Без памяти (СИ) - Мейер Лана - Страница 31

— Леон? — Ярослав переводит на меня выразительный взгляд. Она следует его примеру, и теперь оба выжидающе пялятся в мою сторону.

— Сама пойдешь или понести? — предлагаю только два варианта.

— Сама, — Алатея сжимает зубы, понимая, что спорить бессмысленно, и покорно следует за доктором.

Соседний бокс практически не отличается от обычной реанимационной палаты со всей необходимой аппаратурой и мониторами для контроля жизненно важных показателей пациента. Однако Тея пугается, словно ни разу не была в больнице. Встает, как вкопанная в двух шагах от специализированной кушетки, и наотрез отказывается приближаться.

Долгий путь уговоров в большинстве спорных моментов только затягивает проблему и редко ведет к ее решению. Дипломатия — это зло, пустая болтология, за ширмой которой ведутся мировые войны. Я предпочитаю использовать язык силы. Превосходящей силы и сокрушающего подавления.

— Ты неделю провела здесь, восстанавливалась на этой самой кровати, и до сих пор жива.

Сдавив ее плечи, я толкаю Тею вперед и, отбивая жалкие попытки сопротивления, усаживаю на кровать.

— Бояться нечего.

— Рядом с тобой всегда есть, чего бояться! Что вы собираетесь со мной делать? — ее голос дрожит от напряжения. В глазах паника, губы побелели от страха. — Леон?

— Скажи ей, — устало произносит Ярослав. — Без стабильных показателей я даже витамины колоть не стану.

— Хорошо, я объясню, — силком удерживая девушку в сидячем положении, наклоняюсь так, что наши лица оказываются нос к носу. — Мне надоела беготня, детка. Мое время стоит очень и очень дорого, а ты упорно отказываешься сотрудничать.

— Я не…, — начинает возражать она.

— Заткнись и слушай! — грубо перебиваю я. — Мне важен результат. И будет лучше, если я получу его в максимально сжатые сроки. Лучше для нас обоих. Это понятно?

— Да! — яростно выкрикивает Тея.

— Спокойнее, милая, — угрожающе улыбаюсь, вызывая у девушки нервный озноб. — Расслабься. Ты слышала доктора? Твои показатели должны быть в норме, иначе… — выдерживаю многозначительную паузу. — Иначе эффект может оказаться не таким, как мы ожидаем…

— Он сказал, что не будет… — Тея осекается, напоровшись на мой предостерегающий взгляд.

— Он сделает все, что я прикажу, — сообщаю с ледяным спокойствием. — Как ты уже заметила, мы находимся в лаборатории. Доктор Артемьев — ученый, он работает над созданием ряда инновационных препаратов, обладающих разным спектром действий, в той или иной мере затрагивающих нервную систему.

— Вы… Ты хочешь протестировать на мне какую-то убийственную заразу? — страх на лице Алатеи сменяется шоком. — Я не подопытная крыса! Нет, Леон. Нет!

— Эмили, опыты завершены, угрозы твоему здоровью нет, — увещевает Артемьев, как обычно используя провальную мягкую тактику.

— Я не Эмили! Вы не посмеете. Не имеете права! — она снова переходит на крик, начиная вырываться из моей хватки.

— Слушай сюда, малыш, — несильно встряхиваю ее за плечи, концентрируя внимание Теи на себе. — Если не хочешь до конца жизни пускать слюни и мочиться под себя, ты просто позволишь славному доктору ввести тебе этот препарат, чудесным образом развязывающий язык. После чего мы с тобой немного поболтаем о твоих провалах в памяти. Договорились?

— Нет! — сквозь зубы цедит Алатея, испытывая на прочность мое «ангельское» терпение.

— Ты утверждаешь, что не помнишь, как пыталась меня убить. Есть быстрый и легкий способ это проверить, — напираю я, но при этом ослабляя давление ладоней на ее плечах. — Побочные действия исключены. Препарат протестирован на сотнях добровольцев.

— Добровольцев? — нервно смеется Тея. — Лучше покажи, где тут у вас спрятан крематорий для этих самых добровольцев. Ты за идиотку меня держишь, Леон?

— Нет, но именно так ты себя и ведешь, — выжимаю более-менее добродушную улыбку. — Милая, если твоя память так же девственно чиста, как твое тело несколько дней назад, то препарат просто не подействует, и мы продолжим вспоминать, используя другие способы.

Она едва заметно хмурится, осмысливая полученную информацию.

— Пойми, малыш, мне недостаточно твоего честного слова. Риски быть облапошенным, слишком велики, — Пробегаюсь пальцами по ее щеке и мягко поддеваю подбородок. — У меня нет выбора, Тея.

— Сначала вопрос, — не разрывая зрительный контакт, она переходит к торгам. Я коротко киваю, давая свое согласие. — Почему ты перестал называть меня Эмили? — ее перебинтованная ладонь ложиться на мою щеку, и теперь мы полностью зеркалим действия друг друга. У меня возникает ощущение, что она не погладила меня по лицу, а заехала кулаком в солнечное сплетение. И я пропустил гребаный удар. Проницательная маленькая стерва.

— Это имя тебе больше не подходит, — с напускным равнодушием отвечаю я.

— Оно никогда и не было моим, так? Ты все придумал? Просто признайся, черт возьми! — и она действительно бьет меня кулаком… в плечо. Снова и снова, пока я не скручиваю руки у нее за спиной.

— Сегодня мы проверяем правдивость твоих слов, любовь моя, — яростно рычу в раскрасневшееся лицо.

— Леон, помягче, — док делает шаг вперед, но я останавливаю его пригвождающим взглядом.

— Помягче она не понимает. Да, Тея? — наиграно ласковым тоном тяну я.

— Я соглашусь, но мне нужно что-то взамен, — неожиданно заявляет Алатея. В распахнутых глазах снова мелькает мольба. — Звонок матери. Это все, о чем я прошу.

— И ты не будешь брыкаться и сделаешь все, что я скажу?

Она поспешно кивает. Я задумчиво сдвигаю брови, размышляя, чем может обернуться для меня согласие. Новый виток истерии? Вполне возможно, но это случится после, а сейчас я говорю:

— Хорошо, твоя взяла, — даю малышке повод порадоваться, что хоть в чем-то сумела меня «нагнуть».

Но не вижу никакой радости и триумфа. Тея медленно выдыхает, словно я только что снял с ее плеч многотонный груз. Внутри вновь болезненно тянет, и это ни хрена не приятное ощущение. Я не слепой идиот и понимаю, что происходит. Эта хрупкая девушка с неистовым упорством методично пробивает мою оборону, ломает контроль, выводит на давно забытые и запрещенные эмоции.

Я должен ее остановить… и есть способ, такой же действенный, как тот, что собираюсь использовать сейчас. В зависимости от дозировки меадон обладает разными свойствами. Первое мы увидим в действии совсем скоро, второе — сделает волю человека куском глины в моих руках, третье — все еще тестируется, но мне достаточно первых двух, чтобы начать войну и запустить реализацию масштабного сценария по сокрушению своих врагов.

Но хочу ли я воевать с Теей такими методами?

Нет, черт бы ее побрал, не хочу.

— Начинай, Ярослав, — распоряжаюсь я, освобождая место Артемьеву. Встаю в изножии больничной кровати, не отрывая взгляда от потерянного лица Алатеи. Она тоже смотрит на меня, старательно скрывая свое волнение.

— Ты готова? — подключив девушку к мониторам, док ждет от нее отмашки, чтобы ввести в вену катетер.

— Точно больно не будет? — тихо спрашивает она. Выглядит такой уязвимой и напуганной, что щемит сердце.

— Нет, ты совсем ничего не почувствуешь, кроме крошечного укуса от небольшого прокола, — с ласковой улыбкой успокаивает Артемьев.

Я десятки раз слышал, как таким же тоном он утешал «добровольцев», чьи останки никто никогда не найдет. За любым прорывом в научной медицине стоят сотни, а иногда и тысячи жертв, но общественность никогда не узнает их имена. Мы создали совершенное биологическое оружие массового поражения, самое тихое и убийственное из всех, что существовали ранее. Это ни вирус, ни токсин, и не бактерия. Это частица Бога, позволяющая одному человеку управлять целым миром.

Три дня назад именно по этой причине Артемьев потребовал моего присутствия в лаборатории. У нас получилось. Остался последний завершающий этап, но как я уже сказал, начинать действовать можно уже сейчас.

— Если я умру… — шелестящий голос Алатеи вырывает меня из грандиозных планов будущих сражений. — Позаботься о моей маме. У нее никого нет, кроме меня.