Совок 11 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 17

Тётки тем временем напряглись гораздо сильнее, чем когда я дурковал, разводя их на питьё и еду. Походу, они сразу поняли моё коварство и свою промашку. Теперь они выглядели одновременно виноватыми и испуганными. А, кроме того, еще и взбешенными. Не знаю, как это у них получалось совмещать. Однако, последняя злая эмоция, как я точно понял по их змеиным взглядам в мою сторону, относилось к сотрудникам Октябрьского РОВД.

— Пошли! — скомандовал мне высокий партийный начальник, — А, то, что не доел, они тебе потом с собой в газету завернут, ты не переживай! — бросил он на своих церберш взгляд, от которого те скукожились.

Сомнений у меня не осталось, за нецелевой расход колбасы и сыра спрос с них будет предельно жестким. Не в Корнеева тот корм предназначался. Я почему-то был уверен, что и сыр, и колбасу товарищ Матыцын с гораздо большим удовольствием скормил бы не мне, а бродячим собакам.

Я встал и молчаливо развел руки в стороны, извиняясь тем самым за свою невинную проделку. И за жадность их начальника, который вместо колбасы с удовольствием сыпанул бы мне стрихнина на горбушку. Затем, стряхнув с кителя крошки, пошел за идеологическим кормчим области, который уже скрылся в своём кабинете.

После дегустации продовольственных запасов товарища Матыцына, полученных мной мошенническим путём, кокетничать я не стал. Изображать холопью преданность теперь было бессмысленно. Поэтому и тормозить, войдя в кабинет, я посчитал лишним. Но и нарываться раньше времени поостерёгся. Я прошел поближе к начальственному рабочему месту и, не испрося позволения, отодвинул стул от совещательного стола. И присел на него. Потом подумал недолго и достал из внутреннего кармана кителя блокнот с авторучкой. Давая понять второму человеку в области, что теперь готов не только внимать его мудрым речам, но и конспектировать их. С особым тщанием примерного члена ВЛКСМ.

— Ты тут давай, не юродствуй! — не поверивший мне, но успевший занять своё кресло, Валентин Павлович из-под густых, почти брежневских бровей, изучающее рассматривал меня. — Ты кто такой есть, Корнеев? Откуда ты на мою голову взялся и почему так наглеешь? Рассказывай начистоту, из чьих будешь?

Слово «холопов» он великодушно пропустил в своей последней фразе. Поэтому оснований дополнительно обижаться я не нашел и промолчал, ожидая продолжения.

— Чего молчишь, я тебе вопрос задал! — видный партиец потянулся к переговорке и что-то там нажал. — Чаю принеси! — без излишней вежливости к очкастой челядинке распорядился Большой человек.

— Ты наелся? — ехидно маскируя насмешку неискренней заботой и не отпуская кнопку, задал он мне вопрос. — Да ты не стесняйся, Корнеев, если еще хочешь пожрать, ты говори, накормлю!

Разумеется, двумя с половиной бутерами растущий милицейский организм насытиться не мог. Просто не успел. Он бы и десятком не удовлетворился. Но помня остервенелые глаза нешутейно озлившихся секретуток, я решил перестраховаться и рисковать не стал. Поэтому покачал головой, отказываясь от продолжения халявного банкета. Тем более, что слово «пожрать», презрительно брошенное мне пар-пидарасом, меня покоробило.

— Раиса Ивановна, мне один чай! — завершил заказ товарищ Матыцин и отпустил кнопку селектора.

Пока ему не принесли стакан чая со всем ему сопутствующим, он сверлил меня взглядом и нервно барабанил пальцами по столу.

А я, с удовлетворением осознавая, что первый этап разведки боем остался за мной, водил любопытным взглядом по кабинету. Что ж, добротно, дорого, богато. По советским меркам, разумеется.

На хозяина кабинета я переместил глаза, только когда он по-купечески, как с блюдца, с хлюпающим звуком втянул в себя кипяток. На меня он по-прежнему смотрел с профессиональным ленинским прищуром. Но не так ласково, как смотрит со своих портретов Ильич.

— Ты, что же, думаешь, что у меня много лишнего времени? — поставил на блюдце стакан Матыцын, — Рассказывай, на кого работаешь и как тебе удалось на меня эту липовую уголовщину слепить? Кто тебе это поручил, говори, паршивец! Ты же понимаешь, что я это всё равно узнаю⁈

Товарищ не хуже меня понимал, что партия из дебюта перешла в эндшпиль и, соответственно, заигрывать с нахальным лейтенантом он не видел никакого смысла.

— Мы оба с тобой знаем, что к спиртовым афёрам жуликов с ликёро-водочного завода я не имею никакого отношения! Ведь знаешь же⁈

Перестав себя контролировать, Матыцын схватил со стола стакан, но сделал это слишком резко. И так же суетливо поставил его обратно. Достав из кармана носовой платок, он, поморщившись, вытер обожженную руку. Дожидаться, когда он окончательно вспылит и плеснёт в меня кипятком, я не стал. Почти всё, что меня интересовало, я выяснил. Теперь пора было вступать в конструктивный диалог. Пришло время злому педерасту делать добрые прививки.

— Зря вы, Валентин Павлович, на меня обидными словами ругаетесь! Вот, ей богу, то есть, честное комсомольское, зря!

— Это ты, что ли комсомолец⁈ Наглец ты, а не комсомолец! Давай-ка ты, Корнеев, не забывайся и веди себя соответственно, не доводи меня до греха! — сверкнул не по возрасту ярко синими глазами коммунистический лидер, — Поведай лучше, ты откуда взялся такой смелый? И скажи мне, кто стоит за тобой? Ты же не сам по себе всё это паскудство против меня затеял?

Глядя, как мой собеседник уже более осторожно отпивает из стакана свой чай, я прикидывал, как побыстрее его сподвигнуть на приступ неконтролируемой откровенности. Чтобы затем уже после всего от него услышанного и не затягивая, покинуть этот кабинет. Желательно, без существенных потерь для себя.

Из претензий и расспросов данного руководящего товарища мне хотелось получить максимум полезной информации. И вместе с этим, извернуться, и попытаться убедить партийца кое в чём. А, если откровеннее, то в правильной версии проистекающих вокруг него событий. Для меня правильной. И было бы уже совсем хорошо, чтобы до выгодной мне «правды» он дошел самостоятельно. Как бы своим умом. Чтобы «просчитав» меня, он для себя всё понял. Понял, что, если даже кто-то и использовал меня, дурачка скудоумного против него, великомудрого Матыцына, то только втёмную. Непременно втёмную. Как торпеду. Кровь не только из носа, но и все выделения из прочих физиологических отверстий, а для этого мне надо всерьёз расстараться. И обставить это так, чтобы мудрый товарищ Матыцын выбросил из головы все ненужные мне сомнения. И надёжно уверился в моей юношеской инфантильности. Чтобы он поверил, что наглец Корнеев хоть нагл и зубаст не по годам, но в силу своих юных лет пока еще не является самостоятельно мыслящим игроком.

— Не понимаю я вас, Валентин Павлович! — осторожно решил я для начала немного пококетничать и покочевряжиться. — Если бы у меня были какие-то серьёзные связи, разве бы я в районе сейчас прозябал? Вы поймите, я не злой гений и не интриган! Я, как и вы, точно такая же жертва! Мне это уголовное дело по хищениям на ЛВЗ, как я понимаю, для моей же погибели подсунули! Хотя и не понимаю, кому я успел дорогу перейти! Вы, товарищ Матыцын, просто-напросто спросите у знающих людей и вам ответят, что никак оно мне не должно было попасть! Ни по сроку моей службы, ни по моей малой квалификации начинающего следователя! Со всей ответственностью заверяю вас в этом! — недоумённо скривив губы, прикинулся я обиженным недорослем. — Такого уровня дела обычно в УВД расследуют. И даже не в городском, а в областном! Так что вы бы лучше выяснили, кто это так распорядился, чтобы мне тот гнилой материал отписали! — для придания достоверности своим словам я возмущенно подёргал лицом, выказывая своё расстройство и детскую сердитость.

Мне и на самом деле было интересно, кто, и какими мотивами руководствовался, спихивая уголовное дело по «ликёрке» на меня. А еще я понимал, что времени на все озвученные мной проверки у Второго секретаря попросту нет. И, скорее всего, уже не будет. Он тоже прекрасно осознавал отсутствие у него времени. Но знать о моём понимании этого печального обстоятельства не мог. Как бы оно там ни было, а по всем имеющимся признакам я для него всего лишь пацан и не более того. Да, шустрый и да, наглый, но таки пацан. Который никак не может быть ему равным ни по уму, ни по опыту аппаратных интриг. Просто в силу своего возраста не может.