Любовный треугольник (СИ) - Савицкая Элла - Страница 64

- Ладно, увидимся, - поцеловав родителей, усаживаю сыновей в детские сиденья, а сама сажусь впереди.

По дороге домой мальчишки засыпают Давида рассказами о том, как катались на водных горках, гуляли в парке аттракционов, расположенном на набережной и насобирали целый пакет ракушек, с которыми будут делать аквариум.

Давид посмеивается, что-то спрашивает. Я же замечаю, что он за это время изменился. Немного похудел, но при этом будто подкачался.

Мышцы на плечах стали выразительнее, шея немного шире.

- Ты ходишь в спортивный зал? – спрашиваю, когда мы приезжаем и поднимаемся на лифте.

- Да. Появилось немного свободного времени, подумал почему бы не заняться.

- Здорово. Меня Лена тоже всё зовёт на утренние пробежки, а я никак не решусь.

- Попробуй, это полезно. Может, понравится даже.

- Может, ты и прав. Правда, на следующей неделе уже учеба начинается, вряд ли буду успевать.

- Бегать можно и вечером. Было бы желание.

Пропустив нас вперед, Давид выходит из лифта последний, и мы входим в квартиру.

Первое, что я ощущаю – застоявшийся воздух, как будто помещение не проветривалось очень давно.

Наперебой тараторя, мальчишки разуваются и бегут в свою комнату. Я тоже снимаю обувь.

На тумбочке около входа кроме моих ключей больше ничего нет, хотя это странно. Обычно здесь стоит парфюм Давида, лежит какая-то мелочевка в виде ключей от машины или чеков из магазина.

На обувной полке только мои босоножки и детские кроссовки.

Что-то не вписывается в привычную картину, а что – я пока не могу сообразить.

- Я открою окно, душно, - пройдя на кухню, распахиваю настежь створки, а сама осматриваюсь по сторонам.

Столы идеально чистые, посуды в сушилке рядом с мойкой нет. Даже чашка, которую Давид обычно оставляет после кофе, отсутствует...

Муж проходит по коридору в детскую, а я, ведомая каким-то внутренним чутьем, ступаю следом.

Пульс ускоряется, хотя я еще ни в чем не уверена. Окидываю взглядом убранный зал и застываю. На спинке стула нет привычно оставленных вещей, поверхности тумбочек пустые.

На негнущихся ногах подхожу к шкафу. Пальцы мелко дрожат, но я все равно отодвигаю дверцу….

Обмираю.

Вещей Давида нет…

- Я съехал, - звучит спокойно со стороны входа.

Перевожу на Давида взгляд и чувствую, как в груди простреливает. От ужаса начинают леденеть конечности.

- Присядь, Ани, - кивнув мне на диван, он берет меня за локоть и заставляет сесть на край.

Мне кажется, я попадаю в какую-то прострацию. Внутренне немею, словно под действием седативных. Хотя сердце при этом начинает качать кровь в ускоренном режиме.

- Почему? – спрашиваю тихо, на громче сейчас не способна.

- Потому что так правильно, - садится он рядом.

- Ты не хочешь больше жить с нами?

- Ани, давай смотреть трезво на вещи. Мы не живём нормально уже довольно давно. Разницы в том, буду я жить здесь, или в другом месте – практически нет.

Не живём… это правда… но он был рядом… я знала, что Давид так или иначе приедет домой, а теперь?

Утыкаюсь глазами в собственные ладони. Холод охватывает клетки.

- Ты нашел себе кого-то?

Усталый выдох.

- Нет. Но даже если бы и нашел, что от этого?

Что от этого?

Это больно…. Очень. Хоть и не настолько неожиданно, как в прошлый раз. Думала ли я о том, что у Давида может кто-то быть? Да, часто. Он здоровый мужчина со своими желаниями и потребностями. А если их не удовлетворяла я, значит это делал кто-то другой.

Но он ведь все-равно приходил домой. Не уходил. А значит, это было несерьезно, если вообще было.

На глаза таки набегают слезы, от происходящего деревенеют конечности.

- Поехали со мной сегодня, увидишь где я живу. Если что-то понадобится в любой момент сможешь приехать, и найти меня. Я не бросаю тебя, Ани. Просто буду жить в другом месте. Мы и так почти не виделись последнее время, для тебя мало что изменится.

Звучит категорично. Он давно все решил и моего мнения не спрашивает.

Внутренне дрожу.

- Я не хочу сегодня… ехать… Можно потом?

- Конечно. Тогда я возьму мальчиков, если ты не против. Периодически буду их забирать к себе, чтобы у тебя было время на себя.

«К себе…»

- А родители? Мы что им скажем?

- Ты ничего не обязана объяснять, если боишься. Они у нас довольно редко бывают.

- Но мальчики могут проболтаться.

- Скажешь, как есть. Что у меня есть квартира рядом с рестораном.

Киваю, пытаясь уложить в голове информацию. Горло только спазмом сводит, но я не плачу… НЕ ПЛАЧУ! Держусь…

- Я купил продукты, всё в холодильнике, на случай, если решишь что-то приготовить.

- Спасибо, - заторможено шевелю губами.

- Тогда я беру пацанов, и мы погнали.

- Ладно…

Вижу, как Давид встаёт и направляется к двери, а потом оборачивается.

- Ани, - зовёт и ждет, пока я не подниму плывущий взгляд. – Всё в порядке. Изменилось только то, что я буду ночевать в другом месте.

На автомате киваю и слышу, как он собирает мальчиков.

Словно находясь в вакууме, выхожу в коридор, наблюдаю как они обуваются, а потом уезжают.

Оставшись одна, потерянно оборачиваюсь. Тишина убивает. Она настолько громкая, что хочется зажать уши.

Плетусь в зал и обвожу стеклянным взглядом пространство…

Когда Давид приезжал, он спал здесь, на диване. Но большую часть времени эта комната использовалась как игровая для сыновей. Здесь больше места, чем в их спальне.

Сейчас тут все так, как я оставляла перед отъездом.

В углу на полу игрушки, на журнальном столике мои кулинарные журналы и детские карточки, в которые мы играем с Гором и Арсеном по вечерам.

На полке над телевизором наши семейные фотографии… Пожалуй, единственное, что указывает на то, что здесь жил Давид.

Обхватив себя руками, вдруг понимаю, что здесь и так почти ничего о нем не напоминает. Он провел здесь так мало времени, что даже не за что зацепиться. Ни любимой подушки, ни его часов, которые он всегда кладет на одно и то же место. А в этой квартире и «места» этого нет.

Здесь намного больше меня и мальчиков…

От Давида - ничего… Он словно в гости сюда приезжал.

Зажмуриваюсь, тяжело опускаясь на диван, и роняю лицо в ладони.

По щекам наконец стекают слезы.

Мы с мальчиками теперь будем жить сами?

Страх и тоска заполняет воздух. Пытаюсь представить, как теперь будет дальше и к своему ужасу обнаруживаю, что действительно практически ничего не изменится.

Я буду также приходить домой и учиться, пока мальчики будут в саду или с Катериной. По вечерам мы будем гулять на улице пока тепло или играть в настольные игры, а по выходным Давид будет забирать их на прогулки.

Сердце сжимается и стонет. Да, совместных ужинов теперь не станет, я не буду больше слышать его голос из зала, где он играл с сыновьями, когда приходил раньше. Правда было это настолько редко в последнее время, что они больше играли сами, чем с ним.

Вместе мы не выбирались никуда уже очень давно.

Озноб ложится на плечи и тянется к сердцу.

Пытаюсь понять от чего мне так плохо…

От того, что Давид съехал и возможно нашел себе кого-то, или от осознания того, что я не чувствую ожидаемого чувства одиночества и потери?

Эта мысль приводит в ужас… Начинаю дрожать и пытаться отыскать в себе то выбивающее почву из-под ног ощущение, которое свалилось на меня, когда я узнала о нем и Оле. Мне казалось, что я умру без мужа. Не выживу ни дня, задохнусь. Что мир остановился и уничтожил меня…

Слушаю, ищу…Но этого ощущения нет.

Мне очень страшно от новизны происходящего. Страшно, что узнают мама с отцом. Но остаться без Давида больше не страшно.

Кажется, я привыкла быть без него….

Сердце дергается и камнем летит в желудок.

Да не может такого быть!

Вскочив, начинаю суетиться и драить всю квартиру. От обилия мыслей до блеска натираю мебель, мою полы и забрасываю в стиральную машину привезенные из отпуска вещи. Готовлю ужин из продуктов, которые привез Давид, и только потом вспоминаю, что мальчики сегодня останутся у него.