Овчарка Рой. Овчарка Рой и девятый В - Курвинен Йорма - Страница 52

• Предыдущая
• 52/62
• Следующая

— Ты сказала: своей школы? Но разве она и не твоя?

Тщательно накрашенные губы Ээвы растянулись в снисходительной улыбке.

— Для меня это только рабочее место. Не более того. Так было все эти десять лет. Но разумеется, я добросовестно исполняю свои обязанности, хотя это и не вдохновляет меня.

— Кое-кому хорошо говорить, — не сдержавшись, сказала Мари. — Если ты намекаешь на меня, то я могу заявить, что я тоже, со своей стороны, стараюсь добросовестно исполнять свои обязанности. Это не для всех одинаково легко.

— Некоторые, возможно, выбрали для себя не ту профессию!

Томи не слышал, сказала ли Ээва что-нибудь еще.

Пронзительное дребезжание телефона на директорском столе заставило Томи вздрогнуть, и он перестал прислушиваться.

Директор вошел в кабинет и поспешил к телефону.

Кто-то где-то кричал во весь голос: Томи слышал у двери каждое слово. Это была мать какой-то девочки из их класса:

— … Напрасно посылать с девочкой записки о возмещении ущерба за разбитую раковину. Пусть платят высокооплачиваемые учителя, раз они недоглядели за тем, что делают ученики…

— Дело еще не решено… — начал директор.

Больше он ничего не успел сказать.

Он положил трубку и потер виски. Затем медленно, с отсутствующим видом обернулся к Томи:

— Учитель физкультуры вспомнил, что ты заглядывал в мужскую уборную.

— Да, заглядывал.

— И был там кто-нибудь?

Чувство напряженного ожидания охватило Томи.

— Был.

Молчание. Затем одно-единственное слово:

— Кто?

Томи сглотнул. Ему казалось, что в горле у него стоит комок, который мешает заговорить.

— Ты ведь узнал его?

— Конечно… Но пусть он сознается сам. Я не собираюсь ни на кого доносить.

По щекам директора разлился румянец.

— Ты ждешь, что на мой вопрос он так же смело поднимет руку, как и ты, не правда ли?

По спине Томи забегали мурашки.

— Я тоже не поднимал. Это дело того, кто разбил раковину.

Директор вздохнул.

— Ты превратно понимаешь солидарность, Томи. Это хорошо, что класс проникнут духом единства, но все-таки оно должно проявляться не в таких случаях.

Томи взглянул на директора. Верит ли Хека Харьюла в то, что говорит?

— Я не понимаю, что вы подразумеваете под солидарностью и духом единства. Откуда им взяться в классе, когда один ненавидит другого, как чуму.

Подбородок директора обозначился резче.

— Ну, это уже преувеличение!

— Спросите других! Лучшие ученики ненавидят друг друга, соревнуясь за первые места. А худшие всю братию прилежных… Что общего у нас может быть?

— Я полагал, очень многое.

— В таком случае вы единственный в этом роде во всей школе… — Томи кивнул головой в сторону учительской… — Те, во всяком случае, так не думают.

Директор вздохнул.

— Но дух единства проявляется, как только надо защищать какого-нибудь труса, который не смеет признаться в своем поступке?

— Я не знаю, трус ли он… — Томи подумал о Лауронене. — Надо полагать, он действует таким образом после того, как научился так действовать.

Глаза директора были теперь уже другие, усталые.

— Моему терпению приходит конец, — сказал Хека Харьюла. — Да и терпению всей школы есть предел. Ваш класс разберется с этим делом в течение завтрашнего дня. Если с наступлением вечера дело не прояснится, мне придется подумать о совершенно иных мерах. Во всяком случае, можешь известить всех, что школьный весенний вечер с танцами, запланированный на будущую неделю, будет отменен. Объясните это другим классам, как хотите.

Выйдя в коридор, Томи вздрогнул, увидев ожидающего его Лауронена. Лауронен схватил Томи за руку:

— Ты не сказал?

— Нет. Но тебе следует подумать, что ты делаешь!

Лауронен задвигал челюстями, его зубы заскрежетали.

Ничего не ответив, он зашагал по коридору в класс. Томи последовал за ним.

При известии об отмене вечера с танцами под музыку диско в классе поднялся гул разочарования. Среди общего гомона раздался голос Улламайи:

— Знает ли кто-либо из мальчиков, кто виноват? — Голос Улламайи звучал многозначительно.

— Мы, девочки, знаем!

В ушах у Томи гудело. Он обернулся и посмотрел на Лауронена.

Король класса не заметил этого. Казалось, что глаза Лауронена выскочат из орбит, когда он смотрел на Улламайю.

— Почему же вы не побежали донести об этом директору? — спросил Лауронен.

Улламайя снисходительно улыбнулась:

— Мы ждали, пока виновник найдет в себе достаточно мужества, чтобы самому пойти и рассказать о том, что он натворил. Но теперь мы не будем слишком долго ждать…

Лауронен выпрямился.

— Откуда вы знаете?

Улламайя, нисколько не колеблясь, ответила:

— К счастью, одна из нас видела, как один промокший ученик вышел из мужской уборной и отжимал в коридоре свои брюки.

Томи следил за выражением лица Лауронена. Но это был непрошибаемый тип: единственное, что можно было прочесть на его лице, это недоверие к словам Улламайи.

Кто же видел его?

Томи попытался вспомнить, кто из девочек подошел после него к стоящей перед дверью физического кабинета разноголосой группе, но не смог. Тогда ему и в голову не могло прийти хорошенько запомнить кого-нибудь.

— Не все ли равно, если она скажет и нам, — допытывался Ари-Пекка Пярри. — Если вы и вправду знаете!

Девочки напустили на себя важность. Улламайя возвестила милостиво, словно королева:

— Завтра мы это скажем, если виновный не будет найден иным путем. А до того посмотрим, на что годится этот тип!

Никто не пришел, чтобы выдворить их на урок физкультуры, и ни один из них не воспротивился общему решению остаться в классе и разобраться до конца с историей о разбитой раковине.

Улламайя, само собой, села председателем за учительский стол.

Ученик, сидевший ближе всех к двери, захлопнул ее, и в классе воцарилось молчание, как будто там присутствовал школьный инспектор.

— Мы не будем долго возиться с этим делом, — нарушила молчание Улламайя. — В течение десяти секунд виновный должен встать!

Все сосредоточенно следили за секундной стрелкой классных часов. И старались не шелохнуться. Ведь это могло быть истолковано как неуверенная попытка встать.

• Предыдущая
• 52/62
• Следующая