Без памяти (СИ) - Мейер Лана - Страница 47

— Тея, успокойся, сказал тебе. Тея, блядь, Тея! Тея…, — он пытается меня вразумить и слегка похлопать по лицу, чтобы отрезвить, но я обхватываю его за шею жестким захватом, и начинаю двигаться на его члене так, словно танцую бедрами на его вздыбленной плоти. Держу шею, словно стараюсь перекрыть ему кислород и танцую змейку, переходя на быструю тряску, и получаю дикое физическое удовольствие, когда его ладони врезаются в мои ягодицы, а с губ Леона срываются нечеловеческие, неудержимые стоны, разрывающие его грудную клетку. Он никогда еще так не стонал во время секса. Никогда, мать его, никогда.

Леон, кажется, вообще отлетает в космос, пока я двигаюсь на нем со всей яростью, словно наказывая и вымещая на муже всю боль, что он мне причинил.

— Получай, не Бог. Получай сполна. Я затрахаю тебя до смерти, идет? — хрипло рычу, ускоряя свои движения и двигаясь на нем так, чтобы моя грудь касалась его груди, а клитор непроизвольно терся о пах сотрясающегося в экстазе, мужа.

Черт, невыносимо смотреть на его лицо. Ему больно, ему сладко, и мне… мне тоже. Нас охватывает совместная агония, в которой мы, танцуя, сгораем до пепла.

— Черт, черт, черт, да…еще, еще, — кричу я, пока он стонет в мои губы, позволяя мне елозить на нем, словно древней жрице любви. Не понимаю, как мы оказались в этой точке…мы кончаем синхронно, с такими дикими звуками, которые наверняка слышны за пределами машины, даже несмотря на то, что она бронированная. — Господи, да-а-а-а-а, — я сотрясаюсь на нем, вращаю бедрами и наконец, замираю, обмякая в сильных руках Леона.

— Блядь, детка, — просто выдыхает Голденштерн целых пять минут спустя. Все это время он пытался отдышаться, прийти в себя. А я — понять, что мне со всем этим делать. — Охуеть можно. Меня так никто и никогда не трахал, — медленно, едва дыша, усмехается Леон. — И мне понравилось, — он вдруг становится ласковым, как слепой котенок. Льнет ко мне, нежно покрывая поцелуями лицо, нос, щеки, губы…я расплываюсь в ехидной улыбке, осознавая, что одержала победу.

Какой ценой? Но победу.

Так сказать, взорвала его мозг нестандартным подходом. Взорвала сердце.

Упираясь ладонями в его грудь, привстаю с него, и опускаюсь рядом, хотя ощущаю, что он по-прежнему не хочет меня отпускать.

— Довольно нежностей, мистер Голденштерн. Вам она не идет, — кидая на него холодный взгляд, заявляю в лицо мужа. Реагирует он не мгновенно, но спустя несколько секунд возвращает себе стальную маску. — Влюбился что ли? А я… ничего не чувствую. И не почувствую никогда. Тело может испытать тысячи оргазмов, Леон. Это никак не влияет на мои чувства. Я просто хотела показать тебе это. Теперь ты видишь.

— Ты сама напросилась, Тея. Я сделаю то, что очень долго откладывал, — рычит Леон, обхватывая меня за шею.

— Делай. Я пойду, попрощаюсь с гостями.

Вырвавшись из его все еще слабой после оргазма хватки, выхожу из машины, а он идет за мной, едва успев натянуть штаны.

Побегай за мной, давай, побегай. Когда мужчина бежит, он влюбляется в женщину. Он видит в ней личность, а не игрушку для удовлетворения своих потребностей. К тому же: с сегодняшнего дня, я не его шлюха, а жена, самая настоящая жена, и нашу свадьбу я прекрасно помню.

Леон берет меня за руку и резко разворачивает к себе.

— Тея, — кажется, он хочет сказать мне что-то важное, но явно не успевает. Напрягаюсь, ощущая, как ослабли его пальцы.

— Тебе плохо? Что случилось? — такие реакции тела невозможно отыграть. Леон кладет руку на грудь, его взгляд становится затуманенным. — Лео…

Неладное замечает кто-то из охранников. В следующую секунду нас обступают бодигарды, вызывающие медицинских работников из специального фургончика — его Леон всегда берет с собой на важные мероприятия. Паранойя его не дремлет, и очевидно, не зря.

Я теряюсь, отступая назад… Я хотела причинить ему боль, и у меня это получилось. Можно сказать, даже перестаралась. Но чувство вины не овладевает моим сердцем, поскольку я прекрасно знаю, что реванш надо мной он возьмет. И очень скоро.

Отхожу в сторону, наблюдая за происходящей суетой со стороны. Переживаю ли я, волнуюсь? Конечно да. У меня тоже разрывается сердце, я не хочу, чтобы он умер. Не так.

Мне необходимо сходить в туалет и ополоснуть себя под холодной водой. Впервые, мне удастся сходить туда без сопровождения охраны, собравшей вокруг Леона.

Однако, я жалею о своем решении побыть одной, как только переступаю порог туалетной комнаты и слышу отчётливую фразу, принадлежащую голосу из моих воспоминаний:

— Ну привет, Алатея. Отлично сработано, — нервно сглатываю, вглядываясь в черты лица человека, ожидающего меня у туалетных раковин.

Физиологически сердце здорового человека рассчитано на сто пятьдесят лет. И это не предел, а если верить ученым, нижняя планка. Вырабатываемой энергии сердечной мышцы в идеале должно хватить, чтобы преодолеть расстояние до Луны и обратно. Но реальная статистика выглядит отнюдь не так оптимистично. На протяжении десятилетий болезни сердца остаются лидирующей причиной смертности во всем мире. Более семнадцати миллионов человек ежегодно умирает, досрочно выработав свой сердечный ресурс.

Я с детства знал, что нахожусь в зоне риска и в любой момент могу стать одним из тех, кому не повезло. Операция по исправлению врожденной патологии, проведенная в подростковом возрасте, стабилизировала мое состояние и значительно увеличила шансы на выживаемость, но оставила последствия, преследующие меня по сей день.

Я могу обеспечить себе круглосуточное наблюдение лучших кардиологов и делаю это, соблюдая все предписания врачей.

Я могу купить новое сердце… и не одно, и тем самым решить все имеющиеся проблемы, но никто не даст мне гарантий, что пересадка пройдет успешно и донорский орган, каким бы идеально подходящим он не был, приживется.

Сдохнуть на операционном столе со вспоротой грудной клеткой — что может быть хуже?

В древности люди верили, что сердце и безымянный палец связывает особая артерия. Тогда же зародился обычай обмениваться кольцами, которые наши предки носили именно на этом пальце. Спустя тысячи лет традиции остались неизменными. Выбирая женщину, мы как бы окольцовываем ее сердце… и свое. Этим утром я женился в третий раз, и мой ржавый мотор в знак протеста или по каким-то другим неизвестным причинам снова забарахлил, возвращая к вопросу:

«Что может быть хуже нелепой бессмысленной смерти здесь и сейчас?»

Ничего.

Дьявол не получит меня. Не сегодня. Я не сдамся, выплыву, чего бы мне это не стоило. Чувствуя, как невидимые стальные клещи сдавливают грудную клетку, изо всех сил цепляюсь за ускользающий призрачный свет, не позволяя сознанию погрязнуть в вязкой холодной тьме.

Спустя какое-то время сгущающийся мрак рассеивается, парализующая боль отступает. Я снова дышу, различаю лица суетящихся вокруг меня врачей, слышу взволнованные голоса и раздражающий писк медицинской аппаратуры.

— Показатели пришли в норму, — с облегчением произносит один из медиков. И я воспринимаю его слова, как благословение небес или адовой бездны, по краю которой только что прошел, но удержался от падения, выторговав себе еще немного времени.

— Живучий сукин сын, — доносится до меня приглушенный шепот Драгона, и я не могу удержаться от триумфальной улыбки.

— Ты тоже здесь, брат? Не терпится попировать на моих костях? — сдернув кислородную маску, нахожу взглядом близнеца и насмешливо ухмыляюсь. Врачи неотложки расступаются, когда Драг шагает к реанимационной тележке. Нависает надо мной, смотрит мрачно и напряженно, сжимает губы в тонкую линию.

— Идиот, — цедит сквозь зубы. Не заметив в его прищуренных глазах ни превосходства, ни злорадства, стираю воинственный оскал со своего лица. — Я никогда не желал твоей смерти. Поэтому сделай одолжение — живи, твою мать.