Падай, я ловлю (СИ) - Семакова Татьяна - Страница 1

Просыпаюсь от того, что мое тело приходит в движение. Резко открываю глаза, делаю глубокий судорожный вдох и в первые секунды искренне полагаю, что приснился сон. Один из тех, в которых падаешь с высоты на задержке дыхания. Собираюсь было посмеяться над собой, снять напряжение и развеять страх, но мешают мелькающие за окном огни.

Приподнимаюсь с заднего сиденья своего видавшего виды и сменившего с десяток владельцев автомобиля и тут же врезаюсь головой в дверцу, взвыв от боли.

– Какого хрена? – снимает вопрос с языка водитель. – Твою мать! – замечает меня, оборачиваясь на мгновение. – Ну, не повезло тебе, – заключает флегматично и разгоняется, хотя казалось, быстрее уже невозможно.

– Что Вы делаете?! – истерю и возмущаюсь, садясь и вцепляясь в подголовник водительского сиденья.

– Выживаю, – бубнит себе под нос.

– Моя машина тут каким боком?! – толкаю мужчину в плечо. – Немедленно остановитесь!

– Забудь, – обрубает сухо и дергает рулем, разворачиваясь из среднего ряда через две сплошные.

Визжу и зажмуриваюсь, пока он не выравнивает машину.

– Не ори! – рявкает грубо. – И притворись мертвой.

– Больной! – луплю его по плечу ладонью. – Остановись! Сейчас же!

– Закрой рот, – рычит и направляет на меня пистолет через плечо, держа руль одной правой.

Сантиметров десять от холодной стали до кончика моего носа, не больше. И вести ему так неудобно, а я что же, без понятия совсем? Устраиваюсь на заднем сиденье поудобнее, пристегиваюсь, бросаю взгляд на приклеенную кем-то икону на торпеде и для надежности хватаюсь за дверную ручку.

– Пригнись! – выкрикивает мужчина неожиданно.

Басом.

Почему у него такой низкий голос? И такие плечи широкие. Он едва на водительском месте помещается, огромный какой!

– Пригнись! – орет так громко, что голос срывается до хрипа.

Я дергаюсь, опомнившись, но ремень врезается в грудь и получается лишь незначительно податься вперед. Паническая атака настигает меня вместе с первым выстрелом. С ужасом смотрю на лобовое стекло, покрывшееся сеткой трещин вокруг сквозного отверстия, и понимаю, что перед глазами темнеет. Думаю, что от страха, боли на адреналине совершенно не испытываю. Как будто бы даже соображаю: подныриваю под ремень и скрючиваюсь до самых колен. И глохну.

Нет, что-то я все же слышу. Мат неизвестного мужчины, его попытки открыть ответный огонь, но точно громкость кто-то убавил. А потом вдруг гул в ушах появляется, будто на реактивном топливе моя машина работает, и за этим шумом связь с реальностью теряю, цепляясь руками за водительское сиденье.

А ведь брат предупреждал, что район неблагополучный. Отговаривал, совал под нос статистику преступлений, в основном с применением огнестрельного оружия, которую Бог знает где нарыл, но у меня была своя – знакомая из техникума, осваивающая вместе со мной «барное дело». Она-то меня и порекомендовала владельцу, и после короткого собеседования меня взяли. Две недели успела отработать, чаевые – не сравниться с теми, что оставляют богачи в центре, считающие, что если платят баснословные деньги за напитки, я лично должна им и стакан, и ботинки до блеска натереть. А тут и отношение человеческое, и контингент попроще, гораздо комфортнее. Учитывая, что у меня отец алкоголик со стажем и в одиночестве употреблять считает неприличным, я все равно что дома. Дебош вот только устроили сегодня, пришлось остаться и помочь уборщице с осколками и искореженной мебелью, совесть не позволила оставить ее одну разгребать бедлам, причиной которого отчасти являлась. Устала дико, за руль не рискнула садиться, прилегла подремать на заднее сиденье пару часиков, а теперь вот… почему слабость такая? Тихо совсем, уже даже мужик не орет, только ошалевший от перегрузок мотор ревет. Я разогнуться хочу, сесть нормально, но и того не выходит.

Машина сбавляет ход, но трясти начинает только сильнее. Не то дворы, где асфальт десятилетиями не меняли, не то проселочная дорога, черт знает куда он меня завез. И от того, что даже не знаю, где нахожусь, становится жутко. Страх пульсирует в висках, простреливая почему-то в правое плечо, тело покрывается холодным липким потом. Пытаюсь вытереть испарину со лба, но правая рука не слушается. Даже пальцы онемели, кончиков совершенно не чувствую. И ознобом пробирает, изнутри колотит.

– Повезло тебе, – сообщает водитель, останавливаясь. – Или нет, – недовольно цедит через пару секунд. – Да твою мать! Сказал же, пригнись!

С трудом поворачиваю голову и вижу свое окровавленное плечо, к которому тянется мужская лапища.

– Нет, – бормочу и дергаюсь, а следом из груди вырывается жалобный писк: вернулись ощущения и плечо пронзила острая боль.

– Расслабься. Тупые девки не в моем вкусе, – хамит и нагло поддевает пальцем мою футболку, задирая рукав.

Слова обидные, но по существу. Я так вымоталась в баре, что, приоткрыв окна, забыла вытащить ключи из замка зажигания. Чертовы электрические стеклоподъемники, установил же кто-то. Да и… была бы умной, осталась бы жить с братом и его женой, пошла бы в ВУЗ, а не в техникум, лишь бы побыстрее получить хоть какую-то специальность, начать работать, съехать и не обременять их своим присутствием. Была бы умной, не повелась бы на сладкие речи настоящего мудака. И проверила бы его паспорт, прежде чем ложиться с ним. Не оказалась бы в самой унизительной ситуации в своей жизни. Не сменила бы работу в центре с приличным окладом на сомнительный бар в еще более сомнительном районе и ожидание подачек в виде чаевых.

– Царапина, – выносит вердикт мужчина и опускает ладонь на больную руку. Ведет от плеча к локтю, будто пытаясь унять боль, успокоить, пожалеть. А потом и вовсе говорит то, чего я никак ожидать не могла: – Прости, – снимает с меня свою горячую крупную ладонь и выходит, не до конца прикрыв дверь.

Сижу скрюченная еще несколько минут, ожидая подвоха, но ничего не происходит. Потом соображать начинаю, пытаясь вспомнить, куда положила телефон, а заодно, кого помимо брата я могу поднять с постели в этот предрассветный час. И как-то грустно становится, потому как выходит, что никого. А у него жена медсестра в частной клинике, если в самом деле царапина, то и в больницу ехать не придется. Только вот… он меня до гробовой доски нотациями доведет, а потом и вовсе заставит к ним переехать и работу сменить, а мне ни того, ни другого не хочется. Иришка беременная, им совсем не до меня, а я столько баров обошла, прежде чем на этот решиться, что повторять свое паломничество точно не готова. Да и не работа виновата, а я сама, будет уроком на будущее.

Кое-как сажусь, обвожу мутным от слез взглядом салон. Нахожу сумку под своими ногами, достаю мобильный и звоню Кристине, своей сменщице.

– Кто помер? – бормочет сонно, но отвечает чуть ли не моментально.

– Меня подстрелили, – сообщаю коротко, а после ее протяжного крика «что-о-о?!» поясняю быстро: – Вроде только зацепило, плечо. Прости, мне больше не к кому с таким… не хочу в полицию, не хочу проблем, хочу просто не истечь кровью в своей машине с дырой от пули в лобовом. Как минимум.

– Не тараторь, – прерывает деловито. – Вести можешь?

– Могу, но не факт, что долго.

– Скинь точку, зажми рану и постарайся не отключиться, – дает инструкции, которые я в точности выполняю, но вместо ожидаемой подмоги через три минуты получаю еще больше проблем.

Слезы брызгают из глаз. Обида встает в горле тугим клубком. А я отчаянно пытаюсь ухватиться за запястья незнакомого мужчины, выволакивающего меня из машины за волосы.

– Где он?! – рявкают сверху, когда я оказываюсь на асфальте, расцарапав локти.

«Все-таки асфальт», – думаю мимоходом, закрывая лицо руками.

– Где?! – повторяет вопрос нервный.

– Руки убери, – слышу еще один голос, показавшийся смутно знакомым. Раздвигаю пальцы, смотрю на него через щель и узнаю одного из завсегдатаев своего нового места работы. – Убери, сказал! – орет и он.