"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 21

— Сейчас. Разберемся со студентом, — скроив презрительную мину, ответил один из парней и начал расстегивать полушубок. Зимич не надеялся на честный поединок, но второй противник стоял неподвижно.

— Эй, петухи! — крикнула с телеги женщина. — Нашли время!

Поединок так поединок. Зимич негнущимися от холода пальцами потянулся к поясу: полушубок его, конечно, был легким и удобным, но без него драться сподручней. Он не чувствовал никакой несправедливости в происходящем: когда летом студенты задирали охотников, те тоже были не в самом лучшем положении.

Оба полушубка полетели на снег, охотник молча указал пальцем на нож у пояса и вопросительно глянул на Зимича. Зимич покачал головой: он не любил смертельных поединков. Противник пожал плечами и кинул нож на дорогу. Зимич последовал его примеру и перешагнул с ноги на ногу.

— Жарко! — сзади к парню подошел взрослый охотник и положил руку ему на плечо. — Одевайся. В другой раз со студентом разберешься.

— Это еще почему? — окрысился тот.

— Ты что, не видишь? Он на ногах еле стоит.

— А я? Когда я летом на ногах еле стоял?

— Тебя и летом никто не неволил с ними связываться. Одевайся, — охотник хлопнул парня по плечу так, что тот пошатнулся.

В отличие от городских, охотники всегда слушались старших. Жарко недовольно поморщился, но полушубок с дороги подобрал и прошипел сквозь зубы:

— Мы с тобой еще встретимся… Студент…

Лучше бы они подрались, потому что Зимич чувствовал себя оплеванным: ему вовсе не хотелось презрительной жалости охотников. Он смотрел вслед удалявшимся телегам и застегивал полушубок — на душе было гадко.

До постоялого двора оставалось не меньше лиги, когда стало темнеть. И если поблизости от Хстова дорога шла мимо обширных полей, то теперь ее с обеих сторон окружал лес. Зимич уже едва ступал на ноги, и желание быть мужчиной, который может преодолеть любые трудности, померкло. Он хотел есть и спать. И предложение хозяина постоялого двора уже не казалось ему столь разорительным: надо было поменять хотя бы сапоги.

А за поворотом дороги, в сумерках, его встретили трое разбойников, которые сделали ему еще менее выгодное предложение: обменять жизнь на кошелек. А также на сапоги, шапку и полушубок. Такого поворота Зимич никак не ждал, но, конечно, делиться так просто не собирался.

Однако чего стоит один нож против трех? Разбойники не стали его убивать, спасибо и на этом, но накостыляли, конечно, здорово: Зимич долго не мог пошевелиться после того, как пришел в себя.

Сапоги ему оставили: пожалели бросить на морозе босиком? А вместо полушубка кинули какую-то дерюжку — похоже, старый распоротый мешок.

После этого любой на месте Зимича повернул бы обратно в Хстов, но столь позорное возвращение тогда казалось ему страшнее смерти от голода и холода, и он, накинув на плечи колючую мешковину, двинулся вперед. Ему повезло: до постоялого двора его подвез мужик на санях с целым ворохом сена, иначе бы Зимич туда не дошел.

Это был большой и шумный постоялый двор, с почтовой станцией, где можно было поменять лошадей, с хорошими комнатами для тех, у кого водились деньги, и теплым трактиром с комнатами подешевле. Во дворе горели костры — там ночевали те, у кого совсем не было денег.

Хозяин трактира вначале не хотел пустить Зимича — вид его не внушал доверия, — но потом согласился взять за ужин и ночлег кожаный пояс, расшитый речным жемчугом. Собственно, это была единственная ценная вещь, которую разбойники не забрали себе. Наверное, проглядели. Хозяин даже милостиво усадил Зимича поближе к очагу и дал веревку, чтобы подпоясать рубаху.

В трактире сидели охотники: и те, которых Зимич встретил по дороге, и не только, — видно, из другой деревни. Его появление не осталось незамеченным, и два молодых парня — Гойко и Жарко — подозрительно посматривали в его сторону. Но не узнали: с дерюжкой на плечах, с разбитым лицом, в окровавленной рубахе Зимич очень мало походил на студента.

От еды и тепла закружилась голова, заныли синяки и ссадины, и меньше всего Зимич хотел связываться с охотниками — разбойников ему вполне хватило. Однако Жарко прошел мимо дважды, как будто ненарочно задевая скамейку, на которой Зимич сидел. Случись такое в городе, в кабаке, в присутствии товарищей, Зимич счел бы это поводом для драки. По меньшей мере молчать он бы не стал. Жарко остался недоволен, и, проходя мимо Зимича в третий раз, не только споткнулся о скамейку, но и проворчал:

— Расселся тут, прохода нет…

Зимич, закипая, промолчал и на этот раз, коротко глянул на охотника и отвернулся, уставившись в кружку с пивом. И на обратном пути тот уже от души пнул скамейку ногой, так что пиво пролилось в тарелку с мясом. Спустить такое было бы полной потерей всякого чувства собственного достоинства, и Зимич поднялся, отшвыривая дерюжку в сторону.

Только-только утихшая боль в сбитых ногах двумя острыми иглами прошила тело от пяток до макушки, добавляя злости, и он с разворота надел глиняную кружку на голову задире-охотнику. Кружка разлетелась вдребезги; к пиву, стекавшему по растерянному лицу Жарко, тут же примешались струйки крови. Тот не ожидал такого начала поединка и отступил на шаг, выговаривая:

— Ба, студент…

Дрались остервенело и без правил, пока трактирщик не потребовал их разнять. Лесные люди постарше скрутили обоих и выбросили на мороз, предложив охладиться, но молодые охотники высыпали из трактира поглазеть на продолжение — во дворе было светло от костров, да и места побольше.

Не было ничего удивительного в том, что продержался Зимич недолго: не смог подняться после хорошего удара в подбородок. Охотники оттрубили победу, поздравили Жарко и с гомоном отправились обратно в трактир, а Зимич так и не мог оторвать голову от утоптанного снега: тело не слушалось. Прошло несколько минут, но легче не стало, и Зимич оставил попытки подняться — слишком они были мучительными. Да и возвращение в трактир показалось ему чересчур бесславным: оставалось только добраться до ближайшего костра — авось не прогонят… Он не ощущал холода и не хотел думать о том, что вскоре попросту замерзнет.

О нем вспомнили — правда, не сразу. Двое охотников вышли во двор, подхватили Зимича под мышки и втащили в тепло. Над ним столпились лесные люди, кто-то опустил лампу к его лицу и сказал:

— Не, живой.

— А ну-ка посвети еще! — раздался сверху молодой и смутно знакомый голос.

— Чего светить-то, Митко? Оттащим на постель, глядишь, до завтра отлежится.

— Погоди! Это же… мой брат…

Сказано это было робко и неуверенно, но охотники вокруг почему-то разразились хохотом. И новость мгновенно разлетелась по всему трактиру:

— «Брат» Митко! — смеялись они.

— Тот самый «брат»! — с хохотом повторяли дальше.

Зимич не мог понять, почему они смеются. Он давно забыл о своем «названом брате», даже имени его не помнил. Но тут к нему протолкнулся один из старших охотников — высокий и чернобородый:

— Брат, говоришь? Дай-ка я взгляну на этого «брата»…

Это потом Зимичу рассказали, что Митко, явившись в купеческую слободку с мешком провизии, был поднят охотниками на смех: взрослые быстро объяснили мальчишке, что студент его обманул, обвел вокруг пальца. И до самой осени потешались над парнем: «Смотри, Митко! Студент идет! Это, часом, не твой брат?»

— А ты молодец, Митко, — сказал чернобородый и обвел взглядом всех вокруг: — И перестаньте ржать, как лошади.

— Чем это он вдруг молодец? — спросил кто-то из молодых охотников с вызовом.

— Тем, что смеха вашего не испугался. За добро добром платить нужно.

Зимича отвели наверх и передали женщинам — те ухаживали за ним словно родные сестры. Сапоги с него снять не смогли, пришлось резать голенища. Так и случилось, что на следующий день он отправился в путь на телеге охотников — в добротном медвежьем полушубке, ушанке и мягких, теплых валенках поверх чистых повязок.

И еще по дороге — чтобы не скучно было ехать — начал рассказывать охотникам сказки.