Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика - Страница 8

— Пойдем-ка, деточка… — нянька Теофила уцепила ее под руку и повлекла по балкону к противоположной двери. — Хмельная она, неужто не видно? Об чем с ней теперь говорить? А вот наутро проспится, там и разговор пойдет, и участие… Идем, милая.

Джулия смотрела в знакомое красное лицо и отчетливо понимала, что нянька врет. Ее саму поразило поведение Марены. И виной тому вовсе не хмель, не так сестра и хмельна. Но им обеим сейчас не хотелось об этом говорить. Теофила проводила Джулию в покои, обняла, давясь слезами:

— Может, не так все и плохо, горлинка моя? Может, не такой уж зверь, раз с добрыми людьми рука об руку сидел, да никого не сожрал?

Джулия не сдержала улыбки:

— Может статься, и не зверь, нянюшка. — Она обняла старуху: — Ты иди, родная, с раннего утра на ногах. Марена права — всем надо отдохнуть. Никуда я до завтра не денусь. Там и наговоримся.

— Да как я тебя одну оставлю?

— Со мной девушки. И Альба. И Лапа. Иди, нянюшка, не то прикажу силком тащить. Доброй ночи.

Джулия дотолкала Теофилу до двери, закрыла створку и прислонилась спиной, чувствуя, как слезы потекли по щекам. Она не хотела плакать при няньке. При девушках тоже не хотела, но это уже было выше ее сил. Столько часов это все копилось внутри. Просватана… Подумать только, просватана!

Джулия вошла в комнату, кое-как уняв слезы, сделала Альбе знак молчать и велела выпустить Лапу. Зверек с рычанием вырвался из заточения и в мгновения ока уже сидел на руках, прикусывал рукав в знак того, что злился на хозяйку. Джулия, наконец, смогла прижать к себе любимца, и стало чуть-чуть легче, будто Лапушка все понимал и разделял ее отчаяние. Она поцеловала зверька в лоб:

— Не все так плохо, Лапушка. Ведь, правда? По крайней мере, у нас с тобой есть время…

Касания к мягкой шерстке успокаивали, будто лисенок обладал какой-то своей неведомой магией. Магией хитрых глаз, чутких ушей, биения маленького сердечка. Глупости. Просто Джулия безмерно его любила, и оттого все в Лапе казалось чудесным.

Девушки раздели ее, распутали прическу и тщательно расчесали волосы. Джулия с облегчением вздохнула, ощутив, какой тяжестью было шитое золотом платье. Несчастливое платье — Лапа был прав, не желая отпускать ее.

В дверь постучали. Одна из служанок поспешила на стук, но тут же возвратилась:

— Сеньора, сеньор Амато велит вам немедля явиться в его кабинет.

Джулия похолодела. В кабинет? В такой час? Зачем? Но упрямиться не стала. Она бы тоже хотела задать брату один вопрос. Она накинула распашное домашнее платье и выскользнула за дверь.

Во дворце, несмотря на поздний час, было шумно — слуги разгребали последствия праздника. Единственное, о чем она молилась — не столкнуться где-нибудь ненароком с Фацио Соврано. Джулия перешла в другое крыло дворца, свернула в угловую башенку и велела слуге, стоящему у двери, доложить.

Амато ждал. Он сидел за резным столом в свете тусклых свечей и цедил вино, будто за ужином оказалось мало. Джулия подошла к столу:

— Ты хотел меня видеть, брат?

Он улыбнулся:

— Итак, я полагаю, ты счастлива?

Джулия оставила глупый вопрос без ответа:

— Почему я, Амато?

— А почему бы не ты? У меня две сестры.

— Он выбрал Марену. Почему я?

Амато повел бровями:

— Эти вопросы надо задавать не мне. Помолвка состоялась, это видели все.

Джулия сглотнула, стараясь держать себя в руках:

— Тогда зачем ты позвал меня?

Амато барабанил пальцами по столу:

— Завтра к рассвету ты должна быть готова в дорогу. Минимум вещей, одна служанка. Позже обозом пришлют то, что Паола сочтет нужным. Можешь идти к себе.

Джулия остолбенела. Стояла, понимая, что ее попросту знобит. Она собралась с духом и открыто посмотрела на Амато:

— В какую дорогу?

Брат небрежно махнул рукой:

— Ты уезжаешь в Альфи. Со своим женихом.

Внутри все обмерло, сердце перестало биться:

— Почему это? Кто это сказал?

Что-то шевельнулось в самом темном углу:

— Я сказал.

Джулия невольно попятилась, когда в неверном свете свечей высветилось лицо Фацио Соврано, дрогнула жемчужная серьга. Он пристально смотрел, и под этим взглядом хотелось сжаться. Джулия сильнее запахнула домашнее платье на груди, вдруг осознав, что не одета. Покачала головой:

— Я не поеду… Я не поеду! У меня есть полгода со дня помолвки. Я должна оставаться дома.

Соврано смотрел на нее, потирал подбородок, а его глаза, в которых отражалось пламя свечей, будто жгли насквозь.

— Вы поедете, сеньора, потому что я так хочу. Скорее, требую. И если вы не изволите к рассвету быть готовой, вас повезут в том, в чем достанут из постели.

Джулия пыталась спорить, умоляла брата вмешаться, но все было бесполезно — он не желал даже словом выступать против Соврано. Амато было все равно. И она готова была поспорить, что брат думал лишь о том, чтобы Фацио и его люди поскорее убрались. С ней, или без нее — не имело никакого значения. Лишь бы скорее и как можно дальше. Джулию уже списали, вышвырнули, как швыряют с палубы судна балласт. Семья ее отвергла. Единственное, что еще все же волновало Амато — предстоящий брак. Чтобы он был заключен, как полагается. И консумирован. И брата уже не расстроит, если на следующий же день Джулия попросту умрет — формальности будут уже улажены. Теперь казалось, что это никого не расстроит. Даже Марену.

Соврано полностью оправдывал свое прозвание. Он расхаживал по дворцу, как хозяин, а Амато едва поспевал следом. Фацио зачем-то потребовал, чтобы ему показали покои невесты. Просмотрел все комнаты, пересчитал прислугу, будто приценивался, выглянул в окно. Сухо пожелал Джулии доброй ночи и выставил снаружи у дверей охрану из своих людей. Он самым бесстыдным образом стерег свою собственность. И все это время от Амато не слышали ни слова возражения.

Когда дверь за мужчинами, наконец, закрылась, Альба округлила глаза:

— Да что же это, сеньора?

Джулия обессилено опустилась на мягкий табурет, обхватила себя руками, чувствуя, что буквально трясется от холода:

— Они велят мне ехать завтра на рассвете.

Альба присела в ногах:

— Куда, сеньора?

— В Альфи. С ним…

Альба невольно прикрыла рот ладонью:

— Так ведь положено полгода…

Джулия покачала головой:

— От поступает так, как хочет. Обычаи ему не указ. Мне велено быть готовой к утру.

Служанка молчала, лишь смотрела во все глаза. Джулия опустила голову:

— Собери мне сундук с самым необходимым и приготовь серое дорожное платье. Ты знаешь, какое.

Альба с готовностью кивнула, а Джулия даже задержала дыхание, боясь задать самый главный вопрос:

— Альба… Мне позволено взять с собой одну служанку. Я была бы рада, если бы ты поехала со мной.

Та тоже опустила голову. Комкала в пальцах передник:

— Как прикажете, сеньора.

— Нет, — Джулия покачала головой, — я не приказываю — я спрашиваю. И пойму, если ты захочешь остаться здесь. Здесь твой дом, здесь твоя матушка. Я не хочу тебя неволить.

Альба грустно улыбнулась:

— Матушка первая осудила бы меня, если бы я бросила свою госпожу. Да и как вы без меня? Приставит ваш муж к вам криворуких дур, так кто же кроме меня за ними уследит?

Джулия кивнула:

— Спасибо тебе, Альба. Я этого не забуду. Значит, и ты соберись. — Джулия провела ледяными руками по шее: — Раствори окно, дышать нечем.

Служанка поднялась:

— Ночи свежие, сеньора. Зябко.

— Все равно раствори. Хоть родным воздухом напоследок надышаться.

Альба не спорила. Лишь принесла из гардероба меховую накидку и укутала Джулии плечи. Открыла окно, поежилась на ночном ветру. Оперлась на подоконник и глянула вниз. Испуганно повернулась:

— Сеньора, и там тоже!

— Что?

Джулия подошла к окну, тоже выглянула. В свете факелов внизу просматривались еще двое из охраны Соврано. Альба нахмурилась: