Самый жаркий день лета - Абдулла Киа - Страница 62

— Верно. Я просто задурил голову сам себе.

— Все хорошо, Эндрю. Все закончилось, теперь настало время смотреть вперед. — Лейла показала рукой в туман: — Возвращайся к Ясмин.

— Спасибо. — Он подошел и неловко сжал ей плечо. — За все спасибо.

Лейла благодушно кивнула. Наблюдая, как ее собеседника постепенно пожирает туман, она прижала ладонь ко рту, чтобы не завыть на весь парк.

Сердитый стук в дверь застал Лейлу врасплох. Впрочем, она заранее знала, кто стоит на пороге. Она выбежала в коридор, открыла дверь, и Ясмин тайфуном ворвалась в дом.

— Какая же ты гадина! — рявкнула она.

Лейла вздохнула:

— У меня сейчас нет сил ругаться.

— Ах вот как? Думаешь, у меня были силы битый час искать тебя на твоей же вечеринке?! — Ясмин передразнила сестру неестественно высоким глупым голоском: — «Ох, простите, у меня тонна нерешенных вопросов по работе!» Могла бы хоть снизойти и сообщить мне об этом, чтобы я не теребила каждого встречного! Господи, какая ты эгоистка!

— Не сейчас, Ясмин.

— По-твоему, ты тут главный мученик? «О, моя выстраданная карьера!» А знаешь что? Я тебя не просила за мной присматривать, Лейла. Сдала бы меня в приют, наслаждалась свободой и получала свою архитектурную степень, не вкалывая на трех работах, как чертова мать Тереза! Для присмотра за сиротами у нас есть государство.

Лейлу на секунду онемела.

— Ты хочешь сказать, что лучше жила бы в приюте, чем со мной?

— Если ты после такого признания прекратишь строить из себя неприступную категоричную суку, то да, именно это я и хочу сказать! И не смей меня осуждать!

Лейла зажмурилась.

— Я тебя и не осуждаю.

— Не делай из меня дурочку, Лейла. Конечно, осуждаешь. Идеальная Лейла никогда не изменила бы мужу, хотя он гуляет направо и налево!

Лейла разинула рот от шока, но потом рассмеялась, восприняв укол сестры за пустую попытку съязвить.

— Вот только не надо притворяться, Лейла! — взъярилась та. — Ты же видела, как он пускает слюну на каждые сиськи третьего размера. Не думаешь, что он отрывается на всех своих конференциях и деловых поездках?

— За что ты так, Ясмин?

Но младшая сестра уже вошла в раж.

— Он всегда был исключительным мудаком. Наверное, хорошо, что у вас не может быть детей!

Лейла отступила на пару шагов назад, будто Ясмин толкнула ее в грудь. Казалось, воздух со свистом вышел из коридора, остались лишь осколки разрушенного взрывом мира: блестящая сталь ножа для писем, севшая батарейка из пожарной сигнализации.

Ясмин, поняв, что перешла границу, инстинктивно подняла руки, будто защищаясь от контратаки.

— Прости, — произнесла она. — Но… ты задаешь невыполнимые стандарты, и я постоянно проваливаюсь, а ты вечно меня судишь.

Лейла не смогла ответить, все еще переваривая жестокосердность сестры.

— Это случилось всего один раз, я была в стельку пьяна и думала только о себе. И что? Не надо меня осуждать.

Лейла посмотрела на сестру.

— Я тебя не осуждаю, — пробормотала она.

— Да ты выронила бокал и убежала, сверкая пятками, будто какая-то домохозяйка из пятидесятых. Господи, что за пуританство!

— Дело не в этом.

— Тогда в чем же?

Они глядели друг на друга. Лейла задержала дыхание, чувствуя, как невидимый обруч сдавливает ей грудь.

У Ясмин лопнуло терпение.

— Наверное, круто всегда быть лучше всех на свете.

— Я себя такой не считаю.

— Считаешь! — язвительно ухмыльнулась Ясмин. — И постоянно указываешь мне, что делать. Может, позволишь мне самой совершать ошибки? Ты ведь уже сделала одну очень большую ошибку.

Вот оно и всплыло: обвинение. За все время после суда Ясмин ни разу вслух не винила сестру за случившееся с Максом. Были скорбь, горечь, ужас, но упреки остались невысказанными. А теперь обвинение ярким неоновым светом пульсировало между ними. Все это время Лейла считала себя мученицей, положившей жизнь на алтарь во имя благополучия младшей сестры. Теперь же, оставшись без моральной защиты, Лейла понимала, что в полной мере заслуживает услышанное.

— Ты права, — ответила она. — Мне жаль.

— О да. нам всем безумно жаль, — горько заметила Ясмин. — Всю свою жизнь я прозябала в твоей тени. Видела твои падения и взлеты; видела, как ты тайком даешь моему мужу деньги. — Заметив испуг на лице сестры, она ехидно улыбнулась: — О да, я все это прекрасно видела. Ты удивишься, Лейла, но я не тупая идиотка. Ты переводила деньги на счет Эндрю.

— Я пыталась помочь.

— А может, мне больше не нужна твоя сраная помощь! — Ясмин уставилась на сестру, как на нечто омерзительное: то ли комок гноя из фурункула, то ли сгусток крови на тампоне. Уголок ее рта горько пополз вниз. — Найди другую затычку для дыры в собственной жизни. Хотя бы хобби себе придумай.

Ощерившись белоснежной улыбкой, Ясмин стремительно вышла прочь, оставив распахнутую дверь качаться на петлях.

Лейла чувствовала, как пространство вибрирует вокруг нее, словно где-то вдалеке гудит товарный поезд и земля подрагивает под ногами. Она присела на нижнюю ступеньку лестницы — не рухнула, а мягко сползла по стене. Внутренний взор всколыхнула картинка из прошлого.

Максу было два; он подошел и начал тереться о ее коленки.

— Чего ты хочешь? — спросила Лейла.

— Хочу обниматься, — улыбнулся малыш.

Она притянула к себе ребенка и крепко обняла. Его отсутствие имело вес и объем. Лейла никогда не увидит, как он вырастет; не увидит, как он будет страдать из-за первой влюбленности; не будет за вечерним бокалом обсуждать с Ясмин, как мужественно выглядят его руки, когда он поднимает что-нибудь тяжелое. Лейла стерла Макса с липа земли. Ощущение вины набухало внутри, как гангрена. Если Лейла не вытравит ее из себя, вина сожрет ее целиком.

Шеп подождал, пока все коллеги покинут кухню, прежде чем прокрасться к кофеварке. Он клял на чем свет стоит утренний обмен любезностями по понедельникам. Всегда одни и те же вопросы и одни и те же банальные ответы. «Как прошли выходные?» — «Спасибо, неплохо». — «Чем занимался?» — «Да ничем особенным». Шепард всегда отвечал одно и то же: «Сходил на пробежку вокруг парка Фэйрлоп-Уотерс. Там очень красиво в это время года». Раньше, в тридцать, Кристофер, бывало, заполнял уик-энды ночными алкомарафонами со случайными приятелями. «Знаете, как бывает, — рассказывал он коллегам, лениво пожимая плечами, — начинаешь в модном баре в центре города, а в итоге обнаруживаешь себя на глухой окраине обоссанным, как панк», — и закатывал глаза с легким фырканьем. С годами Крис плотно сросся с образом вечного холостяка, но похождения, которые десять лет назад вызывали у коллег тайную зависть, незаметно превратились в повод для жалости. В какой-то момент Шепард понял, что выглядит убого, и прекратил тусоваться в барах. Вечера теперь были гораздо более предсказуемы: пиво наедине с «Нетфликсом». Хуже всего он переносил обеденное время по выходным: пустые стулья вокруг стола кричали о его одиночестве. Детектив тем не менее упорно держался за крупицы цивилизованности и не перебирался с тарелкой на диван.

Осушив кофейник, он поставил свежую порцию для следующего трудоголика. Ретировавшись за свой стол, Шеп открыл электронную почту и застонал: пятьдесят три новых письма. Удивительно, как он вообще успевает работать. Стоило ему кликнуть по самому верхнему сообщению в списке, на стол легла длинная тень.

— Ты только пришел? — спросила болтушка Хизер Уиттер, секретарша из приемной.

— Да. А что?

— Видел посетительницу? — Поймав его удивленный взгляд, Хизер фыркнула. — Я послала Стива тебя перехватить, вот только не знаю, куда он запропастился. Там какая-то тетка тебя ждет уже целый час. Говорит, ей нужно поговорить с тобой.

Шепард нахмурился.

— Как она выглядит?

— Стройная, милая, стервозное лицо.

Детектив потянулся за кофейной кружкой.

— Слегка восточная. — добавила Хизер.