доктор. — Против обычных пяти-шести. Тебе что, Королькова, понравилось в яме сидеть?

— Да я вроде наверх не просилась.

— И сколько ты могла продержаться?

— Год, два, сколько надо, — скромно ответила Лиза. — В яме хорошо. Никто тебя не шпыняет, никто не грубит.

Евдокимов махнул рукой и пошел к двери. Дескать, разбирайтесь теперь без меня. Лиза еще не знала, что установила школьный рекорд выживания. И еще не видела в зеркале снежную прядь, опустившуюся на лоб. Но чувствовала, что отношение Евдокимова переменилось в лучшую сторону.

С этого дня она перешла на привилегированное положение и без всяких приказов стала вровень с офицерским составом школы.

Лихоманов-Литовцев дозвонился до «Лензолота» и условился о встрече с некоей Леонидовой Нинель Григорьевной, директором по внешним связям богатейшего концерна. Об этом его попросил Гурко. Олег специально оговорил с генералом, что если займется расследованием (по контракту), то привлечет Сергея. У генерала просьба не вызвала энтузиазма, но отказывать не было причин. Он лишь поставил условие, что майор примет участие в деле конспиративно, не засвечиваясь в качестве агента. Гурко не возражал, майор тем более.

Они опять с Олегом в одной упряжке — вот главное.

Фирма "Русский транзит", куда он три года назад с наскока внедрился и вскоре подмял ее под себя, процветала без всяких усилий с его стороны, фактически там верховодила Тамара Юрьевна. Под ее неутомимым приглядом валютный ручеек исправно перетекал в казну, большей частью оседая на счетах Конторы, и это вполне устраивало всех посвященных. О такой надежной крыше можно было только мечтать. Тамара Юрьевна иногда, правда, взбрыкивала, бывало и резко, в зависимости от принятого на грудь, с презрительным пылом заявляла, что не по ее натуре плясать под дудку всякой гебешной сволочи, на что Сергей Петрович приводил всегда один и тот же, но весомый аргумент:

— Хочешь, чтобы нас отправили вслед за Погребельским, Томочка?

Нет, этого она не хотела. Она была еще полна жизни: пятьдесят четыре года не возраст для женщины, умеющей за собой следить, еще надеялась вволю попить водочки с хлебушком и надышаться земной красотой, но ей нравилось поддразнивать любимого волчару, дергать его за усы, это придавало их нечастым любовным праздникам неповторимый привкус.

Под вечер Сергей Петрович приехал в офис «Лензолота», расположенный на Беговой. Тут все было оборудовано по высшему разряду: старинный особняк, охрана у входа, супервидеосигнализация и турецкие мягкие ковры на лестницах. Здесь обосновалось жулье покруче, чем в "Русском транзите". Кабинет Леонидовой будто сошел с рекламы «Интердизайна». Черно-белые с золотой искрой тона, хрустящая даже на взгляд кожаная обивка стен, кремово-маслянистое свечение люстр…

Нинель Григорьевна представляла собой классический тип новой русской деловой женщины, выбившейся благодаря природной сметке, наглости и недурной внешности в большие госпожи, но постоянно опасающейся, как бы кто-то не ухватил ее внезапно за хвост.

Несмотря на свалившееся невесть откуда богатство, на каждой из этих дам лежит отпечаток некоей обреченности, да еще какого-то унылого комизма, как на фигуре перворазрядника, рванувшего вес, намного превышающий его возможности. Всем им было уже за тридцать, путь назад на панель отрезан, воровать самостоятельно толком не научились, и, в сущности, каждая из них, независимо от положения (бизнес, политика), лелеяла надежду притулиться к какому-нибудь надежному мужчине, чтобы укрыл под полой от житейских бурь. Навык к притулению у них у всех тоже родовой, ибо большинство вылупились из низового партийного звена, если не считать тех мадам, которые соскочили в демократию прямо с тюремных нар. Сергей Петрович к этому сорту женщин, занявших по Москве круговую оборону, относился сложно, брезговал ими, но сердцем жалел, потому что понимал: в страшный день Суда, за них некому будет заступиться.

• Предыдущая
• 27/78
• Следующая