Последняя осень. Буря (СИ) - Весенняя Надежда - Страница 31

– И у меня, – встрял Марк, намотав лапшу на вилку. – Пока красил, чуть не грохнулся со стремянки. Хорошо, что удержался. Там на полу всякий хлам, если бы я упал, точно разбил бы голову.

Машу будто ударили под дых. Перед взором возникли ужасные картины: неестественно белый Марк распластался по бетону, из затылка потекла кровь, тихие стоны о помощи стихли в гуле разговоров. «Мы бы никогда не помирились. Я не смогла бы поговорить, обняться, обсудить с ним новый альбом или шутки. Никогда», – бесконечно повторялось в мыслях. Легкие горели. С губ тихо сорвалось:

– Ты в порядке?

Бортников отмахнулся. Маша пристально посмотрела на него. Уставшее, но здоровое лицо, растрепанные волосы, перепачканные руки, тусклая улыбка убедили, что он цел и невредим. «Жив», – заключила она, поправила локоны, будто смахнула тревогу. Инцидент с ним, как и гибель Волгина, подтверждали, насколько хрупкой и быстротечной была человеческая жизнь. Хотелось думать, что старуха с косой забирала лишь стариков и неизлечимо больных, но отец не был пожилым, Артем тоже нарушал это правило. В лучшей реальности молодые умирали лишь в абсурдных задачах по уголовному праву, в судебной практике, чересчур сухой для восприятия, в шоу, спекулирующих скорбью, в обезличенной статистике. Так было проще не задумываться о неизбежном и строить долгоиграющие планы. Однако окружающая действительность демонстрировала иное. Смерть наведывалась ко всем без разбору.

«Мы должны поговорить, простить друг друга, – решила Маша. – Сегодня, когда все рушится, мне нужен Марк, который поддерживает, выручает, слушает пацанский рэп и рассуждает о музыке, странно шутит, влипает в неприятности, но бывает очень искренним. Неважно, будем ли мы друзьями или просто приятелями, лучше помириться, чем враждовать».

Пока она обдумывала, что скажет Бортникову, студенты волновались о безопасности.

– Не покидайте комнаты ночью, – сказала Вика. – Если приспичит, ходите по двойкам-тройкам. Здесь, особенно внизу, очень темно, обязательно берите с собой телефоны или фонарики.

Маша нахмурилась: «Зачем Волгин бродил в потемках? Любой, спускаясь с лестницы, светил бы себе под ноги. Если Глеб не лунатил и не брал в поездку фонарик, обязательно взял бы смартфон, а уже потом пошел по корпусу. Но тогда телефон лежал бы рядом с телом. Видимо, кто-то действительно унес, а потом подкинул зацепку. Зачем? Ничего непонятно».

Чтобы избежать ненужного внимания, она оставила соображения при себе.

– Ты еще не доела? – удивилась Динара, когда холл почти опустел.

– Иди, я догоню, – ответила Маша.

Подруга прошептала, кивком указав на Марка:

– Поджидаешь его? Неужели ты поверила в сказки «Я все осознал. Дай шанс, обязательно исправлюсь»?

– Конечно нет.

Динара недовольно цокнула языком и добавила:

– Сомневаюсь. Выглядишь так, будто хочешь совершить нечто глупое.

– Иногда ты слишком заботливая, – хмыкнула Маша. – Даже не к месту.

– Следую принципу: «Обнаружила красный флаг – убереги от него ближнюю», – ответила Динара и, использовав все аргументы, удалилась.

Маша, собравшись с силами, пошла к Марку. Ноги не слушались, хотелось убежать, будто ей предстояло сражаться с чудовищем, а не предлагать перемирие. «Трусиха, – скривилась она, упрямо продолжив путь. – Всего-то скажу: “Привет, мы сильно поссорились, наговорили лишнего, повели себя как дети. Пора положить этому конец”».

Не успела она приблизиться, как парень поднялся.

– Марк, стой!

– Отстань, – буркнул тот. – Я не в настроении.

Заготовленные фразы испарились. Маша побежала и схватила Бортникова за рукав, выпалила:

– Погоди. Давай обсудим.

Марк вздрогнул, попытался освободиться.

– Зачем? – отмахнулся он, повернувшись к ней. – Снова будешь жаловаться и обвинять?

Зеленые глаза горели возмущением. Маша захотела пригладить взъерошенные пряди, прижаться к крепкой груди, сказать что-нибудь милое и забавное. Однако это было невозможно.

– Тебе не надоело? – в сердцах спросила она, пересилив желание прикоснуться к бледной щеке. – Жизнь слишком быстротечна, чтобы тратить ее на обиды. Ты или я можем умереть в любой момент. Зачем ссориться? Проще наладить отношения.

– Какие? – усмехнулся Марк. – Тебе стал нужен «зависимый идиот без целей и будущего»?

– Я погорячилась, – смущенно произнесла Маша. – Ты тоже нагрубил, обозвал меня тираншей.

– Разве это не правда? Ты постоянно болтала, что мне нужно перестать курить, поступить в колледж и универ, – сказал Марк и смягчился: – Маш, нельзя ничего не исправить. Мы разные.

По сердцу будто полоснули ножом.

– Как насчет простого общения? – хрипло проговорила та, стиснув ладони в кулаки. – Потом, если захотим, станем друзьями.

– Зачем? Чтобы ты пилила меня как подруга, а не как девушка?

– Нет! Я хочу…

– Мне все равно. Ясно?

– Вполне, – в ее голосе плескалась горечь. – Боже, зачем я распинаюсь? Ты же вечно все портишь.

Марк ругнулся и ушел. Маша отвернулась и, прикусив щеку, засеменила к спальне, распекая себя: «Помириться? Как я до этого додумалась? Мы не в детском саду, чтобы легко прощать обиды. Бортников жутко упрямый, просто невыносимый». Слова жгли изнутри, словно пропитались ядом.

В комнате была лишь Динара. Выслушав, она молча обняла Машу, произнесла сакральное: «Все мужики – козлы», – и отвлекла беседой. Из-за бесконечных потрясений накатила усталость. Приятный, не слишком звонкий голос убаюкивал, веки тяжелели.

Маша ощутила, как ее бережно, но настойчиво потрясли за плечи, распахнула глаза и прищурилась.

– Спишь? – улыбнулась Динара и, положив что-то в огромный чемодан, закрыла на кодовый замок.

Маша попыталась ответить, но прозвучало неразборчиво. Встав с кровати, она почувствовала себя зомби или путешественницей во времени, не знавшей, какой нынче год. Дойти до ванны, умыться холодной водой, поддержать разговор оказалось невероятно сложным. Наградой за старания стала постель, будто сделанная изо льда. Она, как кукла, прижала руки к телу, но лишь сильнее задрожала и, чтобы отвлечься, уставилась на вернувшихся соседок. Ангелина расплетала косички, Эмилия водила массажным роликом по лбу.

– Здесь нет замков. Как забаррикадируем дверь? – нахмурилась Ангелина, закатав рукава пижамы. – Может, позаимствуем один стул из зала?

Динара, отложив тюбик с кремом, удивилась:

– Зачем?

– Чтобы сюда никто не проник. Вдруг убийца решит перебить нас, пока мы спим?

– Геля, ты преувеличиваешь, – мягко проговорила Эмилия.

– Тед Банди однажды пробрался в женское общежитие, зарезал двух студенток. Что, если тут тоже разгуливает маньяк? – проговорила та и, оборвав возражения Маши, продолжила: – Ладно, даже если с Глебом расправился не серийник, убийца все равно опасен. Мало ли, он запаникует и устроит кровавую бойню, чтобы устранить свидетелей?

– Только если захочет гнить в тюрьме, – зевнула Динара. – Скорее всего, он или она затаится, чтобы смерть Волгина посчитали несчастным случаем.

– Но расследование, – пролепетала Ангелина.

Эмилия ласково переубедила напуганную девушку, и вскоре комната погрузилась в тишину. Маша, приподнявшись на локтях и повернув голову, уставилась в окно. Снег искрился под отблесками щербатой луны, укрывал лес сугробами, заметал дорогу к спасению. Сверху что-то тихо стучало, за стенкой кто-то кашлял. Лагерь засыпал, просыпалась буря.

* * *

Маша, скомкав одеяло, устроилась на подушке. Вмиг все стало неважным. Безмолвие ночи нарушил приказ. Дядя Витя, который частенько засиживался с папой на кухне, сейчас велел Маше лезть в гроб. Она, стоя на коленях, ежилась от зябкого ветра и отчаяния. Не было смысла бежать из чащи, куда ее везли, натянув на голову мешок. «Давай, в темпе», – прикрикнул Витя. Страх сковал тело, девушка, споткнувшись, покорно легла в узкий, грубо сколоченный ящик. Второй бугай равнодушно, почти механически накрыл гроб крышкой. Маша не успела привыкнуть к тесноте и странному чувству невесомости, как раздался жуткий грохот, а затем донесся голос Вити: «Прости меня». Стало трудно дышать. Снаружи будто посыпался град камней. Шум от лопат и падающих комьев земли оглушал. Маша кричала, взывала к совести человека, прежде считавшегося другом семьи. Неожиданно звуки стихли. Она без конца ударяла по нависающим доскам, ломая ногти и цепляя занозы, тщетно возилась, как пчела, запертая в спичечном коробке. В ногу вцепилось что-то холодное, по груди поползли черви. «Убийца», – голосом Артема прохрипел скелет, возникший из ниоткуда. Мертвец сжал ее горло.