Дикари (ЛП) - Энн Шеридан - Страница 33

Хрустальные осколки разлетаются во все стороны, а руки Романа взлетают к его голове. Его пальцы впиваются в нее, и я могу только представить, какое дерьмо сейчас творится у него в голове. Он некоторое время меряет шагами фойе, прежде чем Леви подходит к нему.

— Роман… — начинает он, готовый помочь ему любым способом, в котором он нуждается, но, не оглядываясь, Роман уходит вглубь особняка, его боль разрывает мое сердце надвое.

15

Я ударяю кулаком в грудь Леви тяжелым ударом, от которого по моей руке прокатывается волна боли.

— Черт, — ворчу я, разжимая кулак, в то время как Леви просто стоит там, совершенно не реагируя на мой удар.

Он смотрит на меня сверху вниз широко раскрытыми глазами, как будто только сейчас осознав, что я пыталась надрать ему задницу.

— Черт, малышка. Ты в порядке? — спрашивает он, беря мою руку и осматривая ее, чтобы убедиться, что я ничего не повредила.

Я закатываю глаза и разочарованно вздыхаю.

— Эта тренировка провалилась, — говорю я ему. — Роман пьян в стельку, Маркус отвлекается черт знает на что, а ты слишком погружен в свои долбаные мысли, чтобы обращать на меня внимание. Что происходит?

Его губы растягиваются в кривой усмешке, от которой у меня что-то сжимается в груди.

— Этот ублюдок действительно сказал тебе, что влюблен в тебя?

Я хмурюсь, когда смотрю на него.

— Ты был там. Ты слышал, как он это сказал.

Решив, что с моей рукой все в порядке, он сжимает ее и притягивает меня к своей груди.

— Я знаю, но имел ли он это в виду? Есть большая, блядь, разница между тем, чтобы возбудиться и нести всякую чушь, глядя, как твоя женщина распиливает какого-то мудака пополам, и тем, чтобы искренне сказать ей, что она — та самая. Что именно это было?

Поднимая голову, я улыбаюсь ему в ответ, мои глаза блестят озорством.

— Боже мой, о боже, Леви ДеАнджелис. Похоже, ты ревнуешь.

Его глаза сверкают в ответ, и я успеваю заметить, как его нога заносится позади меня, ставя подножку, и он толкает меня назад, отправляя на спину. Он падает вместе со мной, его руки обхватывают мое тело и принимают на себя всю тяжесть нашего падения.

— Детка, я не ревную.

Я смеюсь и толкаю его в плечо, заставляя перевернуться, хотя у меня абсолютно нет сил заставить его сделать это на самом деле. Мне просто повезло, что он сжалился надо мной и позволил мне играть в мою игру. Он перекатывается, увлекая меня за собой, не останавливаясь, пока я не оказываюсь сверху на его бедрах и не чувствую, как его эрекция через тренировочные шорты прижимается к моей сердцевине, отчего у меня текут слюнки.

— Не ревнуешь, да? — Я размышляю. — Что, если я скажу тебе, что он заставил меня пообещать, что я принадлежу только ему? Что эта киска принадлежит исключительно ему? — Спрашиваю я, прижимаясь своими бедрами к его и чувствуя, как вздрагивает его член.

Леви хватает меня за переднюю часть тренировочной майки и притягивает к себе, обнимая за талию.

— Я бы сказал, что ты дразнилка, играющая в грязную игру, — предупреждает он меня, огонь горит в его обсидиановых глазах. — Этот ублюдок не посмеет забрать тебя у меня, если ему дорога его жизнь.

— Ты прав, — бормочу я, мои губы касаются его губ. — Он действительно ценит свою жизнь, но это не значит, что он, по крайней мере, не пытался.

Леви качает головой и разочарованно вздыхает, прежде чем его взгляд смягчается.

— Скажи мне прямо, Шейн. Он говорил серьезно?

Я киваю, воспоминание о грубой честности Маркуса прокручивается в моей голове.

— Он говорил серьезно.

— Черт, а я-то думал, что буду первым.

Я вопросительно смотрю на него, и прижимаюсь к его груди, желая ясно видеть его глаза.

— Что ты хочешь сказать? — Я задерживаю дыхание, а мое сердце бьется быстрее, чем во время всей этой тренировки.

Леви садится и тянет меня за собой, крепко прижимая к себе, устраиваясь поудобнее и откидываясь на руки, не сводя с меня своих темных глаз.

— Я не знаю, заметила ли ты это, детка, но я был чертовски без ума от тебя с тех пор, как ты попыталась выброситься с крыши замка, а затем потребовала, чтобы я трахнул тебя прямо там и немедленно.

Моя киска сжимается при одном воспоминании о той ночи, когда я свисала с края крыши, в то время как этот чудовищный мужчина врезался в меня сзади. Это была чертовски сумасшедшая ночь и одна из моих самых любимых за все время пребывания с ними… ну, не считая той части, когда появился Джованни, надел на шеи своих сыновей шоковые ошейники и приказал мне выбрать, кто из них должен умереть.

— Что я могу сказать? — Спрашиваю я с кокетливой ухмылкой. — Мне нравится ходить по лезвию ножа. Это не моя вина, что вы, ребята, ищете сумасшедшую девчонку, которая соответствовала бы вашим безумным психологическим проблемам.

Его губы сжимаются в жесткую линию, изображая раздражение, но маленький тик в уголке рта выдает его. Ему чертовски нравится мое остроумие, и он это знает. Черт, им всем нравится. Его рука обвивается вокруг моей талии и притягивает меня к себе, прежде чем его губы обрушиваются на мои. Он целует меня глубоко, его язык впивается в мой с яростной решимостью, и я не могу отделаться от ощущения, что он пытается заставить меня забыть о том, что здесь был кто-то еще.

— От тебя одни неприятности, — говорит он мне, отстраняясь всего на дюйм, оставляя, между нами, лишь паузу в дыхании.

— Тебе нравится, что от меня одни неприятности, — бормочу я. — Если бы я была скучной, ты бы давно меня отшил. Ты, Леви ДеАнджелис, любишь девушек, которые бросают тебе вызов. Тебе нравится, когда я нажимаю на твои кнопки и огрызаюсь в ответ. От этого тебе хочется отшлепать меня по заднице, и я не думаю, что ты встречал девушку, которая вызывала бы у тебя такие чувства, уже очень давно.

Он кивает, его взгляд смягчается, когда он проводит пальцами по моему лицу, убирая волосы за ухо.

— Ты права, — говорит он мне. — Большинство девушек боятся нас. Они обделываются при одном звуке нашего имени из чьих-то уст. Из-за этого очень трудно с кем-то сблизиться, но ты с этим справилась. Я и в лучшие времена бываю замкнутым, но ты упорствовала. Ты сломала мои стены и пробила себе путь внутрь, даже после того ада, через который я тебя заставил пройти, когда подстрелили Марка. Ты должна была отвергнуть меня, должна была наказать за это, но ты впустила меня обратно. Я не заслуживаю тебя, Шейн.

Я пожимаю плечами.

— В тот первый раз, когда ты вошел в мою камеру и сказал мне одеваться к ужину, я знала, что получу тебя. Я хотела сломать тебя. Ты был таким жестким и таким уверенным в себе, что я захотела заставить тебя сомневаться. Я хотела заставить тебя ненавидеть себя за то, что ты причинил мне боль, и думаю, что, сделав это, я заставила тебя заботиться, но я заставила заботиться и себя о тебе, и я никогда не ожидала, что буду чувствовать к тебе что-то настолько глубокое. Ты заставляешь меня любить тебя, и какая-то часть меня ненавидит это. Вы трое похитили меня, вы причинили мне боль самыми жестокими способами и превратили в хладнокровного убийцу, вы сделали меня чужой для той девушки, которой я была раньше, и все же я продолжаю возвращаться за добавкой. Со мной что-то не так?

Ухмылка появляется на его теплых губах, и я точно знаю, что сорвется с его губ еще до того, как он произнесет это.

— Да, блядь, детка. Ты еще больше ебанутая на всю голову, чем мы.

Я закатываю глаза и толкаю его в плечо, заставляя его упасть назад и опереться на руку.

— Ты мудак.

— А ты соплячка, — выпаливает он в ответ. — Но я бы не хотел, чтобы было по-другому. Я не знаю, когда, и уж точно не знаю, как, но ты заставила меня влюбиться в тебя, Шейн, и это, честно говоря, пугает меня до усрачки, потому что я все еще жду, когда ты поймешь, что мы тебе не подходим. В какой-то момент ты встанешь и уйдешь, и это, черт возьми, убьет меня.