Врата в Сатурн (СИ) - Батыршин Борис - Страница 12

— Ладно, что с вами поделать… — я сменил гнев на милость. — Мира, давай сюда свой браслет, и ступайте оба на корабль, я скоро. Да, и шмотки мои прихватите, вместе с котом — не таскаться же мне с ними по станции!

Вернулся я спустя полчаса. У шлюза меня встретил второй пилот «Тихо Браге» — во время недавнего перелёта с «Гагарина я его не видел, а потому представился и протянул руку. Второй пилот — эта должность значилась на бэйджике, приколотом к левой стороне груди, вместе с фамилией: 'Ж. Гуррагча» — ответил мне широкой улыбкой и крепким рукопожатием. Наружность у него была ярко выражено азиатская, ближе к бурятской или монгольской — и я немедленно принялся гадать, как может звучать его полное имя. Но тут встречающий снова улыбнулся и сказал, что обращаться к нему можно «Са̀нсар». Прозвище это дали ему в лётном училище, за неистребимую тягу ко всему, что связано с космосом (собственно, на его родном языке это слово и означает «космос»), а когда он попал, наконец, во Внеземелье — прозвище стало позывным. После чего повернулся и предложил проследовать за ним. Что я и проделал, хватаясь за проложенные вдоль стен поручни — в отсеках «Тихо Браге», пристыкованного к внешнему, неподвижному кольцу «Звезды КЭЦ», царила невесомость. Я послушно поплыл за провожатым, прикидывая по пути, как бы поделикатнее выяснить, какой части нашей необъятной родины это наречие в ходу — но тут он Сансар остановился возле люка каюты с большой блестящей цифрой «4».

— Вам сюда. — сообщил он. — Устраивайтесь пока, о времени старта предупредят по корабельному вещанию.

— А что, какая-то задержка? — осведомился я. Скорее, для порядка, там, куда я ходил, мне сообщили, что «Тихо Браге» отбывает в назначенное время с точностью до минуты.

— Да, у нас небольшое ЧП. — сообщил провожатый. — Серёга Ползунов, один из водителей буксировщиков, получил травму.

— Надеюсь, ничего серьёзного? — Спросил я. Ползунова я знал — во время первой нашей орбитальной практики на «Гагарине» он учил нас, зелёных «юниоров» управлять «крабами».

— Нет, всего лишь вывих плеча. Плечо-то ему уже вправили, но наш доктор, потребовал, чтобы Серёгу немедленно списали на берег — мол, в таком состоянии он «омаром» управлять не сможет. Вот, срочно ищем замену на станции…

«На берег» — это был один из тех специфических оборотов, которые команды космических кораблей заимствовали у моряков.Работники Внеземелья стремительно обзаводились собственным сленгом, традициями, и, конечно же, суевериями…

— Да, в буксировщике с больным плечом делать нечего. — согласился я. — Но зачем вам «Омары-то понадобились? Вроде, вштатном оборудовании 'Тихо Браге» они не значатся?

— Это для работы с «обручем». Сам корабль не способен маневрировать как «крабы» или «омары» — а ведь «обруч» надо поймать, подвести, пристыковать к кронштейнам. На луне это проделали при помощи обычного подъёмного крана, а здесь не обойтись без буксировщиков.

— Ясно. — Я кивнул. — Капитан у вас тот же?

— Да, Юджин Сернан, американец. Вы его знаете?

— Можно на «ты». — предложил я. На глаз, он был старше меня лет на пятнадцать — хотя, кто его знает, с азиатами далеко не всегда можно угадать возраст… — А с капитаном вашим мне приходилось встречаться — на Луне, около года назад.

— Это, наверное, без меня было. — сказал он. — Я недавно на «Тихо Браге», всего три месяца.

— Тогда, если не затруднит, передайте капитану, что я готов заменить травмированного водителя буксировщика. Может, и задержка тогда не понадобится, а то сколько же можно…

На борту «Тихо Браге» и близко не было тех удобств, которыми пользовались обитатели «Гагарина» и «звезды КЭЦ». Прежде всего, это была теснота: экипаж корабля состоял из трёх человек — командира, второго пилота и бортинженера, — к которым в пассажирских рейсах присоединялись врач и техник систем жизнеобеспечения, игравший заодно роль кока. Они размещались в трёх тесных каютах — капитан, согласно древней, уходящей корнями в эпоху парусников, традиции, в одноместной, остальные — в двухместных. Ещё четыре двухместные каюты предназначались для пассажиров; при необходимости они могли вместить до четырёх человек, но уже в «сидячем» варианте. Вообще, «Тихо Браге» не был рассчитан на длительные перелёты. Его дело — прыжки от «батута» к «батуту» да короткие, продолжительностью максимум, в сутки, перелёты между орбитами. Соответственно, и системы обеспечения, хоть и имели положенный запас, но изначально проектировались с расчётом на подобный режим. Что до жилых помещений — то в сравнении с этими узкими пеналами, двухместная каюта на любой из орбитальных станций казались сущими королевскими апартаментами в каком-нибудь из орбитальных «Хилтонов». Кают-компания, она же столовая, вмещала не больше пяти человек; принимать пищу приходилось в две смены, да и то люди цеплялись друг за друга локтями и передавали тубы с напитками и едой через головы соседа — впрочем, в невесомости это не было такой уж большой проблемой.

Отсутствие тяготения было вторым и, пожалуй, главным неудобством. На «Тихо Браге» оно отсутствовало почти всё время, за исключением редких посадок на Луну. Невесомость радует только космических туристов и новичков — да и то лишь первые несколько минут, пока кувыркаются в приёмном шлюзе — или спортсменов, упражняющихся в сайберфайтинге или «нуль-гимнастике» — так прозвали ещё один 'орбитальный вид спорта, появившийся совсем недавно и заключающийся в проделывании акробатических трюков в условиях отсутствия тяготения. В остальном же, невесомость — это постоянный источник мучительных неудобств, в которые превращаются самые простые мелочи, вроде гигиенических процедур или приёма пищи.

Сейчас на «Тихо Браге» кроме пяти членов экипажа размещалось ещё семь человек — пять сотрудников группы Гарнье, включая самого француза, и мы трое. Нам с Юркой отвели двухместный «пенал»; Миру же подселили к девушке-астрофизику. С ней же отправился и Дася; сама скрипачка, как и её соседка пришли в негодование, когда Юрка заявил, что не собирается кота выпускать переноски во время перелёта, и немедленно спасли пушистого члена «Зари» от такого тиранства. Я против такой замены ничуть не возражал, предупредил только, что пользоваться лотком и даже миской с водой в невесомости кот не сможет — а значит, помогать ему в этих жизненно необходимых процедурах придётся сердобольным обитательницам каюты. На том мы и расстались; Катя (так звали девушку-астрофизика) осталась сюсюкаться с новым соседом, Юрка потащил Миру в обсервационный отсек, любоваться видами Луны (как будто не «звезде КЭЦ» не успели насмотреться!); я же, вернувшись в наше обиталище, включил извлечённый из чемодана компьютер (в пассажирских каютах «Тихо Браге подобные излишества отсутствовали) и достал коробку с гибкими дисками. Следовало, пока было время, зафиксировать в дневнике события прошедших дней — с некоторых пор я старался делать это регулярно, с интервалом, самое большее, в двое–трое суток. Заветная же дискета с 'особо секретным дневником» осталась в контейнере — до неё очередь дойдёт на «Заре», когда я, устроившись в отдельной каюте, смогу вволю предаться воспоминаниям и размышлениям.

Поработать не удалось. Не успел я открыть текстовый редактор и настучать на клавиатуре хотя бы строку, как браслет на запястье (мы уже успели подключить свои девайсы к информационной сети «Тихо Браге») негромко пискнул, и тут же ему ответила никелированная сетка интеркома.

— Пассажира Алексиса Монахова вызывает капитан Сеннан. — сообщил мужественный голос. Сказано было по-русски, но с сильнейшим акцентов. — Жду вас в кают-компании ровно через десять минут.

И отключился. Ага, сообразил я, значит, второй пилот успел сообщить капитану о моём предложении касательно образовавшейся на борту вакансии, а значит, следует поторопиться. Я закрыл крышку компьютера, проверил, надёжно ли фиксируют его на столе эластичные ремни, и выплыл из каюты, не забыв тщательно запечатать за собой люк.