Юми и укротитель кошмаров - Сандерсон Брэндон - Страница 42

– И что? – спросила Виньетка. – Никаро, ты ведь не думаешь тайком прокрасться на борт?

– Что? Нет!

– Эх!.. – Виньетка разочарованно вздохнула.

– Вам не кажется, что это подозрительное совпадение? – спросила Юми. – Я попала сюда за несколько дней до вашей экспедиции на мою планету. Вдруг неспроста?

– Постой, – прервала Виньетка. – Юми, а ты уверена, что ты с той планеты?

– Нет, – сказала девушка. – Это версия Художника.

– В тот день, когда мы поменялись, – объяснил Художник, – я глаз не мог отвести от звезды. К тому же все логично. Виньетка, в небе ее планеты гигантский огненный шар!

– Никаро, у большинства планет так, – ответила Виньетка. – У всех, кроме этой.

– Серьезно?

– Ага.

– И на всех жар из земли идет? – спросил он.

– Жар из земли? – Виньетка посмотрела на Юми, и та энергично кивнула. – Нет. Это и впрямь загадочно.

– А могу я быть из другой страны на этой же планете? – спросила Юми.

– Мы исследовали планету, прежде чем высадиться, – ответила Виньетка. – Я не очень-то присматривалась, поэтому вероятность есть, но, по-моему, планета целиком затянута Пеленой. – Она пожала плечами. – Мне больше верится, что ты с другой планеты. Вероятно, с той, что тут рядом крутится. Может, и откуда-нибудь подальше, но Связь редко протягивается на такое расстояние. Мне, например, было невероятно трудно покинуть мой родной мир – очень уж крепкая у меня с ним Связь.

– Перед тем как вы прибыли сюда, вам удалось рассмотреть ту, другую планету? – спросил Художник.

– К сожалению, мы там не останавливались, – ответила Виньетка. – Жар из земли, говоришь?

– Да, и летающие растения! – добавил Художник.

– Круто! – оценила Виньетка. – Хорошо, я попробую проверить. Связь твоей духосети с этой планетой будет слабее, чем та, что соединяет вас двоих, и без специальной техники мне будет ее не разглядеть. У Хойда в багаже есть устройство… – Она развела руками. – Дайте немного времени. Попробую его откопать.

– Тем не менее, – сказала Юми, – люди, собравшиеся лететь отсюда на другую планету – вероятно, на мою планету, – могут быть в этом замешаны. Может, это из-за них духи пошли на такой шаг.

– Ты вроде была уверена, что нас поменяли телами из-за той машины, – заметил Художник.

– А она тоже может быть с этим связана, – предположила Юми.

Удивительно, но Художник кивнул.

– Ты тоже так думаешь? – спросила Юми. – Мы в чем-то сходимся?

– И даже не в одном, – ответил он.

– Что это значит?

– Завтра покажу, – улыбнулся он.

Наутро Художник проснулся бодрым и потянулся. Пол кибитки, на ночь опущенной на землю, был чуть теплым. Он представил, как уютно здесь холодной ночью: укрылся одеялом и нежишься в тепле. Как уголек в костре. Он, конечно, не был готов вот так запросто отказаться от своего мягкого футона, но, по крайней мере, нашел хоть что-то привлекательное в мире Юми.

Ключевое слово – «что-то».

Юми сонно села и поправила ночную сорочку. Художник подошел к двери. Та открылась без его прикосновения, и на пороге появилась Чхэюн со столиком, а за ней – Хванчжи с маленьким подносом еды. Придя заранее, они прислушивались к звукам изнутри, чтобы понять, когда входить.

Художник забрал поднос.

– Спасибо! – сказал он. – Сегодня без вас поем. – Подмигнув им, он захлопнул дверь.

Юми ахнула.

Он сел на одеяла и принялся есть рис майпонскими палочками, хотя служанки всегда пользовались ложкой. Честно говоря, есть рис ложкой и впрямь было странно, но, вероятно, того требовала традиция.

Художник заметил ошарашенный взгляд Юми.

– Что? – спросил он, утирая губы. – Рисинка прилипла? Извини, слишком проголодался.

Он хватал из всех мисок сытные добавки к рису. Сервировка ему нравилась – казалось, он находится на пиру, даром что в каждой миске еды на пару укусов. Изобилие в малых масштабах.

– Художник! – воскликнула Юми. – Я… Ты…

Она едва не задыхалась, лишившись дара речи.

Художник остановился. Он ожидал, что Юми разозлится. Но такого предугадать не мог.

– Юми, дыши, – сказал он. – Все хорошо. Из-за того, что мне захотелось поесть без посторонней помощи, конец света не наступит.

Юми продолжала задыхаться. По ее мнению, конец света как раз наступит.

Он потянулся к ней, но пальцы замерли в миллиметре от ее руки.

– Юми, подумай, чем ты занималась в моем мире. Сама ела, гуляла где хочется. Духи позволили тебе это. Им все равно, кормят меня с ложечки или нет.

Она сидела рядом, схватившись за голову и не глядя на Художника. Ее реакция оказалась эмоциональнее, чем он ожидал. Может, все-таки позвать служанок? Он уже двинулся к двери, но та распахнулась без его помощи.

Снаружи стояла Лиюнь, как всегда выглядевшая безупречно, в широком темно-красном платье с белым бантом. Ни одного волоска не выбивалось из идеальной прически. При этом она выглядела… более изможденной, чем обычно. Под глазами появились мешки. Плохо выспалась?

Лиюнь вошла в кибитку, оставив деревянные сандалии снаружи, и преклонила колени перед Художником, внимательно его осматривая.

– Вы бледны, – заметила она. – Очевидно, еще не поправились после той… болезни. Возможно, вам следует еще поспать, а потом начать день заново. После того как вспомните, кто вы такая.

– Я помню, – ответил Художник и злорадно сунул в рот еще риса. Ох уж эта женщина… – Лиюнь, скажите, имею ли я, как йоки-хидзё, право есть самостоятельно?

– Вы благословлены духами, – ответила Лиюнь, подчеркивая каждое слово. – Вам дарована мудрость по собственной воле следовать их указаниям.

– А если эта мудрость привела к тому, что я стала есть без посторонней помощи? – Он съел еще немного. – Сегодня у меня работы нет, только тренировки. Что вы сделаете, если мне захочется немного расслабиться?

– Я буду следовать за вами, так как несу за вас ответственность. В надежде, что вас не признают непригодной.

Юми снова начала задыхаться.

Художник не отступался. Манеры Лиюнь раздражали его. Есть такие люди-комары – если даже не выведут вас из себя постоянным жужжанием, стоит им начать сосать кровь, как вам сразу захочется их прихлопнуть. Художника бесило, что Лиюнь никогда прямо не говорит о своих намерениях, обходясь холодными полунамеками. Не женщина, а концентрированное высокомерие.

– По-вашему, я непригодна? – спросил он.

– Это не мне решать. – Лиюнь склонила голову в притворной, как показалось Художнику, покорности. – Я лишь слуга.

– Замечательно, – сказал Художник. – Тогда вот как вы мне сегодня послужите. Проследите, чтобы во время трапезы меня никто не беспокоил. Я хочу подумать, как быстрее восстановиться.

– Если вы действительно этого желаете, – медленно произнесла Лиюнь, – и уверены, что на самом деле не хотите следовать должным правилам.

– Отлично, спасибо, – сказал Художник. – Увидимся на ритуальной площадке. Спасибо за помощь.

Лиюнь поднялась и застыла, нависнув над ним.

Он понял намек. И бросил его обратно, ей в лицо:

– А может, раздобудете кисточку, немножко туши и бумаги? Сложите у святилища. Мне что-то порисовать захотелось.

– Порисовать… – сухо повторила Лиюнь.

– Да, порисовать. Благодарю.

Не дождавшись реакции на свою угрожающую позу, Лиюнь, пусть и неохотно, удалилась. Дверь захлопнулась; Художник подполз к Юми.

– Эй! – окликнул он. – Видишь, все хорошо. Она обязана мне подчиняться.

– Я… с трудом… сдерживаюсь… чтобы… не закричать, – задыхаясь, произнесла Юми. – Оставь… меня.

Ну и ладно. Ее мир, ее правила и все такое. Покончив с едой, Художник распахнул дверь и кивнул ошеломленным служанкам, по-прежнему дожидавшимся снаружи:

– Идем.

Они раскинули веера и поспешили за ним к холодному источнику. Секунду спустя из кибитки выдернуло Юми. Художник остановился. Ведь удлинила же Виньетка привязь. Они проверяли…

«Удлинила ее на моей планете, – подумал он. – Здесь, наверное, не работает».