Нет звёзд за терниями (СИ) - Бонс Олли - Страница 10

— А что это мы от тебя прежде такого не слыхали, а, Стефан? — выкрикнула одна из женщин, упирая руки в бока.

— Что да что, вот пристали! — с досадой вскричал старик. — Нашли мы с Ником помирающего, да, а у него цвяток вот такой под стеклом. Тот, что помер, рассказать-то мало успел, а цвяток его Ник в Раздолье повёз, а вовсе не в брошенный город за деталями поехал. Радость хотели вам устроить, поглядеть на рожи ваши, как Ник вернётся с товарами всякими. Ну, а я караулил, вдруг повезёт ещё помирающего найти. Это ж выгода какая, топливо отобьётся с лихвой. Дак живого нашёл даже, вот.

Люди примолкли, но вскоре загалдели снова.

— Нешто вправду есть другой мир? А где ж он, отчего мы прежде не слыхали?

— А как оно, в другом мире-то?

— Это там, где сама Хранительница живёт?

Гундольфа обступили, завертели. Кто тянул за рубаху, кто разглядывал сумку. Один мужик, присев, ощупывал ботинки, щёлкал по подошве с задумчивым видом. Путник даже растерялся от такого внимания.

Здесь его опять спросили о Мильвусе. Он попросил пояснить, о каких таких легендах все толкуют, и услыхал занятную историю.

— Вот не знаю, как там в ваших землях устроено, — сказал старый Стефан, — а наши сама Хранительница сотворила.

— Эт баба с крыльями, — пояснил кто-то из толпы. На него шикнули.

— В Хранительницу и мы верим, — кивнул Гундольф. — Долго, правда, она была под запретом. Господин Ульфгар шибко не любил всё, что с крыльями.

— Ить не свезло вам, — хмыкнул старик. — У нас-то правителями были дети самой Хранительницы. Ты вот, может, не поверишь, а когда я был мал, земли ещё не в таком запустеньи находилися.

— И правил тогда Пресветлый Мильвус, — встрял в беседу низкорослый мужичонка, наставительно поднимая палец.

— Ты вот помолчал бы, — недовольно сказал ему Стефан. — В те поры тебя на свете не было, а я вот уж был, так и не мешай говорить.

Тут уже Гундольф начал кое-что понимать, а дальнейшие слова подтвердили его догадку.

— Правители здесь раньше непростые были, с крылами. И силу такую имели — земля зеленела от края до края. Дети Хранительницы, как-никак. Да беда случилася, али само небо прогневалося, али что, ток померли они все. Мор какой-то, что ли, средь них прошёл. Один всего остался, да сил у него недоставало, бескрылым родился. И земли наши всё чахнуть начали, не справлялся он, бедолага. И в поры, как я дитём ещё был несмышлёным, ушёл наш Пресветлый Мильвус искать Хранительницу, чтобы попросить о помощи. Говорят, однажды он её отыщет, вернётся, и земли наши вновь зазеленеют, и воды станет вдосталь. А пока мы верим и ждём.

— Ну, не все в эти байки верят, — сурово сказал другой старик, седой и косматый. — Пустая надежда. Сколько уж годов...

Гундольф стоял, не зная, вмешиваться ли в спор. Уж он-то мог бы рассказать о том, как жил их Пресветлый Мильвус в Лёгких землях. И о том, что он вернулся домой и уж года три как лежит у здешней Вершины, укрытый каменным одеялом, и растёт на его могиле серебряная лоза.

— Эй, люди, а ведь ежели Ник в Раздолье направился, разве не время ему вернуться? — прозвучал тревожный женский голос, перекрывая галдёж. — Ежели он не брошенные города объезжает-то. До Раздолья не боле дня пути, если не пешим, да день назад, куда ж он запропал?

Ох и гвалт сразу поднялся. О Мильвусе позабыли, да оно и понятно. Одно дело старые россказни, другое — живой да близкий человек.

Напустились на старика, принялись винить, что хранил такие вещи в тайне. Осудили за то, что они с Ником приняли решение, не посовещавшись с остальными. Припомнили, сколько опасностей поджидает путника, да ещё если он с товарами. Да и как Ник пояснит в Раздолье, откуда у него этот цветок? Обвинят ведь небось, украл.

Гундольф ощутил, что голова идёт кругом. Развернулся, пытаясь выбраться из толпы, и встретился взглядом с парнишкой в лодке. Те двое, которых он заприметил раньше, как раз подплывали к берегу.

Парнишка, светловолосый и кудрявый, глядел так отчаянно, будто ждал кого-то другого, и жгучее разочарование отразилось на его лице. Скривился даже, будто вот-вот заплачет. Может, он родич того Ника, о котором говорят, что долго не возвращается?

Впрочем, это не так интересовало Гундольфа, чтобы ломать голову. Он уже с десяток раз пожалел, что условился с Мартой на две недели — что ему делать-то здесь две недели? Сейчас больше всего хотелось прилечь, а ещё — чтобы срок поскорей истёк, и можно было с чистой совестью вернуться домой.

Чужак пробыл у них только три дня, а Флоренц уже хотел, чтобы он остался насовсем. Вот уж чьи рассказы можно было слушать целыми днями, и вовек не надоест!

Поселенцы-то что? Хорошие они, конечно, да скучные. Попроси их занятную историю поведать, расскажут, как у Хильды с верёвки портки улетели в море, а Ник на лодке их догонял. Или вот старый Стефан сделал первую жабу, влез, а она возьми да и развались. Да ещё Эмма однажды рыбу поймала мало не в человеческий рост, а Мартин с причала в воду свалился, оступившись. А больше, пожалуй, и вспомнить-то нечего, день на день тут похож.

Зато Гундольф не таков. Ох, как начинал он вспоминать о своей работе в страже, так Флоренц и дыхание задерживал, чтобы ни словечка не пропустить. Даже сны теперь начали видеться новые — не про Эриха и дом с балконом, а про чужой город, где в тёмных закоулках можно и на нож нарваться. И он, Флоренц, конечно же, выслеживал злодеев и ловил. Ни один от него не ушёл.

И форму ему выдали красивую, с блестящими пуговицами. Стоило девчонкам поглядеть на эти пуговицы, как они влюблялись, а воры да убийцы от страха тряслись.

Впрочем, девчонок вообразить было сложно — в приморском поселении и самые младшие из женщин годились Флоренцу в матери. Зато бандитов он представлял с лёгкостью.

Вот только старики, если оказывались рядом, всё портили. Аж выть от досады хотелось. Всё расспрашивали про Мильвуса Пресветлого, никак не хотели соглашаться, что он не за помощью к Хранительнице ушёл, а просто сбежал туда, где легче живётся. Ладно ещё один раз про это послушать, но они прямо-таки не унимались.

А если про Лёгкие земли спрашивали, то тоже про скучное. Сколько там населения, много ли городов и деревушек. Какой работой занимаются жители, да охотно ли примут новых, выделят ли жильё. Сомневались, хватит ли еды на всех, и пытали, есть ли в Лёгких землях море, а в море рыба. А когда Гундольф в который раз им терпеливо растолковывал всё, качали головами, до конца не веря в доброту незнакомых людей. Не веря в живые города, где товаров и еды в избытке, в поля, где шепчутся высокие колосья, и в небо, не выцветшее, а голубое, откуда временами сама собой падает вода. В воду эту, правда, и Флоренц не очень-то верил.

Нет, куда лучше было, когда они с чужаком оставались вдвоём и никто не встревал с глупыми вопросами.

Гундольф похвалил мальчишку. Сказал, что следить за опреснителем — важная работа, от которой зависит жизнь всего поселения, её доверишь не всякому. Отчего Флоренцу прежде никто такого не говорил? Он теперь заглядывал в баки по двадцать раз на дню, подливал воды, ни разу о деле не забыл!

И как рыбачить, чужак ему показал. Оказалось, мальчишка слишком торопился, боясь, что рыба уйдёт, а именно потому она и срывалась. А уж когда Гундольф ему крючок наточил, дело и вовсе пошло как по маслу. Впервые за всю свою жизнь, чуть не лопаясь от гордости, Флоренц поставил на причале ведро с тёмными круглобокими рыбёшками, полнёхонькое! Греметь при этом старался погромче, чтобы все, кто рядом, заметили и оценили. Вот так-то, вот вам и нахлебничек, съели?

А главное, этому человеку можно было спокойно доверить все свои мечты. Мальчишка рассказал и про Эриха, и про город, и про прежнее желание туда уйти — и Гундольф не стал упрекать в неблагодарности. Не сказал он, мол, поселение тебя растило, пришло время отдать свой долг, помочь старикам. Всё он прекрасно понял и растолковал, что жизнь Флоренца лишь ему самому и принадлежит, ему и решать. Захочет — в город уйдёт на поиски брата, захочет — вернётся. Да к тому же есть теперь дорога в иной мир, старики могут перебраться туда, доживать беззаботно, и помощь мальчишки им не потребуется.