Совок 11 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 4

У меня никак не отвязывалась от ума досадливая мыслишка. О том, что сослуживцы готовы меня сейчас линчевать за то, от чего я сам готов отстреливаться до последнего патрона. Для себя я уже давно решил, что никуда я из города не уеду. Уж в ближайший-то месяц, это абсолютно точно!

— Я, товарищ майор, еще раз повторяю, что по утверждëнному вами графику отпуск у меня в ноябре! И поэтому ни в какие Сочи я не поеду! — состряпав на лице непримиримый дебилизм выпускника гамалеевской вспомогательной школы, категорически заявил я. — А путёвки эти отдайте нуждающимся! Вот Шичко их отдайте. Обе! Пусть свой хронический эндометрит двойной пайкой лечит!

После этих легкомысленных слов, в данилинском кабинете случилась звонкая тишина. Вдруг и сразу. Следователи простые и следователи старшие смотрели на меня, как мне показалось, с одинаковым выражением лиц. Понять которое мне было трудно. Поначалу. А потом до меня дошло, что мне поверили. Всё-таки удачно нас тогда в шестом классе свозили в Гамалеевку. Уже забыл за давностью лет, зачем. То ли с шефским визитом, то ли на экскурсию, чтобы посмотреть на более дефективных сверстников. Помню только, что пели мы там хором и читали стихи перед такими же малолетними олигофренами. И глаза их с лицами, я тоже помню до сих пор. Теперь вот пригодилось, наверное.

В глазах временно полоумной Риммы Моисеевны вспыхнула надежда. Но большинство присутствующих безысходно вздохнули, понимая неутешительную никчемность моей жертвы.

— Ты, Корнеев, дурака, давай, не валяй! — забеспокоился Алексей Константинович, — Какая еще тут к херам Римма Моисеевна, если путёвки именные и вот она, выписка из приказа⁈ Не зли меня, я сказал! Бери бумаги и иди, дела сдавай! Лидия Андреевна, в чем дело?

Лида по-прежнему не спускала с меня глаз, в которых, кроме растерянности и медленно, но всё же таявшего горя, ничего не было. Сейчас ей было не до данилинских указаний. Она пока еще ничего толком не понимала. Но то, что я никуда без неё, а уж, тем более, с какой-то Галиной Эдуардовной не поеду, ей было понятно и явно ей нравилось. И это было хорошо заметно.

— Алексей Константинович, я согласна! — неугомонная Шичко неожиданно для своей немалой массы легко подорвалась с места и выхватила из рук Данилина бумажки, — Я всё равно в октябре ухожу на ВВК, а потом на пенсию! — торжествующе улыбнулась она, совершенно уже утратив разум и никак не желая руководствоваться здравым смыслом.

— Вот дура! — донеслось откуда-то из угла слева. — Ей и впрямь, на пенсию пора!

— Капитан Шичко! — злобно прикрикнул начальник следственного отделения, — Вы уже свой отпуск в июне-июле отгуляли. Как почетный ветеран подразделения. Следовательно, этот месяц до октября вы отработаете, как положено! И документы верните, пожалуйста! — теперь он протягивал руку, желая возвернуть то, что минуту назад пытался всучить мне.

Однако Римма Моисеевна уже успела нацепить на нос очки и шарилась окулярами по затрофеенным бумажкам. Глаза её вдруг вспыхнули хищным счастьем гиены, обнаружившей в кустах тушу дохлой антилопы.

— Тут только на Корнеева путёвка заполнена! — торжествующе сообщила она коллективу, — Во второй нет ни имени, ни фамилии! Я требую внести в неё мои данные! У меня двадцать пять лет одной только календарной выслуги! — она озиралась по сторонам, тщетно ища поддержки у сослуживцев.

Коллектив в свару с начальством за неë лезть не спешил. Шичко в следственном отделении Октябрьского РОВД недолюбливали. И это, если говорить совсем мягко, и без употребления нехороших слов.

Поднявшийся с места Ахмедханов, перегнулся наискось через стол и грубо забрал у Шичко документы. После чего, пересилив любопытство, отдал их Данилину.

Римма Моисеевна витиевато выматерилась и только после этого от всей души разрыдалась. На это душераздирающее действо почти никто не обратил внимания. Все смотрели, как Алексей Константинович пытается взглядом прожечь во мне дыру.

Да, сегодня я победил начальника. Из его кабинета я ушел с пустыми руками и с гордо поднятой головой.

Отступление. Террариум целующихся змей.

— Валентин Павлович, ты зря упорствуешь! — Первый секретарь областного комитета партии недовольно поморщился, — Такие ситуации лучше гасить цивилизованным путём. Я, как ты сам понимаешь, очень бы хотел тебе верить, но обстоятельства таковы, что это слишком затруднительно!

Главный областной партиец высказывался вежливо, но своего брезгливого неудовольствия не скрывал. На Матыцына он смотрел без какого-либо сочувствия и уважения.

Этого уважения и раньше не было, поскольку представляли они разные московские группировки. Недружественные и непрерывно конкурирующие. И теперь, когда вот-вот разразится никому из них ненужный скандал, хозяин области напряженно думал. Во-первых, как минимизировать свои личные репутационные потери. И еще он думал, как из этой неприятности извлечь пользу для себя.

Крах Матыцина сам по себе по Первому не ударит. В его назначении он никоим образом не участвовал и даже пытался этому помешать. Но группа товарищей из ЦК, которая против его воли лоббировала назначение Валентина Павловича, смогла продавить нужное ей решение.

В том, что секретарь по идеологии на своей должности не удержится, он не сомневался. Слишком уж крепкий против того подобрался компромат. Со слов специалистов из прокуратуры, фактура была оформлена грамотно и с процессуальной точки зрения, безупречно. Разумеется, без взятия с поличным на передаче денег, но никто этого от следствия и не ожидал. Людей такого уровня с поличным не берут. Зато показаний, прямо уличающих Матыцина в организации масштабных хищений, было в достаточном количестве. А самое главное, в деле были трупы. И кинувшиеся в бега руководители, тоже были. При таких декорациях исход вполне очевиден. И всё бы хорошо, но сильно тревожила некоторая неопределённость.

Состав межведомственной комиссии был неоднороден и представлял интересы трёх членов Политбюро. Не во всём и не всегда согласных друг с другом. И это напрягало.

Однако, не это было самым нехорошим во всей этой истории. Беда была в том, что нечто тайное совсем скоро станет явным. И как-то противостоять этому было невозможно.

Чудес не бывает и у каждого человека обязательно есть какие-то слабости. Это нормально, они есть у всех. Но слабости слабостям рознь. Слабость Валентина Павловича Матыцына выходила за рамки. Настолько, что могла навредить не только ему. Слишком уж она была специфической, чтобы можно было её объяснить товарищам из Москвы.

Партийный лидер может себе что-то позволить не в полной мере законное. Побочный заработок или даже несовершеннолетнюю любовницу. Лишь бы об этом не знал товарищ Суслов. Остальные поймут и строго не осудят, ибо сами не без греха. А вот баловство под хвост не поймёт никто. Потому что не может быть КПСС партией пидарасов!

— Ты уверен, что твои театралы тебя не сдадут? — поморщившись, не глядя на Матыцына, спросил его Первый секретарь.

— Им нечего сдавать! — с апломбом ответил Валентин Павлович, — Этот милицейский следователь при помощи незаконных методов практически сфальсифицировал уголовное дело! И выбил из людей нужные ему показания! Но прокуратура во всём разобралась и переквалифицировала практически все обвинения! — продолжил накручивать себя второй человек в области.

— Валентин, это ты своим голубым баловникам сказки рассказывай! — забыв про тактичность, решил показать зубы Первый, — Мне-то ты чего лапшу на уши вешаешь⁈ — уже перестав стесняться, начал он без жалости топтаться по своему идеологическому заму кирзачами. — Про твои шашни пидорские с Белоцерковским и с его театральными петухами давно известно! Забылся ты и обнаглел от безнаказанности! А теперь твоё дерьмо на всю область выплеснется!

Валентин Павлович растерянно замер. Такие слова и выражения от Первого секретаря он слышал впервые. И это его по-настоящему напугало. Стало вдруг понятно, что неприятностям, которые чья-то злая рука слепив из воздуха, навалила на его голову, добавилось нечто большее. Желание Первого его уничтожить. И с этой двойной бедой он вряд ли сможет справиться. Знать бы еще, чья это злая и неведомая рука дёргает за нитки его могильщиков. Например, этого молодого, да не по годам раннего милицейского лейтенанта. Но завтра он обязательно это узнает! Есть у него еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! Корнеев, при всей его ушлости, всего лишь щенок. А он, матёрый волчара, ломавший хребты настоящим и взрослым противникам. Да, завтра явятся москвичи, но далеко не всё еще потеряно!