Побег на Памир (СИ) - "Alex O`Timm" - Страница 4

— Не выдумывай глупости. Мы живем в советской стране, где государство заботится о подрастающем поколении. Никто тебя убивать не станет. Это не тюрьма, а Школа Интернат, где учатся советские дети. Скажи, спасибо, что нашли место в городе. Если бы оно оказалось занято, тебя бы отправили в поселок Зангиата, а там все гораздо хуже в бытовом плане.

— Я согласен, на Зангиата.

— Уже все оформлено и ты будешь учиться именно здесь. Возражения не принимаются.

Боюсь, местные руководители просто не понимали того, что хуже уже некуда. Сейчас, когда я вдруг стал одним из «сироток», мне припомнят все, и боюсь, это припоминание очень сильно отразится на моем здоровье. И я, собирая вещи, решил, что сбегу, как только появится такая возможность, уже прикидывая, как лучше всего будет это осуществить, и благодаря, свою предусмотрительность за то, что сделал закладку из денег, золота и документов, которые очень скоро могут мне пригодиться. Кстати вопрос о моих документах все же поднимался, но я отмазался тем, что мать в последнее время, пропивала все до чего могла дотянуться. Куда именно она дела деньги и документы, я попросту не знаю.

Предполагая, что большую часть вещей у меня все равно отберут, если не руководство интерната, то его воспитанники, я постарался взять с собою, что-то достаточно простое, и прочное. Тем более, прикидывая маршруты отхода, понимал, что мне придется скорее всего ночевать на природе, и потому нужно было что-то достаточно прочное, не особенно маркое, и не слишком вызывающее. В итоге, остановился на рабочих брюках из плотной брезентовки, точно такой же куртки, пары футболок и нескольких комплектов нижнего белья и носок. Вся эта верхняя одежда уже использовалась мною для вылазок в горы на выходные дни, и показала себя с самой лучшей стороны. Помимо этого в мой походный рюкзак легли средства личной гигиены, перочинный нож с ложкой и несколькими лезвиями. И самое главное фотография родителей, в небольшой застекленной рамке. Кроме всего вышесказанного у меня имелось еще и сто двадцать рублей денег, найденных в доме, за последнюю неделю пребывания в нем. Предполагая скорый отъезд в какой-нибудь приют, большая их часть, была надежно упрятана в широкие лямки рюкзака. При себе я оставил около пяти рублей и немного мелочи. Наверное, надо было добавить к чердачной закладке, кое-что и из одежды, но почему-то не подумал об этом раньше, а сейчас было уже поздно.

Школа встретила меня гулкими пустыми коридорами. Как оказалось, все воспитанники этого приюта, находились в летних лагерях. Поставив меня на учет, и выдав местную форму, в дополнении к тем вещем, что имелись у меня, накормили беляшами, купленными в соседней столовой, и предложили занять любую койку в общежитии, сказав, что сегодня никаких действий не ожидается, а вот завтра с утра меня оправят в один из лагерей к детям. Общежитие, больше напоминало армейскую казарму. Во всяком случае, если верить рассказам покойного отца, она должна была выглядеть именно так.

Огромная комната, в которой находится около сотни двухъярусных армейских коек, установленных парами с узким проходом между ними, в котором расположились две тумбочки установленные друг на друга. В данный момент, никаких постелей на них, кроме свернутых матрацев не наблюдалось. Поэтому сказав, что одну ночь можно переночевать и так, руководители сего заведения, оставили меня одного и заперев двери, интерната на замок покинули здание. Вначале я хотел было добраться до учительской, забрать оттуда свидетельство а восьмилетнем образовании, которое вместе со мной привезла тетка из опеки, и смыться куда подальше, не дожидаясь поездки в лагерь. Тем более, что отсюда до моего дома, было всего пара сотен шагов. Там можно было влезть на чердак, забрать шкатулку, взять билеты на поезд и уехать куда-нибудь подальше. Сейчас, при покупке билетов не требовали паспорт, а при посадке в вагон, достаточно было предъявить свидетельство о рождении, и сказать, что еду на каникулы к родным. И это бы запросто прокатило. Тем более, что мне уже почти шестнадцать лет. Да и дети сейчас спокойно путешествуют по стране можно сказать в одиночку, ничего не опасаясь.

Выбраться отсюда, оказалось даже в принципе невозможно, на окнах имелись толстые решетки, двери в спальное помещение были закрыты на замок, и сколько бы я не пытался как-то вылезти, ничего не получилось. Подумав о своем будущем, вспомнил все события и столкновения с интернатовскими обитателями, и у меня появилась какая-то надежда, что все обойдется. В конце концов, я не так часто участвовал в разборках, между нашими школами, и в большинстве случаев старался решить дело миром. Конечно, прием будет не самым теплым, но я надеялся на лучшее. В конце концов, два, а точнее даже полтора года с небольшим, не такой уж большой срок, и я надеялся выжить, с наименьшими потерями.

Что представляют собой эти самые дети, я, в общем-то, знал и раньше, а теперь мне оставалось только подтвердить свои знания. Уже на следующий день меня с одним сопровождающим, на его личном «Москвиче» отправили в пионерский лагерь «Пистазор» (Pistazor) который располагался в Гундаранской долине у одноименного водохранилища. И не смотрите на название, это далеко не мат. В переводе на русский язык это звучит, как «Фисташковый сад». Место было просто прекрасное. С галечным пляжем, огромным водохранилищем, и вообще дышалось здесь не в пример свободнее, чем в Ташкенте. То, что это место оказалось не пионерским лагерем, а лагерем труда и отдыха, ничуть не умаляло его достоинств.

Примерно год назад, я отдыхал неподалеку отсюда со своими родителями, и представлял, где нахожусь. Более того, однажды с отцом и его другом, мы ездили на охоту. Никакого особенного зверья здесь не водится, а вот подстрелить горного козла или случайно встретить косулю вполне возможно. В тот год отдохнули очень хорошо. Я излазил все местные горы и ущелья, дочерна загорел на горном солнце и сильно похудел, из-за чего, мать, охая и ахая по возвращении, долго пыталась вернуть мне прежний облик.

Сейчас все было иначе. Вообще меня встретили, несколько настороженно. Здесь в лагере, вообще, относились к вновь прибывшим людям, с некоторым недоверием. А тут еще появился я, да вдобавок, сразу же нашлись люди, видевшие меня раньше, в школе, в общем, ничего хорошего ждать не приходилось. Оно и понятно, каждый вновь прибывший раньше жил в полноценной, какой-бы она не была семье, а все остальные воспитанники варились в общем котле приюта с самого детства, а то и рождения. И чтобы там не говорили о том, что государство заботится об оставшихся без родителей детях, вся забота осуществлялась больше на бумаге, и словах, нежели на деле. И разница в том была весьма существенная.

В первую же ночь, проведенную в лагере, мне устроили темную, просто для профилактики. Хоть у нас и были некоторые терки с «сиротками», но лично я никогда особенно не влезал в них, хотя большого значения это не имело. По приезду, старался не выделяться из толпы, назвал свое имя, рассказал о том, где жил, и почему попал сюда. Все так, как происходило на самом деле, и почти без утайки. Как итог, воспитанники выразили мне свое «восхищение» устроив темную. При этом, на моем теле, хотя, я еле-еле ворочал поутру своими конечностями, вряд ли можно было отыскать хотя бы один след от ночных побоев. Хотя, как я понял, отметились в них все присутствующие. И сейчас от меня ждали, либо моего молчания, либо того, что я признаюсь в своем избиении. В принципе большого выбора не было. Хотя, я все же успел заметить, перед тем как все это началось, лица пары зачинщиков, и потому, что хотя сейчас и молчал, стараясь сделать вид, что ничего не произошло, в душе вынашивал планы мести.

После обильного, но достаточно простого завтрака, мы вышли на работу в местные сады, где расчищали посадки от всякого мусора, скопившегося за год, поливали и окучивали деревья, и даже лакомились его плодами. Сбор урожая должен был начаться с первых чисел августа, и продолжиться до конца сентября, поэтому многие плоды уже были вполне созревшими. И мы, воспитанники школы интерната, будем находиться здесь до самого завершения сбора урожая. Как оказалось, это гораздо лучше, чем то, что предлагалось другим классам и школам Ташкента, которые в сентябре должны были поехать на сбор хлопка. Работали мы всего лишь до полудня, а после возвращались в расположение, где обедали, а после каждый занимался тем, чем хотел.