Измена. Серебряная Принцесса (СИ) - "Чинара" - Страница 49

— Ну там, чтоб лицо ее было.

— Я в такие вещи не верю.

— И это хорошо. Они тебя не тронут, пока ты в них не веришь. Но, видно, мать и отец твои верят, раз их тронуть смогли.

— Вы предлагаете найти ту подушку?

— А зачем ее искать? — баба Глаша достает маленький холощенный мешочек и кладет на стол. — Она в ней. На игольницу смахивает. Зинка в тот раз приезжала как раз за подушечкой. А Глашка уже все нашла. Я твою мать, как родную дочь люблю. Но она дура. Слишком, видите ли гордая, чтобы сжечь эту гадость. Говорит, настоящее чувство чарам неподвластно. А раз подвластно, значит, не настоящее. Тьфу. Я бы сама давно сожгла. Но так нельзя. Надо чтобы это сделал тот, кто-то связан с твоим отцом особыми узами.

— Вы хотите, чтобы я сожгла?

— Хочу. И прямо тебе вот говорю о том.

— А вдруг вы меня обманываете? — вытирая слезы, спрашиваю я. — Вдруг это все неправда? И вдруг эту штуку, о которой вы говорите, нельзя трогать?

— Молодец, девочка. Толковые вопросы задаешь. Вот, возьми-ка. — она протягивает мне пожелтевший конверт, — Здесь редкие фотографии с твоей мамой и с тобой, когда ты ещё крохой была. Я на них тоже мелькаю. Молодая еще, не такая дряхлая. А чтобы узнать, не сказки ли я тебе тут сочиняю, как домой вернешься, так матери и задай вопрос. Вот так в лоб и спроси. Скажи, баба Глаша мне все рассказала. Хватит правду скрывать. Ты по одному только ее взгляду сразу все поймешь.

— Я закончил. — раздается рядом голос Ильи.

— Ишь, какой шустрый, — улыбается ему старушка. — Так и мы уже все выяснили с Севушкой. Давай, богатырь наш, присаживайся, поешь еще пару блинчиков перед дорогой.

Я на дне бассейна. Снова. Под толщей огромной лжи, в которую была погружена с самого детства. Легкие горят от внезапной правды, которая в них проникла. Тело совершенно не приспособлено вдыхать пары реального мира. Они чересчур агрессивны, им не жаль терзать и распарывать мою наивную скорлупу семейного идиллия.

Серебряная принцесса касается ногами дна. Но вместе с тем мои глаза отрешенно смотрят на саму себя со стороны. Вот я спокойно сижу на бортике и наблюдаю, как часть меня постепенно уходит под воду.

Ее глаза расширены от ужаса, она умоляюще тянет ко мне руки.

Тщетно сопротивляется неизбежному.

Я чувствую каждую ее эмоцию. Я разделяю их с ней. Потому что я и есть — она.

Ей очень страшно. Больно. Обидно. Она до сих пор не может осознать услышанного. Она не желает верить бабе Глаше, но отчаянно верит, что я уступлю мольбам и спасу ее.

Видя мое бездействие, она кричит, почему я до сих пор не кидаюсь к ней, почему вообще поверила незнакомому человеку?

Она напугана настолько сильно, что умоляет все забыть. Умоляет вычеркнуть сегодняшний день, стереть самым черным маркером и продолжить жизнь в том мире, к которому я привыкла. В том радужном мире моя мама красивая актриса, на которую я всегда стремилась быть похожей.

Делаю глубокий вдох. Опускаю взгляд к рукам. Внимательно смотрю на конверт, который стискивают пальцы.

Мы едем уже полчаса, но я пока так и не решилась заглянуть в него. Он должен расставить все точки над «и». Но я медлю. И малодушно чего-то жду.

Обман. Я ничего не жду. Меня останавливает собственная трусость.

Размышляю, дать ли второй половине утонуть или протянуть руку и помочь ей выплыть. Мысль вновь слиться с ней и укутаться в привычные для себя истины видится такой манящей и соблазнительной.

Стоит всего лишь выкинуть пожелтевшую бумажку, тряхнуть головой и рассмеяться тому, как легко незнакомая старушка смогла меня одурачить.

Но я этого не сделаю. Что-то скребется за грудной клеткой и вопит, что бабушка Глаша не врала. Бабушка Глаша одна из немногих людей, кто открыл мне правду.

Ту правду, от которой мой мир до сих пор рушится и обломки летят друг за другом. Но каким-то чудом я все еще цела. И мне известно, что для того, чтобы полностью выбраться, следует позволить ей утонуть. Нельзя жалеть себя и снова забираться в лживый кокон.

В ней спрятано все, что связывает меня с убеждениями, которые тщательно закладывала в «свою внучку» Зинаида Львовна. А я из кожи вон лезла, чтобы соответствовать ложным и чудовищным идеалам, которых боготворила, в то время как они... Многие поступки бабушки теперь открываются совсем с другой стороны.

Страшная улыбка касается моих губ.

— С тобой все в порядке? — спрашивает Илья.

Он задаёт этот вопрос уже второй раз.

И я снова идеально вру, отвечая:

— Да.

Правда, голос выходит чужим, будто с нами в машине едет ещё одна девушка.

— Не хочешь рассказать, о чем болтали с бабой Глашей?

— Нет.

— Лаконичный ответ, привет.

— И тебе не хворать.

— Никогда не думал, что скажу это тебе, но ты меня немного пугаешь.

Из моего горла прорезается дикий смешок. Сложно сказать, полностью ли я в себе…

— Извини.

— Всё не настолько плохо. — староста бросает в меня быстрый взгляд. — Так ты что-то для себя узнала? Возможно, что-то важное?

— Да.

— Не скажешь, что?

— Скажу. — поворачиваю голову и смотрю на однокурсника. — Я узнала, что вокруг слишком много лжи.

— Хммм, — задумчиво выдает Илья, — Хочешь сказать, раньше ты этого не осознавала?

— Нет.

— Что ж, добро пожаловать в мой мир без пукающих радугой пони.

— Ты мне тоже о чем-то врешь? — спрашиваю без всякой цели.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. — пожимаю плечами, усмехаясь, — Просто однажды я о тебе тоже узнаю что-нибудь неожиданное. Например, что наш староста совсем не тот, кем я его все это время считала?

Кузнец хмурится. И между нами повисает тишина. Осязаемая. Она неожиданно подсказывает, что моя догадка, которую я необдуманно озвучиваю, наугад выстраивая слова в предложение, может оказаться верна.

— Я такой, какой есть, и не пытаюсь быть перед тобой кем-то другим. Не хочу казаться лучше или хуже. — говорит он. — Но ты все же права. Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь.

— И это кое-что связано со мной? — вопрос чересчур самонадеян, но я лишь пытаюсь неудачно шутить.

Однако Илья наклоняет голову и отвечает:

— Косвенно.

Я настолько измотана, что не способна даже удивляться.

— Ты мне расскажешь?

— Да. Даю слово. Но не сегодня.

— А когда?

— Когда мы станем достаточно близки.

В другой раз я бы моментально покраснела и отвела взгляд в сторону, но сейчас бесстрастно продолжаю на него смотреть и даже умудряюсь задать вполне логичный вопрос:

— С чего ты взял, что мы станем близки?

— Просто знаю.

— Разочарую. Но я уже вряд ли смогу с кем-то сблизиться.

Мы сталкиваемся взглядами, и Кузнец негромко произносит:

— Близость может быть очень разной, Серебряная принцесса.

Зайдя в дом, я прямиком направляюсь в самую дальнюю гостиную, в которой любить коротать вечера Конни. Как и ожидаю, застаю ее там одну.

Негромкая музыка, открытые окна и запах пломбира с клубникой.

Констанция удивленно отрывает глаза от книги и поворачивает голову в мою сторону. Предпринимает попытку подняться и что-то спросить, но я не даю ей такого права.

Молниеносно преодолеваю разделяющее нас расстояние и кидаю в нее конверт. Из него веером выскакивают фотографии, взлетают в воздух и падают к ногам той, кого я все это время считала своей мачехой.

Обида и едкая боль клокочет внутри меня.

— Объяснишь? — гневно говорю я, и лицо Констанции бледнеет.

Андрей однажды рассказывал, что воспроизводит в своей голове новый фильм до тех пор, пока не видит каждую малейшую деталь, пока полностью не остается доволен полученным результатом.

Вот и я теперь прокручиваю в голове эту сцену не менее десяти раз и до последнего верю, будто именно так и поступлю. Однако, стоит открыть дверь и войти в прихожую, как бравада затухает и перетекает в нечто совершенно иное.