Ранний старт 4 (СИ) - "Генрих" - Страница 18

— Чувства к делу не подошьёшь, Артём Маркович. На все ваши вопросы я ответил.

— На втором, из билета, споткнулись…

— Не споткнулся, а оговорился. И за это вы задали два лишних допа. Замечаний не было, значит, я реабилитирован.

— Математика любит точность, Колчин. И глубину…

Не пойму, чего он упёрся? Предмет мной пропахан честно, белых пятен нет. А если бы и были, то он всё равно их не обнаружил. Натурально, его моя скорость смущает?

— Методы матфизики — предмет очень серьёзный…

— Не очень, Артём Маркович, — решаю, что терять мне нечего. Так что пусть получает в полном объёме по самые гланды.

Лицо препода тем временем застывает. В глазах калейдоскоп эмоций: возмущение, недоумение, обида, уязвлённость. И всё это накрывается любопытством:

— Поясните, Колчин. Что вам не так?

Откидываюсь на спинку стула. Игра сыграна. Плевать, пусть будет четвёрка. Главное — экзамен сдан. Можно и пофилософствовать:

— Дисциплина очень сырая, не проработанная. Прежде всего, именно математически. Такое у меня послевкусие.

Препод глядит со скептическим интересом.

— Сравнить, например, с матанализом. Если математический анализ можно сопоставить со стройным, красивым и величественным зданием, где каждый элемент накрепко увязан с соседними и не только с ними, то ММФ — неуклюжая дикарская хибара из грубо отёсанных камней.

Препод слегка расширяет глаза:

— Поясните конкретно, почему?

— Сразу оговариваюсь, что моё мнение носит исключительно субъективный характер. Я ведь прожжённый олимпиадник, не знаю, в курсе ли вы…

— В курсе, — чуть улыбается экзаменатор.

— Ну вот. А у нас, олимпиадников по математике, поиск решения методом подбора считается даже не моветоном, а крайней формой падения и позора.

— Так…

— И что я вижу на первых страницах учебника и слышу на первых лекциях? Выводится дифференциальное уравнение, а затем говорится, что его решением является гармоническая функция. Ни вывода этого решения, ни даже каких-то прикидок. Вот уравнение, а вот — ответ. Я даже порылся в других учебниках, заглянул на другие страницы. Ничего. Или я ошибаюсь, и где-то спрятаны эти замечательные выкладки?

— Нет, не ошибаетесь.

— Об этом и говорю. На мой субъективный взгляд, голимое позорище.

— Это всё?

— Нет, конечно.

Далее начинаю распространяться об одном хитром месте. Минут пять. Затем подытоживаю:

— Ну выяснили мы, что одна хитрая функция по значению больше другой на каком-то промежутке. Дальше что? А ничего. За ради любопытства пролистал учебник до конца. Бесполезно.

Препод чуть не хохочет. Такая реакция меня здорово удивляет. Нахально в глаза опускаю ниже плинтуса его предмет, а он веселится.

— Ладно, Колчин. Мы выяснили, что вам не нравится. Но что-то вам понравилось? Или ничего?

Раздумываю с минуту. Тщательно изучаю потолок, не написано ли там чего полезного.

— Нравится то, что курс носит явно выраженный прикладной характер. Колебания, волны, там везде возникают эти уравнения и с ними продуктивно работают. Но вот, например, мы изучали ТФКП — и что? Тоже стройный и выверенный курс. И где применяют эту ТФКП, все эти полюса и интегралы по контуру? Для меня загадка.

— В газодинамике, гидродинамике, квантовой механике, — с улыбкой ответствует препод.

— Неплохо бы говорить об этом на лекциях, — незамедлительно втыкаю шпильку. — Нам до этих дисциплин ещё далеко.

Преподу плевать. Шпилька-то по адресу Рожкова Валерия Васильевича.

— Ладно, Колчин. Интересно с вами беседовать, но другим тоже надо внимание уделить.

Подписывает и бросает зачётку передо мной. Беру, ухожу. На выходе оглядываюсь, вскидываю кулак вверх и приветствую оставшихся:

— Но пасаран!

Под построжавшим взглядом Марковича выныриваю из аудитории на волю. Это мой финальный аккорд в длинной экзаменационной композиции.

— Ну? — меня встречает горящими глазами Люда. — Сдал? Как? — не дожидается ответа, выхватывает зачётку. — Поражаюсь я тебе, Колчин. Какой бы предмет ни был, у тебя один ответ — отлично.

— Чего городишь? Маркович мне четыре поставил, — возражаю разочарованно.

— Перегрелся? — на лоб ложится прохладная девичья ладошка. — Температуры нет. Где здесь четыре?

Перед моими глазами распахивается моя же зачётка. Не понял! Он же «хорошо» грозился поставить! Нет. Красуется «отлично».

— Да? — меня одолевает некая вялость. — А мне сказал, что больше четырёх поставить не может.

Перепутал? Да какая мне разница⁈

— У-ф-ф-ф! Я пошла! — Люда решительно распахивает двери, но входит уже робко.

Вера уже там. Подожду в кафе. Меньше часа их мучить не будут.

20 июня, пятница, время 18:20.

МГУ, ДСЛ, комната Люды и Веры.

— Ты что-то тихий сегодня, Вить? — замечает Людмилка.

— Давай винишка капельку? — предлагает Вера.

Девчонки сдали ММФ, вытянули на четвёрку. После обеда сходил и купил им тортик и так, по мелочи. С вином они сами сообразили, я что-то не догадался. Отмечаем сдачу экзамена. Для меня финальный, для фрейлин — предпоследний.

— Жалко, что уезжаешь, — вздыхает Люда. — Помог бы нам с ТФКП.

— Да, — поддерживает Вера. — Что ж ты так поспешил с ним? Теперь бросаешь нас.

— Да перестаньте, — отмахиваюсь. — Главное — запомнить, что там во всех формулах вечно таскается этот множитель два-пи-и. Не будете забывать затыкать им все дыры — трояк уже обеспечен.

— Трояк не хотелось бы… — морщится Люда.

— Лёгкий курс, легче только линейная алгебра. Поднажмёте, легко на четвёрку сдадите. Но замахивайтесь на пять, вдруг проскочит.

— Налить ещё?

Отказываюсь. Я в том счастливом и нерастленном возрасте, что мне для слабого опьянения хватает выпитых двадцати граммов.

— Когда уезжаешь? — спрашивает Вера, но смотрят обе.

— Не знаю. Завтра, наверное. Надо посмотреть расписание, позвонить отцу… выпить чашечку кофе, принять ванн-гну…

Последние слова выпрыгивают сами. Девушки смеются, а мне не хочется даже улыбаться. Пойду-ка к себе, предамся бездумному валянию на кровати.

22 июня, воскресенье, время 18:15.

Синегорск, у дома Колчина.

— Ровно восемьдесят четыре года назад война началась, — дата навевает. И главное, тоже воскресенье.

Интересно, а сколько надо лет, чтобы дни недели начали идти в том же порядке? На вопрос самопроизвольно включается внутренний искин. Каждый год сдвигает день недели на сутки вперёд, потому что триста шестьдесят пять при делении на семь даёт остаток — единицу. За каждые четыре года — сдвиг в пять дней, потому что каждый четвёртый год — високосный. Лучше считать такими циклами, по четыре года. И нужно, чтобы сдвиг делился на семь, тогда получаем совпадение дней недели. Поэтому нужно семь циклов. Каждые семь циклов, то есть двадцать восемь лет, дни недели начинают совпадать по числам.

Далее. Двадцать восемь на три равно восемьдесят четыре. Бинго! Потому и совпадает день недели, что число лет кратно двадцати восьми… останавливаю искин, которые намеревается полную формулу нарисовать.

У, блин! Все расчёты проходят с быстротой молнии. Не больше двух раз моргнул, как ответ готов. Мой искин меня иногда самого пугает.

— К чему это ты? — лениво удивляется Димон.

Мы втроём, братья Ерохины рядом, сидим на своей лавочке. Рядом резвится малышня со щенком-подростком. Димон уже сказал, что это один из внучатых или правнучатых потомков покойного Обормота. От зрелища детские игры сердце пронзает непонятная тоска — детство кончилось. Что ж ты так рано ушло? Мне ведь всего пятнадцать!

Тимоха, заметно раскабаневший, всё больше помалкивает и рассматривает меня с лёгкой насмешкой.

— Разъехались все, — делится новостями Димон. — И Катюша, и Зина. Про Сверчка не знаю, пару дней назад приехал с какого-то конкурса…

— На море вчера уехали, — размыкает уста Тимофей.