Без памяти (СИ) - Мейер Лана - Страница 19

Когда-нибудь она пожалеет, что не разбилась, сорвавшись с высоты, и посмела нарушить мои планы. Потому что я хуже, чем смерть. Я — бездна, в которой ей суждено утонуть. И в отличие от маленькой лгуньи, я отлично помню, что эта с виду невинная девочка решила сыграть против меня. Целенаправленно, осознанно и хладнокровно.

«Завтра ты ничего не вспомнишь, Леон…»

Даже тут она соврала. Если бы у нее все получилось, не было бы для меня никакого «завтра». Мой холодный труп с ножом в руке нашли бы на месте зверского преступления. Сенсация, достойная заголовков мировой прессы. Враги бы ликовали, а драгоценная семейка танцевала на моих похоронах.

Какое разочарование, что снова ни черта не вышло!

Теперь мой ход и я снесу всех, кто хотел меня уничтожить.

Во мне нет ни капли жалости и благородства. Поэтому я начну с самого слабого звена. С продажной дурочки, возомнившей себя Мата Хари. Алатее хватило смелости или глупости бросить вызов Леону Голденштерну, а теперь ей предстоит роль безропотной пешки в моей шахматной партии. И я без раздумий избавлюсь от нее, как от ненужного балласта, когда придет время. Сходство с Эмили больше не триггер для пробуждения моих эмоций. Тея лишилась своего козыря, когда я увидел ее истинное лицо.

— Я не Эмили, — испуганный шепот пробирается в мои мысли, возвращая в реальность.

Конечно, ты не она. Опустив ладонь на трепещущее горло, я инстинктивно сжимаю пальцы. Потребность придушить лживую суку оглушает. Гремучая ярость растекается по венам, пульсирует в висках, бьется в сердце и горячей волной опускается ниже, заставляя меня ненавидеть ее еще и за то, что хочу не только убивать. За то, что хочу ее под собой, распятую, покорную, умоляющую. Теперь, когда морок наваждения спал, я не вижу особых преград, чтобы получить все, что рисует мое извращённое воображение.

Почему нет, черт возьми? Это всего лишь способ убедиться, что она ничем не отчается от остальных подделок. Красивая кукла для удовлетворения физиологических потребностей. Просто тело для получения разрядки. До того как мне наскучило, таких у меня были сотни, и эта не станет исключением. Может быть, не сразу. Я не исключаю, что три года осознанного воздержания на какое-то время усилят ощущения, но быстро они угаснут, превратившись в пустую механику.

— Леон, не молчи, — жалобно зовет она. Я чувствую ее сомнения и страх, безошибочно распознавая сигналы, транслируемые хрупким дрожащим телом. — Объясни мне, что происходит. Зачем это всё? — Тея дергается в своих путах, задевая упругой задницей мой каменный член и в ужасе замирает.

— Я всего лишь хотел, чтобы ты очнулась в знакомой обстановке, любимая, — усмехнувшись, сползаю ладонью на ее промежность и сильнее толкаюсь бедрами. — Твой лечащий врач заверил меня, что это должно поспособствовать быстрому возвращению памяти.

— Знакомой обстановке? — судорожно выдохнув, недоверчиво переспрашивает она. — Мне ничего здесь не знакомо, включая тебя.

— С первого раза этот метод не сработал, но мы будем пытаться еще, — наклонив голову, я задеваю губами бьющуюся венку на ее виске. — И еще… Пока не получится.

— То есть ты знал, что я ничего не помню?

— Да, — киваю я. — Врач меня предупредил.

— Почему я не помню своего врача?

— Ты приходила в сознание всего два раза за неделю, но, видимо, эти короткие минуты тоже стерлись.

— Что со мной произошло?

— Хватит болтать, — резко бросаю я.

— Подожди… — она рефлекторно сжимает бедра, когда я начинаю лениво поглаживать пальцами шелковистые складочки. — Леон, не надо, — умоляет чуть ли не со слезами.

Сейчас я ей верю. Ее эмоции и тело не лгут. Тея слишком дезориентирована и напугана, чтобы возбудиться, но у нас впереди много времени. Я заставлю ее одержимо жаждать моих прикосновений, сделаю ее зависимой самого разнообразного грязного секса, превращу в похотливую шлюху, готовую раздвигать ноги по щелчку пальцев. Нет ничего проще. Я проделывал подобное много-много раз.

Резко отпустив ее, отхожу в сторону, равнодушно наблюдая, как теряя равновесие, она неуклюже оседает на пол.

— Ты не собираешься меня развязывать? — в обращённом на меня взгляде мелькает злость.

— Подожду еще немного. Вдруг что-то вспомнишь, — ухмыляюсь я, опускаясь в мягкое кресло. Раздражённо морщусь, поправляя упирающийся в ширинку каменный член. Проследив за моими действиями, она забавно вспыхивает.

— Я не верю, что мне нравилось сидеть у твоих ног в таком жалком состоянии, — поджав к груди колени, Тея пытается таким образом прикрыть свою наготу, но все равно выглядит вызывающе сексуально.

— Тебе нравилось не только сидеть у моих ног, но и стоять передо мной на коленях со связанными за спиной руками. — на ее лице отражается неподдельный шок. — У тебя умелый рот, Эмили. Горячий и жадный. Напомнить, насколько глубоко ты умеешь заглатывать член? — глаза Теи становятся похожими на два огромных аквамарина, щеки пылают, как у девственницы. Хотя, почему как? Она и правда целка. Причем не восстановленная. Пока Тея находилась в искусственной отключке, Артемьев провел полное обследование ее организма, заострив внимание и на этой интимной детали.

Удивительно, как девчонке удалось сохранить невинность. Учитывая сферу ее деятельности, это почти подвиг, который может стать проблемой, когда я перенесу наши игры в горизонтальную область. Тея не так глупа, чтобы поверить, что я ни разу ее не трахнул за полгода нашего брака.

— Я ничего такого не делала, — возмущенно шипит моя забавная опасная игрушка, по вине которой я запросто мог лишиться жизни. — Может быть, твоя Эмили и была профи по глубокому минету, но, заверяю тебя, у меня нет с ней ничего общего.

— Делала, детка, и с огромным удовольствием.

— Нет! Я бы почувствовала, поняла, но ты мне даже не нравишься, — гневно бросает она. — Я тебя боюсь до усрачки. Вряд ли это похоже на любовь.

— А кто говорит о любви? — безразлично отзываюсь я. — Ты вышла за меня по расчету. Это я был в тебя влюблен, как последний идиот, а тобой двигали исключительно меркантильные интересы.

— Ты и влюблен? Бред какой-то, — она нервно смеется. — С любимой женой не обращаются, как с бесправным животным.

— Я же уже говорил, что нас обоих возбуждали подобные эксперименты.

— Я ответила, что не верю. — Огрызнулась Тея. — Почему ты называешь меня Эмили?

— Потому что ты сама выбрала это имя, когда решила начать новую жизнь. Со мной, — она озадаченно хмурится, всерьез размышляя над моими словами. — Вероятно, тебе было что скрывать или чего-то стыдиться, — с недобрым прищуром добавляю я. — Есть предположения, что это может быть?

Она отводит взгляд, отрицательно качнув головой, и внезапно начинает заваливаться на бок. Доигрался, блядь… Я оказываюсь рядом быстрее, чем ее бедовая голова достигает пола. Подхватив безвольное тело на руки, легонько хлопаю ее по бледным щекам. Она не реагирует, дыхание слабое, в глазах отсутствующее выражение.

— Тея… эй, на меня смотри. Не отключайся, твою мать, — требую я, но Алатея меня уже не слышит. — Артемьев, сюда. Быстро, — развернувшись, рычу в сторону двери.

— Все в порядке. Она просто спит, — закончив осмотр, Ярослав отошел от кровати и направился в ванную. Я тенью двинулся за ним.

— Что значит спит?

— То и значит, Леон, — устало проговаривает Артемьев, снимая перчатки. — Она неделю находилась в медикаментозном сне, хотя в этом не было острой необходимости, — сунув руки под струю воды, он осуждающе смотрит на мое отражение в зеркале над раковиной. — Это последствия. Я тебя предупреждал.

— Сделай что-нибудь! — раздражаюсь я.

— Что я могу сделать? Сотрясение мозга, сильный ушиб и твоя самодеятельность в ее лечении все сделали за меня. Для полного восстановления понадобится время и отсутствие стрессовых ситуаций.