Выбор (СИ) - Хайд Адель - Страница 31

Цициани писал, что он запросил у своего руководства поддержки, ему нужны дополнительные штыки. Просил Виленского помочь преодолеть бюрократические препоны.

Через пять минут после получения писем барон Виленский созвал экстренное заседание Государственного совета, сам же пошёл к императору.

У императора уже был Шувалов и жали они графа Паскевича Ивана Фёдоровича, разжалованного из главнокомандующих, но так и не передавшего свои полномочия и князя Горчакова Алексея Ивановича, нынешнего военного министра.

— Сергей, а мы за тобой только послали, — удивился император

— А он, наверное, тоже письма получил, — глухо проворчал Шувалов, явно недовольный тем, что информация стекается не только к нему.

Император, увидев, что Виленский крайне напряжён попытался пошутить:

— Снова супруга твоя бывшая в центре конфликта, да ещё и в регионе, где всегда было достаточно одной только искры.

Но Виленскому явно было не до шуток, зато он ухватился за прозвучавшее от императора:

— Ваше Величество, Алекс, я хочу сам возглавить посольство в Ширванское ханство

Император явно не ожидал, что Виленский вот так вот сразу заявит о том, что у всех крутилось на языке. Все понимали, что надо договариваться. Надо дать время флоту и армии дойти до границ Ширванского ханства, но пока там всего пять тысяч штыков, нельзя начинать военные действия.

И Виленский подходил для роли посла как никто. Во-первых, он был гражданский, во-вторых, не имел ничего общего с престолонаследием, в-третьих, великолепно знал язык и культуру и был лично заинтересован,, а с точки зрения ширванцев, это можно было использовать.

На этот раз отказать Виленскому император не мог. Он понимал, что барон больше не станет ждать, что он готов пренебречь и службой, и дружбой.

Император не стал больше испытывать на прочность преданность Виленского и, скрепя сердце дал своё разрешение на то, чтобы он возглавил посольство.

Как раз подтянулись военные министры и началось обсуждение вопросов, касающихся военных действий.

К концу совещания вызвали посла Ханидана.

Домой Виленский добрался только под утро. Он снова не успел доехать до сына. Сел и, несмотря на то, что до отъезда оставалось всего пара часов, написал ему письмо, где без подробностей рассказал, что поедет в Горное княжество, что надо помочь маме, и обязательно скоро они вернутся вместе.

Вызвал законника с забавным именем Поликарп, который ему достался от Ирэн. Вот что ему нравилось в этом парне, он всегда понимал, когда есть срочность и никогда не задавал лишних вопросов. Умеет же Ирэн находить таких людей.

Законнику было поручено составить завещание, потому что последнее посольство, которое было в Ширванском ханстве, вернулось на родину по частям. Мустафа-хан, а вернее его брат Ибрагим-бек, отрезал голову послу и отправил посольство обратно. Так что барон Виленский был готов ко всему.

Уже сидя в карете, увозящей его из столицы, он уснул, и снилось барону, что они едут в открытой коляске вместе с Ирэн и детьми, а детей почему не двое, а трое и третьего совсем маленького Ирэн держит на руках.

Баку. Столица Ширванского ханства

Сначала в комнату занесли ковёр, его раскатали и положили сверху уже лежащего на полу ковра, потом на нём начали расставлять блюда.

Ирэн, одетая как шинварка, в шаровары, лёгкое платье с большими разрезами по бокам и накинутом сверху шёлковом «кардигане», так и сидела на подоконнике возле окна и спокойно наблюдала за происходящим действием, гадала, кто появится, Равшана-ханум или другое действующее лицо?

Спустя какое-то время всё-таки вошла Равшана. Один поворот головы и служанки выскочили наружу.

На лице у Равшаны всё ещё был шёлковый платок. Ирэн подумала, что есть какая-то причина, раз даже в гареме женщина не снимает его с лица.

— Поешь, — коротко сказала Равшана-ханум, и первая устроилась на ковре, усевшись на колени.

Ирэн вспомнила, что у восточных народов разделить пищу означало многое, в том числе то, что ты не замышляешь ничего дурного и не являешься врагом хозяину дома.

Поэтому долго не стала раздумывать и, усевшись напротив, сразу взяла кусок ещё тёплой лепёшки и надкусила.

Равшана-ханум облегчённо выдохнула. Она не хотела «войны» с этой женщиной, она пришла договариваться.

— Расскажи о себе, — миролюбиво попросила Равшана-ханум после того, как был утолён голод.

Ирэн не стала отмалчиваться и рассказала, что живёт с отцом и детьми, что любит придумывать всякие интересные и полезные вещи, что привыкла сама выбирать свою жизнь и для неё оказаться в гареме совершеннейшая неожиданность и в её менталитете это не является счастьем.

Равшана, прищурившись, спросила:

— А ты и вправду дружишь с императрицей?

Ирэн не поняла вначале к чему такой вопрос, вдруг он для того, чтобы выяснить её значимость для империи и ответила уклончиво:

— Я была представлена императрице, но дружбой это вряд ли можно назвать

И вдруг Ирэн стало понятно, почему Равшана-ханум так интересовалась этой темой, потому что следующий вопрос был абсолютно женским:

— Это правда, что благодаря тебе ваша императрица теперь не выбирает какой половиной лица повернуться к мужу?

Ирэн внимательно посмотрела на Равшану-ханум, будто бы пытаясь разглядеть, что та прячет под шёлковым платком, и сказала:

— Для женской красоты нет предела, а я знаю, как можно исправить некоторые маленькие несовершенства.

Вдруг Равшана-ханум отстегнула платок и спросила:

— И даже такие несовершенства?

Ирэн взглянула в открывшееся лицо. У Равшаны-ханум была белая кожа, и на ней на щеках с двух сторон лица словно бакенбарды лицо обрамляли пигментные пятна.

Ирэн спросила:

— Равшана-ханум, когда у вас появились эти пятна?

— Эти пятна стали заметны уже после смерти отца Мустафы-хана, — ответила женщина, и с горечью в голосе добавила, —но появились они тогда, когда я носила его ребёнка

Ирэн молчала, не стала спрашивать про ребёнка, судя по горечи в голосе Равшаны-ханум, либо она не доносила беременность, либо с ребёнком что-то случилось

Названная мать Мустафы-хана сама ответила на невысказанный вопрос:

— У меня родился сын, и я как мать приняла первого сына мужа в названные сыновья, моему сыну было три года, когда его отец скончался от раны, которую он получил на охоте, а через два года мой сын ушёл вслед за отцом.

Женщина закрыла глаза, как будто бы пытаясь сдержать слёзы, но когда она их открыла, то глаза её были сухие, но в них горела… ненависть?

— Мой сын просто однажды заснул и не проснулся. Все убеждали меня, что такое бывает, но я явственно ощутила запах одной очень интересной травы в его комнате. Но никто мне не поверил.

Равшана-ханум гордо подняла голову и Ирэн показалось, что она собиралась сказать что-то совсем другое, но сказала женщина только о том, что ей удалось сохранить хорошие отношения с Мустафой-ханом, и он доверил ей свой гарем.

Помолчала немного, потом спросила, явно пересиливая себя:

— Можешь сделать так, чтобы это, — и она, поморщившись обвела рукой вокруг лица, — исчезло.

Ирэн понимала, что Равшана-ханум не привыкла просить, но и Ирэн здесь не в роли рабыни, поэтому сама не стала предлагать, хотя по старой привычке всем помогать, с языка чуть не слетели слова о помощи.

Сухо ответила:

— Помочь могу, но мне нужна будет лаборатория и компоненты для средства.

После чего строго взглянула на «руководительницу гарема» и добавила:

— А от вас, Равшана-ханум, нужно будет выполнять нехитрые правила

Равшана-ханум молчала, было заметно, что в ней борются какие-то разные чувства, возможно, что у неё не было полномочий на то, что просила Ирэн, или наоборот полномочия были, но не было веры.

Желание избавится от пигментных пятен победило и Равшана-ханум, легко понявшись с колен, чего не получилось у Ирэн, потому что с непривычки ноги затекли и пришлось сначала некрасиво вставать на коленки, сказала: