Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 55

В общем, пришлось вспоминать и брать за основу свою кандидатскую из прошлой жизни, которая называлась «Выявление ранних признаков сердечной недостаточности и некоторых механизмов её компенсации при ишемической болезни сердца». Кандидатская, а не жизнь, если что. По идее, работа должна основываться на достаточном количестве лабораторных исследований. Но я решил отмазаться тем, что всё это еще в институте проводилось, и при подготовке реферата я пользовался материалами своих исследований в СНО.

Полностью переписывать по памяти работу я не собирался, буквально за день виду отсутствия пишущей машинки сварганил шариковой ручкой вариант «недодиссертации» на трёх листах, тогда как в оригинале она составляла семь машинописных, и предоставил рукописную версию Настину. Писать старался разборчиво, а не как обычно; почерк врача — это та ещё абракадабра.

Андрей Иванович внимательно прочитал рукопись, затем ещё раз и поднял на меня удивлённый взгляд.

— Я, конечно, не большой знаток кардиологии, но даже мне ясно, что человек, это написавший, обладает большим потенциалом в медицине. Арсений Ильич, это точно ваша работа?

Я изобразил на лице оскорблённую невинность.

— Обижаете, Андрей Иванович! Неужели вы могли подумать, что я её у кого-то украл?

— Ну, почему сразу украл, — смутился Настин. — Просто очень уж серьёзная работа для интерна, вот и лезет в голову всякое… Не обижаетесь?

Он испытующе посмотрел мне в глаза, я вздохнул и пожал плечами:

— В общем-то, я вас понимаю, работа действительно неплоха, простите меня за нескромность.

— Ох, Арсений Ильич! — он мотнул подбородком и погрозил мне пальцем, в глазах его заплясали смешинки. — Сейчас отдам распечатать Ольге Ивановне, потом сам отправлю вашу работу в Пензу.

Через три дня Настину сообщили из Облздрава, что мой доклад признан лучшим, хотя и на том конце провода, как мне позже по секрету сказал Андрей Иванович, выразили сомнение, что это работа интерна. Главврачу пришлось приложить определённые усилия, дабы убедить председателя комиссии, что у него в больнице трудится такой вот самородок. В общем, не без нервотрёпки, но доклад отправился в столицу, и ещё неделю спустя был утверждён самой высокой комиссией.

Ехать мне пришлось в одном купе с семьёй, состоявшей из папы, мамы и их дочери лет двенадцати. Представительницы прекрасной половины человечества расположились на нижних полках, а я мы с отцом семейства, соответственно, на верхних. Хотя у меня изначально билет был на нижнюю полку, но женщина так умоляла поменяться с дочкой местами, что я плюнул и полез наверх. Правда, семейка оказалась хлебосольной и, когда они разложили на столе свой ужин, то пригласили и меня присоединиться к трапезе.

Я вообще-то перед поездом успел дома перекусить, да и в портфеле лежали мамины пирожки, и начал было отказываться, но приглашающая сторона оказалась очень уж настойчивой, да и, честно говоря, от запаха жареной курицы у меня невольно началось обильное слюноотделение, так что сопротивлялся я недолго.

Обладавшая пышными формами мамаша тут же выставила на столик бутылку домашней наливки, а её супруг разлил по трём походным стаканчикам, тем самым, из пластмассы, которые собираются гармошкой. Ребёнку налили домашнего вишнёвого компота. Я выложил на стол пирожки, один из которых Борис Яковлевич — как представился глава семейства — тут же отправил себе в рот.

Его супругу звали Марией Фёдоровной, прямо как вдовствующую императрицу, что приходилась матерью Николаю II. А дочку — Наташей. Оказалось, они не пензенские, из Мокшана, что в 30 км от областного центра, а в Москву поехали навестить родственницу, который год приглашавшую их в гости, и вот наконец они выбрались, воспользовавшись тем, что у обоих родителей отпуск в один месяц, а у дочки летние каникулы. Нагрянут к родне, погостят недельку — и обратно. Всё же в Мокшане свой дом, хозяйство, за которым осталась приглядывать мать Марии Фёдоровны.

Спросил, зачем я в Москву еду. Рассказал про конференцию молодых специалистов, и что хочу в Москве заодно посмотреть книги по медицине, которые в Пензе не достанешь.

И это была правда, была у меня мысль в свободное от конференции время в поисках специальной литературы по восточной медицине и в частности по иглоукалыванию, дабы подвести под свои знания хоть какую-то научную основу, заглянуть в несколько книжных магазинов. В том числе в знакомый ещё по прошлой жизни «Дом медицинской книги» на Комсомольском проспекте. Я прекрасно понимал, что рано или поздно мною могут заинтересоваться всерьёз, и потому нужна была медицинская литература, объясняющая мои необычные навыки. Применение тех же игл, с которыми я не прочь был попрактиковать в будущем, могло бы хоть как-то более-менее правдоподобно объяснить то, как я без всяких препаратов и хирургических вмешательств привожу организм пациента в норму.

Кое-какой опыт работы в области иглорефлескотерапии у меня имелся. В прошлой жизни моим пациентом с инфарктом как-то стал пожилой кореец Виктор Шин, который практиковал в Пензе иглоукалывание. Хорошо практиковал, к нему записывались чуть ли не на месяц вперёд, он потом вообще в Москву уехал, открыл там свой кабинет, лечил всяких звёзд типа Киркорова. Так вот этот кореец своими иголками ещё там, в больнице, когда шёл на поправку, избавил меня от болевого синдрома, когда у меня неожиданно разыгралась мигрень. Головную боль как рукой сняло.

После этого я попросил Шина научить меня хотя бы азам иглорефлексотерапии. Он не отказал, предложил поучиться корпоральному иглоукалыванию, то есть когда происходит воздействие иглами на рефлексогенные точки, располагающиеся по всему телу. Ещё он владел техникой аурикулярной акупунктуры, где задействованы особые зоны, которые находятся на ушной раковине, но обучать ещё и этому он меня не стал. Мол, хватит вам, батенька, для применения в обиходе и того, что знаете. Вы же не собираетесь создавать мне конкуренцию? Боливар… то есть Пенза не вынесет двоих. Ясен пень, не собирался, так что удовлетворился таким ответом.

Натаскивать меня он начал ещё в больнице, а потом я месяц три раза в неделю ходил к нему в частный кабинет при областном диагностическом центре, в семь утра, до приёма первого пациента, и он минут по тридцать обучал меня своему искусству — по-другому это и не назовёшь. Вершин иглорефлексотерапии я, конечно, не достиг, настоящие мастера учатся этому годами, но снять ту же головную боль при помощи нескольких тонких игл мог вполне.

А к иголкам нужна была соответствующая литература, иначе на вопрос: «Где ты всему этому научился?» мне останется только невнятно мычать. А тут — нате, смотрите, вот всё в книге есть. Правда, я далеко не был уверен, что даже в Москве найду нужную литературу, всё-таки для СССР иглоукалывание — настоящая экзотика.

Хотя в России положительные результаты применения иглоукалывания в лечении «мышечного ревматизма» и ишиаса были описаны Чаруковским ещё в 1828 году, довелось читать как-то этот труд. Кстати, может каким-то чудом и повезёт его найти, или хоть что-нибудь по восточной тематике.

Может даже посчастливится сами иглы достать, хотя в этом я сильно сомневался. И самому сварганить не получится, Шин мне объяснял, что при их изготовлении используется специальный сплав, и они бывают разной длины и толщины. Делать от балды я бы, пожалуй, не рискнул.

В общем, посидели, поболтали о разном, да и разбежались по полкам. Соседи уснули чуть ли не моментально, а мне сон всё что-то не шёл, хотя я думал, что после наливочки да под стук вагонных колёс усну беспробудным сном и просплю до самой Москвы. Как бы не так! Не спалось — и всё тут… Мысли разные лезли в голову, потом вот эта песня вспомнилась.

Я посмотрел на светящиеся в темноте стрелки на циферблате «Командирских». Почти без четверти полночь. Повернулся на другой бок, и в этот момент услышал, как на соседней полке напротив тоже заворочались. Заодно храп Бориса слегка изменил тональность. А в следующее мгновение что-то с грохотом свалилось вниз, и кажется, я догадывался, что это могло быть. Вернее, кто, так как ещё секунды две спустя раздался полный страдания стон главы семейства и следом: