Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика - Страница 28

— Она тебя забавляет, да? Эта неподходящая простенькая девица… — Прозвучало едва слышно, будто Доротея давилась словами. — Но ведь все закончится, едва она побывает в твоей постели. А, может, и раньше. Ты возненавидишь ее. А она — тебя.

— Это не твоя забота.

— Фацио!

Дрогнуло пятно фонаря, послышались тяжелые шаги, которые будто удалялись. За ними раздавались мелкие шажки Доротеи. Скрип петель, хлопок дверцы. И тишина. Они вышли через потайную дверь?

— Выходи.

Джулия содрогнулась всем телом, вжалась в стену, даже задержала дыхание. Кому это он? Дженарро? Хоть бы Дженарро! Она не шелохнулась.

Фацио какое-то время стоял в молчании. Шумный выдох, неспешные чеканные шаги, которые, казалось, удалялись. Вдруг, будто холодный порыв ветра, метнувшаяся тень, и Джулия уже чувствовала на своем предплечье тиски пальцев. Она даже пискнула. Тоненько, как крошечная беззащитная мышь. Как он подкрался так неслышно?

Фацио выдернул ее на тусклый свет фонаря и навис, глядя в лицо с высоты своего роста. И Джулия замерла, как цыпленок, околдованный чарами змеи. Ни шевельнуться, ни моргнуть, ни сглотнуть. Лишь бесконтрольное шальное биение сердца. Как же глупо было снова идти сюда! О чем она только думала? Закололо щеки, бросало в жар. Но дело сделано… Не отопрешься и не вывернешься. И как же стыдно смотреть на него после того, что она услышала! Как же стыдно! Она будто украла чужие секреты.

Фацио тряхнул ее:

— Разве твоя нянька никогда не говорила, что любопытство — это порок?

Джулия молчала. Он снова тряхнул:

— Ну же! Не говорила? Впрочем, что могла сказать эта неграмотная краснощекая бабища, кроме деревенских суеверий! — он смотрел так пристально, что взгляд едва не прожег дыру.

Джулия чувствовала, как тут же в груди заклокотало возмущение — он будто точно знал, куда бить, делал это нарочно. Она подняла голову:

— Говорила. Нянька Теофила мудрая и достойная женщина. Она не бабища!

— Просто невежественная старуха!

— Это не правда! Она говорила много умных справедливых вещей…

— …которые ты, как я вижу, не усвоила. Это тоже говорит не в пользу учителя.

Джулия задрала подбородок:

— Может, это я недостаточно способная. Не судите о тех, кого совсем не знаете. Тем более, о ней!

Фацио неожиданно переменился, повел бровями, задумчиво смотрел куда-то в сторону. Оранжевые отсветы плясали на его лице. Наконец, он будто очнулся, разжал пальцы, и от этого жеста в руке разлилась ломота.

— Итак… ты все слышала…

Джулия опустила голову:

— Я не хотела, клянусь. Но что я могла поделать… вы громко говорили…

Фацио усмехнулся, сверкнув зубами, смерил ее насмешливым взглядом:

— А что бы сделал в этой ситуации честный человек?

Она молчала — понятия не имела, какой ответ он хочет услышать. Соврано ждал какое-то время, скрестив руки на груди. Наконец, его губы презрительно дрогнули:

— Порядочный человек выдал бы свое присутствие, чтобы кончить неудобный разговор. Ты этого не сделала. Ты затаилась и слушала. Слушала все, что не было предназначено для твоих ушей.

Щеки жгло так, будто окатили кипятком. Самое ужасное оказывалось в том, что он был прав — ее не должно было быть здесь, она не должна была слышать. Но эта бесстыжая Доротея! Так навязываться чужому жениху — это немыслимо! Так вот, что значили те взгляды, о которых недавно говорила Альба…

Джулия опустила голову так низко, как только могла:

— Я не нашла в себе сил. Мне было неловко.

Фацио вновь повел бровями:

— А явиться сюда без позволения ты не постеснялась…

Она сжала кулаки, чувствуя, как взмокли от волнения ладони:

— Я не знала… что нужно…

— …ложь! — он почти выкрикнул, и голос разносился под высокими сводами.

Из глаз едва не брызнули слезы. Фацио сделал шаг вперед, и Джулия попятилась.

— Ты слышала, как Дженарро говорил с моей матерью. И все знала. Так зачем ты пришла сюда? — он сделал еще шаг, еще и еще, пока Джулия снова не оказалась под лестницей, припертой к стене. — Хотела пожелать доброй ночи своему будущему мужу?

— Нет! Нет!

Джулия уперлась ладонями в его грудь, затянутую в кожаную куртку, и изо всех сил пыталась оттолкнуть. От этой близости она была сама не своя. В голове жужжал пчелиный рой, твердь под ногами уплывала. От него пахло кожей, металлом и чем-то остро-незнакомым, звенящим, что будто забиралось под кожу в висках и разливалось в мозгу, лишая последней способности трезво мыслить. После всего услышанного, стоять так близко было просто невозможно стыдно.

Он даже отстранился:

— Очень жаль, — но прозвучало ровно и равнодушно.

— Я принесла письмо. Для сестры. Я искала Дженарро, чтобы отдать его. Чтобы поскорее отправить и поскорее получить ответ.

Фацио снова навис над ней:

— Какой жалкий предлог. Я ясно сказал, что Дженарро придет за письмом сам.

Джулия обмякла и опустила голову:

— Я боялась, что оно попадет в руки вашей матушки. Это правда. Такая, какая есть. Я очень этого боюсь. Я не хочу быть причиной скандалов.

Теплые пальцы коснулись щеки:

— Где это письмо.

Даже дыхание застряло в груди. Джулия благодарила темноту за то, что Соврано не видит, как отчаянно она краснеет. Она занесла, было, руку, чтобы достать бумагу из-под корсажа, но Фацио перехватил этот жест одной рукой, а пальцы другой бесцеремонно нырнули в теплую ложбинку. Задержались дольше, чем следовало. Он вытащил сложенное письмо:

— Мне нравится этот тайник.

Джулия молчала. Лишь стиснула зубы, чувствуя, как в очередной раз нещадно заливает краска, как звенит в ушах. Она стиснула зубы:

— Сеньор, позвольте теперь мне уйти. Я прошу прощения за свой поступок и обещаю, что это не повторится.

Он вновь коснулся щеки:

— Я прощу тебя… За поцелуй.

Джулия даже вздрогнула:

— Помилуйте, сеньор, ведь это… грех.

— Грех? Потворствовать греху сестры ты все же не погнушалась… И, вдруг, такое неуместное благонравие.

Горячий шепот щекотал ухо, и Джулия была готова провалиться от неловкости. Под кожей будто что-то клокотало, расшатывало сердце, срывало дыхание. Она не понимала, от чего так невыносимо: от страха и стыда, или от того, что Фацио стоял так непозволительно близко? После излияний Доротеи это казалось чем-то невозможным.

Джулия даже втайне хотела, чтобы из самого темного крысиного угла с воплями негодования вылезла тираниха и обрушила на ее голову все громы и молнии.

— Не пройдет и года, как ты станешь моей законной женой. Разница лишь в сроке. Ничего уже не изменить. Так к чему такое ханжество?

— Всему свой срок, сеньор.

— Я могу приказать, — шепот стелился туманом, как колдовское заклинание. Пальцы приподняли подбородок. — И ты не посмеешь ослушаться.

Она с трудом сглотнула, понимая, что дрожит всем телом:

— Еще не можете — я вам еще не жена.

Джулия даже не успела осознать, как вывернулась с проворством юркой ящерки и побежала в темноту, молясь только о том, чтобы Фацио не бросился следом.

Фацио сам не понимал, что происходит. Лишь давил неосторожные мысли, которые опрометчиво появлялись раньше времени. Он слишком боялся цепляться за них, как за фантом. Боялся, что сиюминутная иллюзия растает, как утренний туман. Все слишком странно… и зыбко. И сколько в этом правды? Казалось, что-то неуловимо маячило перед самым носом, но ухватить было невозможно. Даже разглядеть. Лишь смутные ощущения и бесконечные догадки.

Слова, брошенные Доротеей, не шли из головы. Она с легкостью озвучила то, что сам Фацио не хотел проговаривать. Если Темный дар не примет эту девчонку, то последствия окажутся плачевными. Для обоих. Но для Доротеи это были лишь пустые слова, которые она слышала от матери. И даже мать не понимала их истинный смысл — она сумела хоть что-то отдать. Даже сохранить красоту. Впрочем, для самого Фацио это тоже пока еще были всего лишь слова. Подкрепленные смутными метаниями, оглушающей неопределенностью, предчувствиями и опасениями, но слова. Хотелось как можно скорее получить ответ, но, в то же время…