Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 5

Не стоит забывать, что перелом во внешнеполитическом положении Англии наступил только в 1588 году после гибели испанской «Непобедимой Армады»; однако и после этого, ещё и в 1601 году её военно-морской флот насчитывал всего лишь 35 кораблей и был не просто сравним, но и заметно слабее флотов двух других держав – Испании и Нидерландов, имевших по 40 кораблей каждая [102].

Значимость тогдашней торговли с Россией для Англии сейчас попросту невозможно представить (причём она и не сознавалась в России практически никогда, что служит ещё одной иллюстрацией категорической важности широкого кругозора для любой власти), так как в то время английская международная торговля как таковая была ещё совсем невелика по своим масштабам. В первой половине XVI века в Англии насчитывалось всего лишь 169 богатых купцов, а морская торговля с Востоком весьма жестко контролировалась португальцами (самые первые известия о богатстве Могольской империи и перспективности торговли с Индией принес в Англию купец Фитч только в 1580-е годы, – более чем через столетие после «хождения» Афанасия Никитина, а первое плавание в Индийский океан совершила экспедиция Ланкастера лишь в 1591–94 годах). Первая коронная колония – Вирджиния – была создана только в 1624 году (правда, после безуспешных в целом попыток колонизировать американское побережье основанной в 1606 году Вирджинской компанией).

Сравнительно мало известная Московская компания, созданная в 1551 году и вплоть до 1698 года обладавшая монополией на торговлю с Россией (а функционировавшая и вовсе до 1917 года), была не менее активна и эффективна, чем впоследствии знаменитая Ост-Индская (созданная значительно позже неё, 31 декабря 1600 года, передавшая свои административные функции и войска британской короне в 1858 году в результате восстания сипаев и формально ликвидированная в 1874 году, что позволило в 1876-м провозгласить королеву Викторию императрицей Индии).

Об успехах Московской компании свидетельствует восьмикратный (с 6 до 48 тыс. фунтов стерлингов) рост только основного капитала за всего лишь 11 лет, с 1553 по 1564 годы – и это ещё до получения англичанами монопольного права пользоваться Северным путем, «искать» железо и строить завод на Вычегде (1567 год), а также разрешения торговать в Нарве, Казани, Астрахани и осуществлять через Россию транзит в Персию (1569 год) [38].

Англичане впились в Россию с такой яростной силой (отражающей категорическую для них необходимость её эксплуатации), что отменить их исключительные привилегии удалось лишь Алексею Михайловичу в 1649 году – под давлением русского купечества и под формальным предлогом казни законного английского монарха Карла I.

Более поздние, без всякого преувеличения, выдающиеся достижения английской дипломатии – убийство Павла I, собравшегося вступить в стратегический союз с Наполеоном[13] и успевшего даже направить казачий корпус на завоевание Индии, равно как и активное участие в организации сначала Февральской революции (включая осуществленные под прямым руководством представителя английских спецслужб похищение, сопровождавшийся зверскими пытками допрос и убийство Распутина), а затем гражданской войны в России, а после Второй мировой войны – сохранение эффективного контроля за получающими формальную независимость колониями [93] – и многие другие – мы не будем подробно рассматривать в предлагаемой Вашему вниманию книге в силу их общеизвестности и достаточно тщательной изученности.

Однако яркие исторические факты не должны заслонять от нас предельно четкого понимания главного, ключевого конкурентного преимущества британской системы управления, которое, собственно, и обеспечило поразительную жизнестойкость и эффективность Англии.

Оно заключается отнюдь не в самом создании нового или кратковременном использовании существующего субъекта стратегического действия, – а в умении ставить его себе на службу надолго, а часто и навсегда: на всё время его последующего существования. Ведь создать субъект стратегического действия значительно проще, чем обеспечить его устойчивость, развитие и, главное, сохранить его на службе его создателей, не позволив ему начать со временем преследовать свои собственные частные цели, что обычно ведет к более или менее катастрофическим последствиям. Классический пример подобного негативного развития событий дает, как это ни прискорбно, история советских спецслужб.

Распространенные представления о спецслужбах позднего Советского Союза (помимо общеизвестных и широко популяризируемых КГБ и ГРУ, это как минимум ещё и партийная разведка, порой упоминаемая, но никогда не описываемая мемуаристами, и небольшие личные спецслужбы некоторых наиболее эффективных руководителей СССР прежде всего Сталина) как полностью находившихся под гражданским контролем и оттого утративших эффективность представляются результатом успешной попытки выдать желаемое за действительное.

Насколько можно судить в настоящее время, они являлись полноценным субъектом стратегического действия (а точнее, несколькими такими субъектами, соперничающими друг с другом), однако контроль за ними высшего политического руководства был утерян уже в ходе ожесточенной борьбы за власть после смерти Сталина (а если предположить, что Сталин, в соответствии с рядом убедительных мемуарных свидетельств, был убит Берией, – то и на завершающем этапе сталинского периода).

В более поздние времена ряд весьма хорошо информированных источников называл одной из существенных причин афганской войны борьбу высокопоставленных и влиятельных представителей ГРУ и КГБ за исключительно значимый с точки зрения тогдашней советской «теневой экономики» канал поставок контрабанды из Пакистана в Афганистан и далее в Среднюю Азию.

В 70-е годы XX века речь шла ещё не о наркотиках, а прежде всего о бытовой электронике, которая, однако, приносила сопоставимую в условиях тогдашней советской экономики доходность. Первоначально канал контрабанды был создан для обеспечения систематических поставок компьютерной техники в обход западных санкций (российские ученые-физики вспоминали о стремительном, за месяц после составления заявки получении большого числа необходимых им высокопроизводительных компьютеров «через Пакистан» – и это при тогдашней общей медлительности советской бюрократии!), однако, разумеется, весьма быстро стал использоваться и для систематического извлечения частной прибыли.

В непримиримом столкновении групп «Парчам» и «Хальк» в руководстве Афганистана активно участвовали советские спецслужбы: за приходом к власти в сентябре 1979 года премьера и Министра обороны Хафизуллы Амина («Хальк») стояли профессионально близкие к нему (и, как положено, прямо контролировавшие его) представители ГРУ, за Бабраком Кармалем («Парчам») – представители КГБ, которые и обеспечили свержение Амина.

Разумеется, в борьбе за контрабандный транзит участвовали не спецслужбы как целое, а лишь неформальные, хотя и крайне влиятельные структуры в составе их руководства. Поэтому ГРУ, представители которого контролировали Амина и обеспечивали его безопасность (а также, вполне возможно, обеспечили и вошедшее в историю «неожиданно ожесточенное сопротивление его охраны»), одновременно с его защитой играло, как ему и полагалось, главную роль в начатой ещё при его жизни подготовке ко вводу и в самом вводе советских войск в Афганистан.

Конечно, даже в случае реальности этой гипотезы борьба высокопоставленных представителей ГРУ и КГБ за каналы контрабанды явно была не главной причиной войны в Афганистане. Так, президент США Картер подписал директиву о финансировании антиправительственных сил в Афганистане ещё 3 июля 1979 года [194], прекрасно понимая при этом, что она делает неизбежной советское вмешательство. Его тогдашний советник по национальной безопасности Бжезинский 19 лет спустя констатировал в ставшем знаменитым интервью Le Nouvel Observateur: «Мы не толкали русских вмешиваться, но мы намеренно увеличили вероятность того, что они это сделают».