Юми и укротитель кошмаров - Сандерсон Брэндон - Страница 30

Третья девушка, в брюках и кофте, поднялась и протянула руку. Юми удивленно уставилась на нее.

– Пожми ей руку и поклонись, – подсказал Художник. – Это такое приветствие.

Юми нерешительно последовала его совету. Девушка поклонилась в ответ. Юми покосилась на Художника, ожидая, что тот, как и ранее, подскажет, кто это и чего от нее ждать.

– Просто смотри, – сказал вместо этого Художник.

– Юми… – задумчиво произнесла Иззи, после чего достала толстую энциклопедию и быстро перелистала страницы. – Так, Ю… два слога… Год и месяц рождения?

– Год дракона, – подсказал Художник. – Они насторожатся, если мы окажемся одного возраста. И… пусть будет месяц дождя. Для прикола.

– Гм… – произнесла Юми. – Год дракона. Месяц дождя?

– Ага… – Иззи продолжила листать страницы. – Вот. Серия про свадьбу Гури и Сиси! Первую свадьбу. Юми, сегодня у тебя крайне удачный день. Просто замечательный. Особенно для обещаний.

Юми в замешательстве глядела на девушку. Тодзин хмыкнул, снова переложив свою тренировочную штуковину из руки в руку.

– Тодзин, не смейся, – пожурила его Иззи. – Это абсолютно легитимная наука.

– Юми, не бери в голову, – шепнула Аканэ. – Она особенная.

– У меня действительно особенный талант! – воскликнула Иззи. – Сами убедитесь. Скоро люди начнут заказывать мои сериалоскопы. Меня ждет слава изобретателя, и вы уже не сможете просто так надо мной прикалываться. Сами в очередь встанете!

– Встанем, – пообещал Тодзин. – И поприкалываемся.

– Эй, нет! Гм…

– Из твоей формулировки следует, что люди будут вставать в очередь, чтобы над тобой поприкалываться. – Тодзин поиграл мускулами.

– Я не это имела в виду, – возразила Иззи. Затем наклонилась к Масаке и заговорщицки шепнула: – Будешь моим телохранителем, когда я стану богатой и знаменитой?

Масака пожала плечами.

– Отлично, – сказала Иззи. – Твоим первым заданием будет поколотить Тодзина, когда он начнет всем рассказывать, что дружил со мной еще до того, как я прославилась.

– Ничего не понимаю, – пролепетала Юми.

– Неудивительно, – ответила Аканэ. – Это игра, понятная одной Иззи.

– Это не игра, – возразила Иззи.

– Она думает, что может предсказывать людям будущее по эпизодам сериалов.

– Это древнее искусство! – заявила Иззи.

– Которое ты сама придумала, – сказал Тодзин.

– Я придумала его давным-давно, – парировала Иззи. – В прошлой жизни. Поэтому оно древнее. Хочешь увидеть сериалоскоп, в котором это объясняется? Давай покажу.

Она ухмыльнулась, а Тодзин закатил глаза. Художник никак не мог понять, насколько серьезно Иззи относится к своим безумным идеям. В такие моменты, когда она нарочно перегибала палку и улыбалась, он начинал сомневаться.

Он слушал шутки Тодзина и сумбурную болтовню Иззи, наблюдал за рисованием Масаки, и его охватывала болезненная ностальгия. Тоска по утрате, сродни той, что случается, когда записываешь нечто важное и забываешь, куда положил записку.

Эти люди больше ему не друзья. То, что он чувствовал к ним раньше, было ложным. Когда помощник Виньетки принес еду – две миски для Тодзина, без лапши, только свинина и яйца, и маленькую миску для Масаки, – он повернулся к выходу.

Ему нечего здесь делать. И нечего было так тосковать по прежним временам.

Художник пошел прочь. Юми испуганно посмотрела на него, но он не отреагировал. Она сама пожелала прийти сюда и поболтать с его старой компанией. Вот и пусть болтает без его подсказок. Ему же охота уйти как можно дальше, насколько позволяет невидимая нить.

Он дошел до барной стойки и уселся на свободный табурет, спиной к Юми и коллегам.

Через пару минут Юми возникла рядом.

– Мне объяснили, – прошептала она, – что заказывать нужно здесь. Это значит… я должна сказать, какую еду хочу?

Он кивнул.

– А что мне полагается есть? – спросила Юми.

– Что хочешь, – ответил Художник.

Она тяжело вздохнула. Было очевидно, что необходимость выбора крайне тревожит ее.

– Возьми маленькую порцию неострой лапши со свининой и солью, – посоветовал Художник. – Без добавок. Судя по еде, что мне довелось попробовать в твоем мире, тебе должно быть по вкусу что-нибудь простое.

– Спасибо. – Она протянула Художнику листок бумаги. – Гм… Это мне Масака дала…

На листке был нарисован кролик с глубокими пустыми глазницами и таким выражением морды, словно хотел сожрать весь мир целиком. Подпись внизу гласила: «Юми похожа на милого кролика».

– Мама дорогая! – вырвалось у Художника (низким стилем).

– Что? – повысив голос, спросила Юми.

– Ты ей понравилась.

– Это плохо?

– Это Масака. С ней никогда не знаешь наверняка.

Юми села на табурет рядом.

– Ты был прав, – тихо произнесла она. – Зря я сюда пришла. Художник, я не знаю… как быть человеком.

– Возможно, я ошибался. Тебе нужно тренироваться.

– Нет, – возразила Юми. – Мне не нужно учиться быть кем-то, кем я не являюсь. Художник, я не человек.

– Человек, кто же еще? – хмуро взглянув на нее, возразил Художник.

– Нет, я общее понятие, – сказала она. – Народная собственность. Мне бы лучше быть прибором, вроде твоего ящика, что показывает сцены. Если бы я не думала и не чувствовала, то гораздо лучше справлялась бы с работой. – Она вперила взгляд в стойку. – Художник, заигрывать со свободой опасно. У свободы вкус того, чего я не должна желать. Если она овладеет мной, что тогда? Я все равно должна буду вернуться к моим обязанностям. Думаешь, духи отправили меня сюда, чтобы предостеречь? Или чтобы… проверить?

– Нет, – ответил Художник. – Думаю, они отправили тебя сюда в награду. Чтобы ты смогла попробовать все это и хотя бы раз в жизни чем-то насладиться.

Юми покосилась на него и улыбнулась. Ему вдруг стало стыдно за ту радость, что он испытывал от ее неловкости. Стоило заметить раньше, что эта девушка более одинока, чем он сам.

Он считал себя одиноким, толком не понимая смысла этого слова.

– Хотелось бы верить, что ты прав. – Улыбка померкла, и Юми отвела глаза. – Но тому духу, который мне явился, было плохо. Он нуждался в помощи. Нет, Художник, это не награда. Может, не наказание и не проверка, но уж точно не награда.

– Это не должно мешать тебе получать удовольствие, пока есть возможность, – заметил он.

Юми снова посмотрела на него. Он машинально потянулся к ней. У девушки был такой вид, будто ей необходима поддержка. Но… Художник остановился, понимая, что даже при желании не сможет до нее дотронуться. Он почувствовал себя глупо и покраснел.

Тут на пол упала миска.

Оба подскочили и повернулись к Виньетке, только что вышедшей из кухни. Та будто не заметила, что выронила целую миску супа, и застыла с отпавшей челюстью.

– Шквал! – воскликнула Виньетка, глядя прямо на Художника. – Никаро, ты что, помер?!

«Лапшичный подмастерье»

Юми не сразу сообразила, что случилось.

Незнакомка с белыми волосами и возмутительно пышными формами глазеет на Художника. Она назвала его по имени!

Она видит его!

Он невидим не для всех!

– Виньетка! – подскочил он. – Ты меня видишь?

– Ну… – Виньетка покосилась на ближайших посетителей, всполошившихся, когда она выронила миску. – Нет. Нет, я не вижу никаких привидений. Смертные терпеть не могут, когда речь заходит о привидениях. – Она подняла взгляд и произнесла уже громче: – Никаких привидений здесь нет! Просто миска выскользнула из моих неуклюжих, бесполезных мясных пальцев! Кушайте на здоровье, гости дорогие!

– Виньетка! – страдальчески воскликнул Художник.

Виньетка чересчур демонстративно опустила голову и села на корточки, чтобы прибрать лапшу. Художник шмыгнул за стойку, а Юми, чувствуя себя неловко, схватила пачку салфеток и последовала за ним.