Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 22

Как отметил директор СВР С. Нарышкин, «ускоренное размывание понятия половой принадлежности и ценностей семьи и брака» ведется для того, «чтобы сделать из людей разобщенных, страдающих невротическими расстройствами индивидов с постоянным измененным состоянием сознания» [68; с. 155], что обеспечивает их высокую управляемость достаточно примитивными и оттого дешевыми методами.

Впрочем, это касается и формальной элиты: её представители выполняют роль всего лишь менеджеров (пусть и высокого уровня) глобального управляющего класса и его лидеров – инвестиционных «фондов фондов», – а менеджеры прежде всего должны быть хорошо управляемы сами.

Поэтому массовое разрушение человеческой личности, осуществляемое для обеспечения эффективного подчинения управляемых, в отношении непосредственно управляющих осуществляется для достижения той же самой цели.

Непосредственной причиной деградации и исторического поражения Британской империи (совместно «съеденной» в результате Второй мировой войны США и Советским Союзом) стала, скорее всего, деградация управляющего слоя из-за замыкания в себе и отрыва от общества (в 1919 году министерство по делам колоний перестало принимать на работу иначе, кроме как по рекомендации преподавателей частных школ и элитных университетов), но прежде всего – из-за последовательного и всеобъемлющего пренебрежения системы образования содержательными знаниями[58].

По мере усложнения технологий это создало перманентный, всеобщий и неустранимый конфликт между специалистами и управленцами [41, 42], весьма сильно напоминающий наблюдавшийся в позднем Советском Союзе, а также сделало систему управления неспособной выполнять свою важнейшую с 30-х годов XX века функцию – эффективно направлять технологический прогресс.

Безусловно, в Англии этот конфликт развился существенно в меньшей степени, чем на завершающем этапе существования СССР, и не привел к столь катастрофическим последствиям (так как Британскую империю на этапе её разрушения в рамках противостояния с Советским Союзом подстраховывали возвышающиеся, хотя в том числе и за её счет, США), – однако он, безусловно, также оказал своё разрушительное влияние на государство и общество.

О категорической важности комплексного рассмотрения всех составляющих технологической сферы и категорической же недопустимости значимого отставания системы управления от развития производственных (и в целом производительных)технологий предельно ярко и убедительно свидетельствует история «застоя» и в конечном итоге обусловленного им распада Советского Союза. Развитие производственных технологий (в первую очередь необходимых для поддержания обороноспособности) уже с конца 50-х годов XX века предъявляло к технологиям управления заведомо неприемлемые для тогдашней политической системы требования – обеспечения максимально возможной гибкости, массового делегирования полномочий, решительного сокращения числа уровней управления, повсеместного и последовательного стимулирования инициативы и самостоятельности.

Когда приспособление общественной системы управления к этим объективно обусловленным производственными технологиям и требованиям начало угрожать её принципиальным основам и непосредственным интересам, она закостенела и под действием инстинкта самосохранения начала не приспосабливаться сама к развитию технологий, но, напротив, приспосабливать их развитие к интересам своего сохранения с наименьшими изменениями. В результате система управления локализовала объективно подрывавшие её существование передовые технологии в ключевых для её выживания научной и оборонной сферах, оторванных от основной части общества (в случае «закрытых городов» – даже территориально, но в целом – в разраставшейся, – по мере роста потребности общества в свободе, системе академических и центральных научно-исследовательских институтов) и потому наименее опасных с точки зрения самосохранения этой системы.

(Весьма убедительной в своей яркости иллюстрацией этого представляется раскованный стиль поведения физиков 60-х годов и талантливой научной молодежи из разнообразных «наукоградов», действительно шокировавший в то время основную часть добропорядочных советских граждан. Совсем не случайно одна из самых знаменитых записей В. Высоцкого называется «Концерт в НИИ»: дело заключалось не только в наибольшей восприимчивости и, соответственно, благодарности относительно свободной аудитории, но и в том, что за пределами небольшой части действительно занимавшихся наукой научно-исследовательских институтов исполнение подобных песен было сопряжено в то время с качественно большими политическими и идеологическими трудностями.)

Эффективно действуя подобным образом, отсталые технологии управления довольно быстро остановили несовместимый с ними и потому угрожавший им технологический прогресс в остальных сферах жизни общества, в том числе практически прекратив «внедрение» (термин, уже на лексическом уровне подразумевавший преодоление сопротивления) научных разработок в гражданские отрасли.

Затем произошло постепенное стихийное торможение развития угрожавших отсталым технологиям управления современных производственных технологий и в ключевых для выживания управляющей системы сферах, связанных прежде всего с обороноспособностью. Это окончательно затормозило технологический прогресс в Советском Союзе в целом, привело к отторжению критически значимой частью советского общества носителей этого прогресса, необратимому и нарастающему отставанию СССР в ключевых направлениях мировой конкуренции (в первую очередь в организации финансовой деятельности, конструировании политических структур, в формировании массового сознания и в социальной инженерии в целом), а затем – и к его гибели, с учетом изложенного вполне закономерной.

Однако конфликт между относительно передовыми производственными технологиями и отсталыми технологиями управления отнюдь не прекратился с разрушением одной лишь системы государственного управления.

Так как после распада Советского Союза технологии управления обществом не только не были усовершенствованы, но и весьма существенно деградировали[59] (с созидания они массово переориентировались на разворовывание ранее созданного потенциала – как материального, так и социального; российское государство и возникло-то как инструмент частного, бесплатного и противозаконного присвоения «советского наследства», сопровождавшегося необратимым разрушением непропорционально большой части общественного богатства), непримиримый конфликт между ними и относительно передовыми производственными технологиями был отнюдь не изжит, а всего лишь перенесен на новый, качественно более низкий уровень.

Уже к 1995 году порожденная чрезмерно жесткой финансовой политикой либеральных реформаторов «экономика неплатежей» в гротескной и варваризированной форме не только возродила, но и драматически усугубила целый ряд ключевых элементов административно-командной системы управления: государственное распределение дефицитных ресурсов (правда, прежде всего финансовых, а не материальных); множественность разнородных и в основном не конвертируемых даже друг в друга платежных средств; чрезмерное влияние коррумпированного чиновничества при политическом бесправии и отсутствии сколь-нибудь приемлемой социальной перспективы подавляющего большинства населения [23].

Одновременная примитивизация технологий и интеллектуальная деградация общества показывают, что несоответствие между отставшей системой управления и «забежавшими вперед» производственными технологиями было решено не прогрессивным, но регрессивным способом: в интересах не передовой части технологического потенциала, но устаревшей системы управления (собственно, при сохранении принципиальных, ключевых элементов этой системы по-другому не может и быть: ведь политическая власть принадлежит им, и принципиальные решения принимают в конечном счете именно они!)