Воинствующий мир (СИ) - Старый Денис - Страница 14

Чем бы не закончилась аудиенция у императора, а это словно лотерея, и мало ли, отправлюсь в Сибирь на ПМЖ, всё равно нужно организовать ответку за нападение на уже моего человека.

Барон сообщал, что на него начались наезды, но рассчитывал решить вопросы самостоятельно. Как-никак у Яноша Крыжановского, более известного, как Барон, в наличии оставалось пять членов его бывшей банды и ещё чуть меньше двух десятков нанятых бойцов, отрабатывающих охраной ресторанов. Так что я сперва думал не влезать в эти разборки и не засвечиваться лишний раз. Но зарезаны два наших охранника, Янош ранен. Я намерен теперь проэкзаменовать своих ребят. Три десятка бойцов под командованием Карпа Милентьевича уже должны были работать по этому делу, но сама акция пройдёт после моего приезда в столицу.

Также в Петербурге нужно проинспектировать строительство корабля и найти кого-то, к мог начать набирать команду. Если получится договориться с государем, то я хотел бы в качестве рекрутского агентства нанять Крузенштерна. За шанс осуществить кругосветку Иван Фёдорович Крузенштерн в лепёшку разобьётся, но найдёт в ответной услуге для РАК команду на «Юнону», так я решил назвать торговый корабль Русско-Американской кампании. И что-то мне подсказывает, что Николай Резанов не будет против подобного названия корабля. Ещё бы построить или купить корабль «Авось» и можно рок-оперу написать, чтобы её прочитали через лет сто пятьдесят.

Добрался до Петербурга вполне быстро, всего за пять дней. При этом новая карета с рессорами, подшипниками, с прорезиненными ободами колёс показала себя в наилучшем виде. Экипаж шёл ходко, относительно мягко, кони уставали чуть медленнее, оттого и получалось держать сносную скорость на протяжении всего пути.

И вот я дома. Почти что. Всё-таки свой особняк на Екатерининском канале не ощущаю домом. Мне бы в Надеждово… Вот где простор, и я на нём хозяин!

— Господин, у вас накопилось одиннадцать писем. Прикажете принести? — доложил Никифор, когда я решил с дороги поесть.

В доме оставались слуги. Мужчина и женщина. Поэтому, послав вперёд весточку, я приехал в своё жилище и застал его вполне в обжитом виде с застеленными кроватями и с готовой едой. Везёт мне на хороших слуг. Или это я настолько непривередлив?

— Давай, Никифор, покажи, кто мне пишет, — сказал я, допивая не самого лучшего вкуса кофе.

То, что такое достаточно большое количество писем пришло, удивляет, так как все, или почти все, кто мог бы мне написать, должны быть в курсе моего местонахождения в Нижнем Новгороде.

— А нет, не все, — пробормотал я, раскладывая письма по степени важности для меня.

Три письма было из Главной семинарии, аж пять писем от родителей. Что весьма странно, имелось одно письмо от Екатерины Андреевны. Но наиболее важным я посчитал письмо от госпожи Франсуазы Миньон, каким-то чудом дошедшее из итальянского Турина. Впрочем, купцы в этом времени вполне интернациональны, точнее не так. Они прекрасно осознают себя частью той или иной нации, между тем, торговцы готовы подзаработать и доставить письмо за большую плату хоть с необитаемого острова.

Пролистал послания от родственников. С родителями, прежде всего с отцом, пора встречаться. И я не то чтобы сильно избегал этой встречи. Маму видел, обошлось, общение прошло без раскрытия моей личности. Отец всё ещё обижается, что я не принял сан и не стал двигаться вверх по церковной иерархии. Но тут нужно вырываться в Надеждово для встречи. Плохо Михаилу Васильеву, батюшке моему, мать просит прибыть. Ох, как не вовремя… Пусть это цинично звучит, но смерть отца через полгода-год может сильно навредить планам по женитьбе. Траур выдерживать придётся.

— Отчего письма не отправлялись в Нижний Новгород? — спросил я у Никифора.

— Я спрашивал, но, ваше превосходительство, взгляните на даты. Все письма недавича, как две седмицы тому прибыли. Лукерья, экономка ваша в этом доме, расценила, что письма могут разминуться с вами, — отвечал слуга.

— Езжай в Царское Село, туда отправился государь, да испроси, когда император будет готов дать мне аудиенцию! — повелел я и продолжил изучать письма.

Более всего меня интересовала судьба Франсуазы Миньон, ещё не так давно бывшей Аннетой Милле. Девушка пишет своему «дядюшке» Каспару Милле. В письме на вид всё чинно, никаких сведений. Однако, взяв книжечку Вольтера, я стал заниматься расшифровкой послания, заложенного в пустословный текст.

«Освоилась в Турине, имею отношения с капитаном французских войск Антуаном Планелем. Есть возможность общаться с полковником Филипом Уни. Бонапарт оставляет войска, Массена, скорее всего, возьмёт командование», — на двух листах текста были нужными только эти несколько строк, составленные из шифра.

Информация пока так себе. Но это для меня она не важна. Я знал, что случится. У Наполеона вот-вот должна начаться Египетская кампания. Но почему не поставили на командовании Итальянской французской армией генерала Гоша? Этот военачальник сейчас более остальных популярный и могущий взять власть во Франции быстрее Наполеона. Интересно, что-нибудь существенно изменилось бы, если бы во главе Франции стал Гош? Он более образован, чем корсиканец, считается не менее, может и более, умелым полководцем.

А вообще, Аннета в Турине — это важный источник информации для будущего Итальянского похода Суворова. Нужно будет продумать связь и с чистой совестью передать агентессу Аннету в ведение русской разведки. А ещё пора бы отправить ей кого-нибудь в помощь. Жаль, что недоросли пока не доросли. Вот такой каламбур, но… А разве можно подготовить идеального агента? Никогда. Всё приходит с опытом. Нужно интенсивно ещё месяц-другой поднатаскать пару человек с акцентом на действия в Северной Италии и всё-таки посылать людей.

И всё же столица — это сильно. В прошлой жизни мне была роднее Москва, но сейчас всё-таки Петербург. На набережных, в районе Невы, Мойки, Фонтанки, Екатерининского и Обводного каналов, пусть и не на всём их протяжении, вполне прилично. Зимний дворец, опять же, грандиозные стройки, по типу Казанского собора. Погода ни к чёрту, а так… Петербург нынче — это другая Россия, совсем другая. Основательная, красивая, грандиозная.

И я понимаю ту знать, которая и в своих имениях стремится к такому масштабу. Жаль, конечно, что многие помещики больше денег вкладывают в подражание каким-нибудь зданиям и сооружениям, а не в то, чтобы построить крестьянам добрые избы, закупить дополнительно скот, поставить какое предприятие.

Я не народник или какой социал-революционер, а реалист. В Надеждово появится новая усадьба тогда, когда я утрою доход с поместья относительно того, что было в первый год моего владения. А вот дороги будут, даже планирую именно в своём поместье поставить первую конку. А вот столица должна быть такой величественной.

К вечеру прибыл Никифор и сообщил, что государь готов принять меня завтра.

Глава 5

Царское Село

31 мая 1797 года

Я ехал во дворец в Царском Селе, но решил сперва прокатиться по городу, и моросящий дождь тому не был помехой. Нравится мне этот Петербург, масштабно отстраивающийся, живой, как символ растущей России, он представлял ту новую эпоху, которая, по моему мнению, лишь сейчас, ну, или в некоторой степени при Екатерине Великой и приобрела величие.

Время Петра — великое, но сложно было тогда увидеть, к чему же все преобразования приведут. После были дворцовые перевороты, переезды двора в Москву, и Петербург сохранился лишь благодаря административному таланту фельдмаршала Миниха.

А теперь расчищена площадка под Казанский собор, который в будущем вызывал оторопь фундаментальностью, сейчас решается вопрос о том, чтобы начать искать подрядчиков и… архитектора. Точно! Я же был неоднократно в Казанском соборе, слушал лекции по материалам, из которых он построен, как шло строительство. Нехорошо, конечно, обкрадывать Воронихина, но почему бы мне не прослыть ещё и архитектором? Нет, я не стану строить это здание, я пришлю чертежи тому самому Андрею Никифоровичу Воронихину. Пусть уже быстрее строят, чем это произошло в иной реальности, когда строительство закончилось при Александре. Петербург без Казанского собора, впрочем, и без Исаакиевского, менее грандиозно воспринимается. Вот с ними, он да! Способен большинству иностранцев раскрыть рот для проявления удивления и восхищения.