Врата в Сатурн (СИ) - Батыршин Борис - Страница 6

Сейчас Нина работала в пищеблоке жилой секции «С» (от должности главного инженера-кулинара, как и места преподавателя в техникуме, готовящем служебный персонал для Внеземелья, она решительно отказалась), и как раз туда мы направлялись с Юркой-Кащеем, оставив в каюте нового хвостатого члена нашего экипажа.

С Ниной встретиться не удалось — меньше, чем за сутки до моего прибытия на станцию, она отбыла на корабле межорбитальных сообщений к «Волкову», и должна будет вернуться не раньше, чем через неделю. Станция эта была совсем новая, размерами почти втрое больше «Гагарина». «Волкова» сдали в эксплуатацию меньше полугода назад; многие системы требовали отладки и настройки, население едва дотягивавшее до четверти расчётного, обходилось минимум бытовых удобств, словно вахтовики на дальней стройке- вот Нину и откомандировали налаживать на станции общественное питание.

Признаюсь: узнав об этом, я испытал некоторое облегчение. Не то, чтобы я был не раз предстоящей встрече — просто слабо представлял, что стану ей говорить. Набор стандартный успокоительно-бодрых фраз о том, что всё будет хорошо, и спасательная экспедиция прибудет вовремя? Сообщить, что новой информации о «Лагранже» и его экипаже пока нет, но она обязательно появятся в самом скором времени? Или, наоборот, сурово-мужественные призывы держаться и верить, несмотря ни на что? Всё это она слышала тысячу раз, в том числе и от меня — так стоит ли повторяться? Юрка-Кащей, насколько я смог понять, испытывал схожие чувства, так что мы перекинулись несколькими фразами с девчонками из столовой, оставили для Нины записку вполне жизнеутверждающего содержания («Привет, уходим к Сатурну, жаль, что не застали, жди добрых новостей…». Я пририсовал в конце улыбающийся смайлик (здесь этот термин пока не в ходу, во всяком случае, у русскоязычного населения станции) и мы покинули пищеблок, не забыв взять в стоящих у входа автоматах запечатанные стаканчики с кофе, булочки и бутерброды, завёрнутые в тонкую хрустящую бумагу. Культура «фастфуда» цвела на крупных внеземных станциях пышным цветом, несмотря на протесты медиков, утверждавших что выдающие напитки и вкусности автоматыпагубно влияют на строго рассчитанный график питания и должны быть безусловно ликвидированы. А как их ликвидируешь, если на любом совещании любого уровня перед половиной участников стоят знакомые картонные стаканчики, а контейнеры для мусора забиты смятыми бумажными (пригодные для переработки прямо на станции, ага!') упаковками от сэндвичей?

Со всем этим богатством мы устроились в обсервационном холле — ещё одной новинке, появившейся на «Гагарине» совсем недавно. Она представлял из себя один из отсеков, поверх которого был надстроен большой прозрачный купол. Оттуда открывался роскошный вид на Землю и окружающее Пространство, включая и плоскость «батута» — всякий раз, когда ожидалось прибытие или отправление очередного контейнера или корабля, в обсервационный холл заполняли желающие полюбоваться срабатыванием «тахионного зеркала». Толстое стекло купола содержало свинец в пропорции, достаточной, чтобы сделать безопасным четвертьчасовое пребывание «под открытым небом». Дольше тут задерживаться не рекомендовалось, о чём сообщали развешенные всюду предупреждающие таблички; тем же, кто собирался превысить этот срок, предлагалось устраиваться на особых лавочках, прикрытых сверху своеобразными зонтиками из золотистой светоотражающей фольги. Так мы с юркой и поступили: разложили на предусмотрительно прихваченных из столовки бумажных салфетках снедь, устроились поудобнее и стали обсуждать за трапезой ближайшие планы. До прибытия «Тихо Браге» оставалось ещё не меньше полутора суток, и потратить это время следовало с пользой.

— Может, к монтажникам заглянем? — предложил Юрка. — Там сейчас Зурлов на орбитальной практике, после первого семестра.

Я задумался. Володя Зурлов, мой однокашник по Школе Космодесантников. Вообще-то мы с ним не слишком близко знакомы — так, обычное общение в рамках учебной программы. Володя рапорт, чтобы его включили в экипаж «Зари» (а кто из нашей группы его не подавал такое?), но по результатам тестов не смог попасть даже в дублирующий состав — и с тех пор косо на меня поглядывает. Меня это не задевало — насильно мил не будешь, — скорее несколько удивляло. В среде будущих космодесантников не принято было завидовать друг другу, даже если один из нас получал по каким-то сугубо административным (а может и иным) соображениям преимущество над своими товарищами. Как вот, к примеру, я и другие члены нашей прежней «юниорской» группы, включённые в экипаж «Зари», так сказать, по умолчанию.

Хотя — может, это лишь игра моего воображения, и никакой зависти у Володьки и в помине нет? Ну, характер у человека такой, тяжело переживает собственные поражения…

— Ладно, пошли. — кивнул я. — У них там, кажется, новые «Омары»? Я с ними до сих пор дела почти не имел, хотелось бы увидеть…

— Есть, точно! — подтвердил мой спутник. — Я позавчера к ним заходил — так всё показали, и даже позволили покувыркаться в учебной зоне. Они и тебе позволят — если захочешь, конечно.

ОМБМ-3, «Орбитальный монтажно-Буксирный Модуль, модель третья», совместное творение инженеров подмосковной «звезды» и французских конструкторов, появился во Внеземелье меньше года назад, на смену старому доброму «крабу». И, хотя ОМБМ-3 был прямым развитием предыдущей модели, хорошо известной всем, работающим в открытом Пространстве, внешне он мало походил на своего предшественника. В «крабе» пилот, облачённый в «Кондор-ОМ» («ОМ» — «орбитальный монтаж», одна из модификаций этого исключительно удачного скафандра, предназначенного для наружных работ) висел, пристёгнутый к металлической раме, на которой, кроме ложемента, были закреплены маневровые двигатели, блоки манипуляторов и прочее оборудование.

Новую же модель конструкторы оснастили собственной мини-кабиной, капсулой жизнеобеспечения, с расположенными внутри органами управления. Передняя и верхняя часть капсулы сделали прозрачными; от ударов при возможных столкновениях её защищали гнутые, вроде «кенгурятников» на внедорожниках, решётки, сваренные их толстых дюралевых труб.При необходимости капсулу можно отстрелить, наподобие кабину у некоторых моделей сверхзвуковых истребителей — и некоторое время перемещаться в ней при помощи маневровых с микродвигателей, работающих от баллона со сжатым СО2. При этом автоматически включаются мощные аварийные проблесковые маячки, а так же «крикун» горланящий на всю околоземную орбиту «я здесь! спасайте-выручайте!» За пластинчатую нижнюю часть капсулы (между собой монтажники называют её «коконом»), а так же за пару массивных, очень длинных клешней-манипуляторов, аппарат получил прозвище «омар», быстро ставшее общеупотребительным.

Я, как уже говорил Кащею, до сих пор не имел дела с «омарами» — изучение препарированного макета в аудитории и упражнения на тренажёрах не в счёт, — и, конечно, обрадовался возможности познакомиться поближе с этим новейшим образчиком вспомогательного орбитального транспорта. Тем более, что в списке оборудования «Зари» значились четыре таких «Омара», и мне всё равно придётся их осваивать — так почему бы не сделать это сейчас, когда имеется и свободное время, и люди, способные квалифицированно ответить на любые вопросы, и даже организовать для меня небольшой учебный полёт на модной новинке?

Мигнули зелёным индикаторы готовности, в наушниках раздалось диспетчерское «Башня — Третьему, старт разрешён!» — и я привычно толкнул от себя рукоятку тяги, маршевого двигателем. Звёздный купол вокруг меня дрогнул и сдвинулся, закручиваясь влево, и я поспешил скомпенсировать вращение маневровыми соплами. «Омар» выровнялся, и я замер, следя краем глаза за уплывающими назад створовыми огнями, обозначающими края учебной зоны.

Цифры на табло, фиксирующем дистанцию до шлюза быстро мигали. Что-то я разогнался — по условиям учебного задания, максимальная скорость не должна превышать десяти метров в секунду, а у меня все двенадцать… шевельнув пальцами левой руки, я дал короткий импульс тормозными дюзами — беззвучные струйки пара, цифры послушно замедляют бег, порядок!