Воинствующий мир (СИ) - Старый Денис - Страница 5

«Да, пора бы изобрести градусники. Они уже есть, однако, какие-то нескладные», — пролетели в голове мысли, выгоняя иные рассуждения, похожие даже на панические.

Не узнаю себя. Чего нынче больше из того, что заставляет волноваться: чувств к Кате или страха получить отказ, и тем самым попрать своё понимание чести и достоинства? И то и другое и что-то ещё…

— Батюшка, я должна дать ответ нынче же? — спросила Екатерина Андреевна Колыванова.

— Дочь, ты ничего не должна. Мы с господином Сперанским ещё не договорились, но твоё решение для меня важно, — сказал Вяземский, как по мне, так перекладывая ответственность на девушку.

— Я могу тебя очень ждать, долго-долго и верно-верно, и ночами могу не спать, год и два, и всю жизнь, наверное!.. — начал я читать стихи Эдуарда Асадова [Э. Асадов «Я могу тебя очень ждать». Полный текст стихотворения см. в приложении].

— Я согласна, — выслушав стихотворение, сказала Катя.

Не дожидаясь проявления моей по-идиотски счастливой улыбки на лице, Катя выбежала из кабинета отца.

— Лишь через полгода мы объявим о вашем предстоящем венчании. Я даю время дочери осознать глубину своего решения, а также вам, господин действительный тайный советник, доказать свою состоятельность. До тех пор мы не связаны ни коим образом обязательствами. Но я вам могу пообещать, что более в эти полгода искать себе зятя я не стану. Мне по нраву, что вы не стали спрашивать меня о приданном. Но смею вас заверить, что за Екатериной Андреевной останется немало моего имущества, — сказал Андрей Иванович Вяземский решительным тоном.

Мне оставалось только сдержанно поблагодарить генерал-губернатора и направиться прочь. Много эмоций меня обуревало, нужно было занять себя иными мыслями. Вот и решил уехать с приёма, чтобы лучше подготовиться к встрече с Кулибиным. А смущать своим присутствием Екатерину, как и смущаться самому, было не совсем правильно. Слова сказаны, предложение сделано и оно, с некоторыми оговорками, но принято.

И пусть говорят, что пятница тринадцатое — несчастливое сочетание. Весьма вероятно, что для меня эта дата, пятница тринадцатого февраля, окажется запоминающейся своими наилучшими эмоциями, с которыми со временем я должен разобраться.

Глава 2

14 февраля 1797 года

Иван Петрович Кулибин надолго выпал из реальности. А я всего лишь предоставил ему рисунок и чертёж парохода. Такого себе пароходика, который мог увидеть герой Марка Твена Том Сойер во время путешествия по реке Миссисипи. Спасибо моей зрительной памяти, а также советскому кинематографу. Меня можно было бы посчитать странным человеком, но я любил фильм «Волга-волга», ну, и как же забыть молодую Гузееву на борту парохода «Ласточка» в киноленте «Жестокий романс». В школе учился хорошо и, как выглядит паровая машина в разных её модификациях, знаю. И с принципом работы паровоза знаком. Какой это класс, седьмой или восьмой?

Прасковья, моя новая служанка, уже успела принести крепкий, как я люблю, чай. Ватрушки остыли, а Иван Петрович всё что-то бормотал и уже делал пометки на вытребованной им бумаге. Хоть картину пиши: гений в преддверии изобретения.

— Иван Петрович, используйте это, — сказал я, протягивая самопишущее перо Кулибину, когда на бумаге образовалась уже третья клякса.

— Да-да, благодарю, — не отрывая глаз с чертежей, сказал увлекающийся гений, выдернув при этом перо у меня из рук.

— Прасковья, передай Никифору, чтобы на кухне приготовили обед на двух персон, — сказал я, обращаясь к служанке. — Да мяса побольше, а то уже послезавтра пост начинается.

Прасковья быстро, насколько позволяли её немалые стати, упорхнула исполнять распоряжение. Вот никак не поворачивается у меня язык назвать её Парашей, как это делает Никифор. И Параской именовать не подходит, дама в летах уже и выглядит основательно.

Прасковья попала ко мне в дом из-за того, что с ней начал общаться Никифор. Женщина младше моего лакея лет на пятнадцать. Но разве ж это важно? Как же приятно иногда сделать маленькое, почти ничего не стоящее дело, но которое играет ключевую роль в судьбах людей! Сейчас Никифор словно помолодел и выполняет мои поручения с лихостью и даже озорством, как мне нравится, когда служба в радость. Да и Прасковья исполнительная и мотивированная на работу. Так что только эти двое заменяют мне пять-шесть слуг. Вот только нужно будет и мне организовывать приём, а для этого прислугу надо подобрать дополнительно.

— Я не знал, что такие махины могут быть, — неожиданно для меня, сказал Кулибин.

Я аж вздрогнул, чуть не разлил чай. А это, между прочим, не такой уж доступный напиток, как в том времени, из которого я прибыл. Здесь чай исключительно крупнолистовой и в брикетах. Стоимость измеряется не копейками, а рублями.

— Иван Петрович, паровой двигатель может иметь разные размеры и даже формы. И тот, что применяется на медеплавильных заводах, нам не подходит. Только принцип работы у всех одинаков, за счёт пара, — сказал я, отставляя чай.

— Принцип… Диковинное слово. Но, да не утруждайте себя разъяснением простого. С паровыми махинами я знаком. И даже когда измысливал свой Перпетум мобиле [вечный двигатель], сладил небольшой такой двигатель, — говорил Кулибин, одновременно что-то записывая на лист бумаги.

То, что Кулибин загорелся идеей «вечного двигателя», знали многие. Были те, кто смеялся с мужика, возомнившего себя творцом, иные с интересом ждали результата. Иван Петрович не был прожектёром в том понимании, когда работа осуществляется больше языком, чем руками. Даже самые фантастические проекты Кулибин умудрялся доводить до ума.

Собирая информацию из всех доступных источников, я узнал и о том, что над академиком из мужиков многие в Академии наук взъелись именно из-за того самого Перпетум мобиле. Кулибина задевали уже потому, что он осмелился думать о таком, как создать вечный двигатель. А вдруг получится? И куда это нужно будет сходить в эротическое путешествие всем академикам? Жаль, что в иной реальности Иван Петрович не создал этого двигателя уже потому, что это невозможно, ну, или не было возможным вплоть до моего попадания в конец XVIII века. А вот создать и довести до ума то, что в будущем станет обыденностью, он сможет. Мы сможем!

Для моей идеи парохода опыт Кулибина в создании парового двигателя очень пригодится. Вот она, та самая практическая наука, которая нужна России. Вот поражаюсь, как можно было не использовать гений Кулибина⁈ Почему в России в иной реальности не нашлось толкового дальновидного предпринимателя, чтобы заинтересовать Ивана Петровича работой в практической плоскости? Зачем нужно было годами держать Кулибина при фейерверках для увеселения? Впрочем, и этот опыт пригодится.

— Давайте, Михаил Михайлович, подумаем, кто нам нужен для того, кабы наладить работу, — несколько ошарашил меня Кулибин своим предложением.

Наверное, все гении с лёгкой придурью, порой и не с лёгкой. Вот только что Иван Петрович был одним занят, ещё вчера и знаться со мной не хотел, а нынче, не спросив у меня, преспокойно использует местоимение «мы». Но перечить подобному я не буду. Такой сумасшедший профессор во всех книгах и кинофильмах будущего, как правило, очень помогает главному герою. Буду считать, что я и есть тот самый герой, который нашёл своего сумасшедшего профессора.

— Иван Петрович, я думаю, что нам нужны оружейники. Те, кто отливают стволы для ружей или мортир, — включался я в работу.

— Да, вы, верно, правы, у таких мастеров есть опыт, который поможет в создании паровой махины и малых размеров. Мы же сперва сладим малый пароход, лодку? Я помогу с людьми. Есть, знаете ли, знакомства на тульских заводах. Впрочем, на Сестрорецком заводе я начинал исполнять заказ на перелёты моста через Неву. Сошёлся там с некоторыми мастерами, что и нынче работают. Не забывайте, Михаил Михайлович, что в Академии наук я всё ещё числюсь головным мастером по точным станкам. Есть и там молодые мастера, коих, если жалование положить, то переманить смогу. Нет у меня, знаете ли, больше желания в Академии наук служить, — закончил свой монолог Кулибин.