Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 50

Сожительство с туземками без регистрации брака было широко распространено в Британской Малайе; в Британской Бирме и Уганде оно стало порицаться лишь с 1890-х годов. А после 1909 года (в полную и сознательную противоположность французской колониальной политике) межрасовые сексуальные отношения были полностью запрещены для англичан во всех регионах (кроме Карибского моря, Сейшельских островов и Маврикия [228]) под страхом увольнения со службы или перевода в другое место.

Развитие и укоренение империализма естественно вело к пропаганде расовой избранности и сплачиванию англичан на основе «крови и почвы». Не случайно после 1890 года британские мюзик-холлы практически перестали ставить мелодрамы о жизни чернокожих рабов, которые раньше массово играли для рабочих. С этого времени субъекты имперской культурной политики, ориентированной на социальные низы, «больше не настаивали на том, что целью британского правления является освобождение» [257].

Именно в Британской Северной Америке – в Ванкувере в 1892 году – впервые была зафиксирована расовая ненависть как мотив принятия законов, оскорбляющих и унижающих «небелых». Более того: именно там, в сфере британской власти возник лексикон расовой ненависти, затем ставший основой фашистского: «небелый» (осмысленный нацистами как «неариец») – «оскорбительное ругательство, означающее в лучшем случае “грязный переносчик заразы”» [169].

С 1909 года (тогда же, когда были формально запрещены межрасовые сексуальные отношения) английские учителя истории стали обязаны «обучать воспитанников в соответствии с этосом своей расы», – и уже в 1913 свойственное британцам чувство «легкого отвращения» при виде «цветного» массово считали слишком глубоким, чтобы его в принципе возможно было искоренить.

В том же самом году крайне популярная «История английского патриотизма» констатировала: «У любого приличного человека при одной мысли о браке [англичанки] с негром должна кипеть кровь… Столь модное нынче естественное равенство, принявшее форму космополитического братства, если бы могло стать реальностью, испортило бы великие расы и полностью погубило бы гений мира» [362].

В апогее Британской империи расистское презрение англичан к туземцам воспринималось как «источник имперского могущества», спасающего, в том числе, от «расового смешения», ведущего к постоянной дестабилизации (в качестве негативного примера обычно приводилась Латинская Америка). Затем, по мере ослабления империи, это презрение стало восприниматься и британцами, и их подражателями (в том числе немецкими фашистами) как фактор, сам по себе позволяющий возродить величие колониальной империи.

Таким образом, эволюция Британской империи и, соответственно, английского самосознания привела к преобладанию к периоду складывания взглядов Гитлера [230] представлений о существовании колоний исключительно для блага белой расы хозяев. В результате Гитлер и его подельники попросту не застали предшествующее, пусть и бесконечно слабое в практической политике моралистическое представление (которое, правда, они даже при желании просто не были бы в состоянии воспринять) о власти колонизаторов над туземцами как о «ниспосланной Богом возможности нести в мир доброе [нравственное] правление» [310].

Следует со всей определенностью подчеркнуть, что «Гитлер восхищался Англией именно как расист» [80].

Его экзальтированное восприятие британского расизма во многом усиливалось тем, что до нацистов расизм был свойственен немцам (как не колониальному по своей исторической культуре народу) неизмеримо слабее, чем англичанам. Так, в Германской Юго-Западной Африке официальные браки между немцами и неграми не были запрещены вплоть до 1905 года, и ещё в 1911 году её судебным чиновникам приходилось специальным циркуляром вменять в обязанность «больше проявлять расовое сознание» [136].

Уже в позднее кайзеровское время колониальный журнал с гневом констатировал «отсутствие расового инстинкта» у немецкой публики: гастролировавшие по Германии африканские музыканты из колоний вызывали такой интерес немок, что немецкие расисты, указывая им на британский образец, корили их тем, что они могут считать представителя иной расы, – «даже какого-нибудь бразильца», – интереснее земляка, а вот «англичанки, особенно из мещан», считают невыносимым позором, если их увидят с иностранцем [317].

Немецкие публицисты, на заре германских колониальных завоеваний требовавшие захвата колониальных пространств, вновь и вновь ссылались на пример Британской империи: там «браков между белыми англичанками и даже очень хорошими мужчинами другого цвета кожи до сих пор никогда не наблюдалось» [201]. «Колониальные пионеры» национал-социализма [80] неутомимо напоминали немецкому обществу: «Мы не хотим смешения, и это совпадает… с убеждением… всех британских колониальных политиков, мнением большей части британского народа» [253].

Вслед за англичанами Гитлер истово верил в то, что именно глубокое органическое, инстинктивное неприятие lesserbreeds (непереводимый английский термин, означающий «низкое в силу цвета своей кожи отродье») обеспечило расово чистой британской Северной Америке качественное превосходство над расово смешанной Латинской Америкой. («Расово чистый германец американского континента» будет его властелином, пока не «падет жертвой кровосмешения», – возглашал Гитлер в Mein Kampf, практически дословно воспроизводя в 1924 году выразившего квинтэссенцию британского колониализма [196] Дизраэли)

Английский расизм оказался поразительно устойчивым: ещё и в 1982 году сознание собственного расового превосходства считалось целесообразным для Англии и сулящим ей успех – при этом англичане в массе своей в принципе не демонстрировали способности задаваться вопросом об обоснованности этих своих притязаний [255]. В 1986-м Imperialism and Popular Culture констатировал, что «согласно достоверным источникам, население Британии в целом придерживалось и придерживается до сих пор расистских убеждений» [80]. А 25 августа 1994 года заголовок немецкой Stuttgarter Nachrichten, – возможно, что и с завистью – гласил: «В Англии расизм вездесущ».

Современные англичане (как и в целом европейцы) с искренней гордостью заявляют о полном и окончательном излечении от язвы расизма, приводя в пример целую плеяду своих нынешних политических руководителей – потомков колонизированных народов, включая премьера Соединенного Королевства пенджабца Риши Сунака и премьера Шотландии пакистанца Хамзу Юсафа. (При этом почему-то принято последовательно умалчивать о еврее Дизраэли, которому его происхождение нисколько не помешало стать политическим и, что представляется значительно более важным, идеологическим лидером британского не только империализма, но и расизма.)

Действительно, их выдвижение (пусть и без победы на выборах, пусть и для возложения на них ответственности за объективное ухудшение условий жизни основной массы жителей Соединенного Королевства и, в частности, Шотландии), даже будучи частью либерального проекта разрушения народов и государств (в том числе при помощи смены этноконфессиональной структуры стран Запада), производит убедительное впечатление освобождения от скверны расизма и колониализма как минимум политической элиты и значительной части общества.

Однако на деле это всего лишь проявление смены механизма внутренней стабилизации общества: расизм не преодолен, а всего лишь уступил место либерализму (см. параграф 9.3), который, в свою очередь, демонстрирует постоянную готовность привлечь в качестве инструмента решения своих локальных задач самый оголтелый нацизм (лишь одним, пусть и чувствительным для нас, проявлением такой готовности представляется создание и поддержка либералами феномена «жидобандеровцев» (по их самоназванию) на Украине и участие в русофобии огромного числа последовательно либеральных евреев, невероятно счастливых и преисполненных самого искреннего энтузиазма от того, что в этот раз подлежащими уничтожению «унтерменшами» западные хозяева назначили не их, а спасших их предков от фашизма русских[128]).