Самый жаркий день лета - Абдулла Киа - Страница 30

Иногда она беспокоилась, не ревнует ли Ясмин из-за того, что у Лейлы более интересный муж. Та никогда бы в этом, конечно, не призналась, но периодически подкалывала старшую сестру из-за унылых вечеринок с участием СМИ, которые Лейле приходилось время от времени посещать. Наверное, они с сестрой уж слишком близки. Наверное, они все слишком близки: Ясмин и Уилл со своими невинными заигрываниями, Лейла и Эндрю с торжественным соблюдением приличий. Напряжение, соревнование, химия между двумя супружескими парами. Какая болезненная связь привела их в ту точку, где они оказались теперь? Как сложился этот странный четырехугольник? Возможно, им всем не помешала бы некоторая дистанция.

Ясмин всегда считала абсурдом стремление матерей восхищаться характером шестимесячного малыша и кричать на каждом шагу, что он уже самостоятельная личность. Но, сама став матерью, она поняла, что так и есть. Тоби в свои шесть месяцев был тих и спокоен, а Макса переполняло любопытство, он вечно шумел и пытался изучить все, что его окружало. Макс был общительным ребенком, к тому же легко понимал родителей и почти не спорил. Если Ясмин объясняла своему трехлетке, почему нельзя съесть третью конфету подряд, сын мрачнел на минуту или две, но потом снова взрывался заливистым смехом, будто плохое настроение не стоило потраченного времени.

Ясмин сидела в опустевшей детской и трогала игрушки сына, будто проверяя, как они переживают скорбь утраты: вот плюшевый шмель, а вот пузатый кролик, который по-прежнему пучит глаза из-за ужасного известия. Липкая волна боли снова захлестнула ее с головой, и Ясмин изо всех сил постаралась не заплакать, чтобы Эндрю не услышал. Он обязательно прибежит ее утешать, вместо того чтобы дать ей возможность выплакать горе. Она доводила себя до мигрени и тошноты безутешными рыданиями, но потом, когда Ясмин уже решила, что достигла ступени принятия и успокоения, она внезапно рухнула вниз, на самое дно, к злобе и чувству вины. Она чувствовала себя виноватой, потому что ее не оказалось рядом с Максом в нужный момент, потому что она слишком часто полагалась на помощь Лейлы. Ясмин ничуть не задело выступление доктора сегодня в суде. Забраться на вершину горки и свалиться оттуда было как раз в стиле Макса. И она прекрасно знала, что отпрашиваться с работы из-за мелкого пореза нелепо. В решении таких вопросов можно целиком довериться Лейле.

Нет: можно было довериться Лейле. Прошедшее время.

Ясмин вспомнила собственные показания за день до этого и вопрос обвинителя: «Как вы думаете, возможно ли, что ваша сестра преднамеренно оставила Макса в машине?» Ее ответ мог глубоко ранить Лейлу, но Ясмин должна была сказать правду Увязнув в трясине боли и стыда, она не могла единолично решать, виновна сестра или нет. Оставалось лишь отвечать настолько объективно, насколько это возможно. Могла Лейла оставить Макса специально? Да. Заслуживает ли она тюрьмы? Ясмин и вправду не знала.

Эндрю постучал в дверь и заглянул в детскую.

— Привет, — мягко сказал он.

— Привет, — ответила Ясмин, не поворачивая головы.

Эндрю сел на кровать Макса, провел рукой по флисовому голубому одеялу. Потом увидел плюшевого шмеля на коленях у жены и ссутулился, выдавая боль, которая терзала его. Закрыв лицо ладонью, он начал беззвучно плакать.

Ясмин растерялась. Она понимала, что Эндрю тоже тяжело переживает утрату, но он всегда стремился спрятаться от жены в минуты слабости. А сейчас плечи у него вздрагивали от рыданий. Ясмин подсела ближе, сжала пальцами руку мужа и уткнулась носом ему в шею.

Эндрю обнял жену и зарылся лицом в ее волосы.

— Прости, — пробормотал он.

— Нет, это ты меня прости, — ответила Ясмин. Она чувствовала, как вздрагивает Эндрю, и осознала, насколько эгоистично было отмахиваться от его неуверенных вопросов, не понимая, что он задает их не для нее, а для себя. Ведь если Ясмин в порядке, то и он сможет пережить горе.

Так они и сидели, крепко обнявшись, скрепленные своей болью, будто скотчем.

Ясмин поцеловала мужа в шею. Эндрю чуть расслабился и выпрямил спину, закрыв глаза. Она продолжала целовать его, сначала с нежностью, а потом и с нарастающей страстью. Когда Ясмин начала стаскивать с него футболку, Эндрю удивленно открыл глаза:

— Что ты делаешь?

Она запнулась.

— Я подумала, что мы можем…

Эндрю скорчил гримасу:

— Здесь?

Ясмин вся вспыхнула, восприняв его вопрос как обвинение.

— Я… я подумала, возможно, нам стоит попробовать снова.

Эндрю в изумлении воззрился на супругу:

— Попробовать снова?

Она кивнула и тихо продолжила дрожащим голосом:

— Снова завести ребенка.

Эндрю резко отстранился, чуть не столкнув Ясмин с кровати.

— Нет, — коротко прохрипел он. Вскочив с кровати, он посмотрел на жену, как на чужую. — Ты серьезно снова хочешь детей?

— Да, хочу.

Эндрю закашлялся.

— Как ты вообще можешь сейчас думать о детях? — Он показал рукой на стену с отпечатками ладоней Тоби: — Неужели ты хочешь снова через все это пройти?

— Но мы сможем уберечь ребенка, — вяло ответила Ясмин.

— Сможем? — рявкнул он в ответ. — Сможем, говоришь? Как ты судишь с такой уверенностью после того, что случилось с Тоби? Как ты вообще допускаешь такую мысль? — Эндрю сложил ладони в просительном жесте: — Может, это был знак. Может, нам с тобой просто не следует быть родителями.

Это был словно удар под дых. Ясмин прошептала:

— Ты ведь так не думаешь?

— Очень даже думаю.

Ясмин пришла в ужас. Многие годы она мечтала об идеальной жизни: муж, двое детей, коттедж за городом. А какой выбор у нее был десять лет назад! Банкир-миллионер, талантливый шеф-повар, идущий к успеху сценарист. Она выбрала Эндрю за его уверенность в себе и чуткость к ее проблемам. Ясмин решила, что отсутствие денег не помешает им купаться в любви и преданности, но оказалось, что они с трудом сводят концы с концами. Она забыла свою мечту о коттедже — пошлое материальное желание, — но потом даже автомобиль стал частенько ломаться, и поездки превратились в непредсказуемую авантюру. Ясмин помрачнела, но все равно старалась сохранять оптимизм. Макс стал ее панацеей, лекарством от всех неурядиц. Теперь, когда сына больше нет, вокруг Ясмин осталась только гулкая пустота. Как Эндрю смеет не считаться с ее желаниями? Она стольким пожертвовала ради него, неужели она не заслуживает понимания?

— Я хочу ребенка, — настаивала Ясмин.

— Ни за что, Ясмин. Я совершенно не желаю проходить через все это снова. С меня хватит.

— Не говори так. Пожалуйста.

Эндрю опустился перед ней на колени:

— Ясмин, любовь моя. Я сделаю для тебя все что угодно. Хоть на край земли схожу и добуду то, что тебе надо. Но детей я больше не хочу. Нам нельзя заводить ребенка. — Голос у него дрогнул. — Но мы все равно можем прожить счастливую жизнь. Я тебе обещаю.

— Как? — она оттолкнула мужа. — Мы ведь не сможем ничего исправить!

— И не надо исправлять. Мы будем помнить о Максе, в наших сердцах будет жить память, и мы пройдем этот путь достойно, рука об руку. — Он наклонился к жене, но та отпрянула.

— Нет, Эндрю. Ты не имеешь права решать за меня. — Увидев у него в глазах несогласие, она еще больше разозлилась: — Ты не имеешь права отказывать мне.

— Но я отказываю, — спокойно ответил Эндрю.

— Тогда уходи. — Она вспыхнула от негодования.

— Ясмин, прошу тебя…

— Уходи, Эндрю. — Когда муж не пошевелился, Ясмин закричала: — Пошел вон!

Он поднялся, и Ясмин разъярилась еще больше, увидев его нелепую безмолвную покорность. Такова природа скорби: когда слезы заканчиваются, человек остается один на один со своей ненавистью.

Лейла открыла дверь и с удивлением увидела на пороге Эндрю. Она быстро окинула взглядом улицу у него за спиной в поисках возможных свидетелей, а потом быстро втащила его внутрь.

— Ты что здесь делаешь? — требовательно спросила Лейла.