Тень олигарха - Бахарева Ксения Васильевна - Страница 51

— Игорь Михайлович, смотрите, это не Омаров. Он жив!

— Господи, Энди… Слишком много пил и говорил…

— Когда следишь за кем-то, не думаешь, что на самом деле за тобой следят…

Июль, 1997 год, Минск

Прошло два года.

В опустошающей усталости Степан Алексеевич вернулся с рыбалки в свою городскую холостяцкую квартиру к полуночи, уж больно не было сил добираться до дорогого загородного дома. Да и не на чем. Проспав до полудня, встал, скинув с себя грязные одежды, прошел в ванную, едва не зацепив крючки от удочек, что валялись тут же, на полу, и высокие резиновые боты. Фадеев вспомнил вчерашний длинный день и все, что случилось. Он не был заядлым рыбаком, более того, ненавидел чистить свежую пойманную рыбу и вообще ее запах. И все же порой надо было совладать со своими привычками и идти на компромисс ради общения с нужными людьми, с которыми не хотелось даже парой слов перекидываться, но ради собственного благополучия приходилось терпеть общество высокопоставленных чиновников, от коих порой зависела и его депутатская неприкосновенность.

Одно нравилось Фадееву в рыбалке — молчание, когда сидишь в лодке или на берегу, молчишь, глядя на поплавок, поймаешь на червячка окуня или плотву, а думаешь о своем. Идиллия заканчивается, как только рыбацкий компаньон решает отпраздновать удачный улов, ежеминутно поднимая тосты за здравие, удачу или что-то там еще, и начинает разговоры по душам.

Вот и вчера, сидя в резиновой лодке, они медленно двигались по течению навстречу прохладному ветру. Вечерело. Над чистым озером спускался густой туман, кричали чайки, пытаясь ухватить рыбешку, и назойливые комары окружали со всех сторон. Стрельцов выловил большую щуку и вдруг заговорил:

— Степан Алексеевич, научите меня, как можно за депутатский мандат построить эдакий загородный дом? У вас какой-то особенный мандат? Или бизнес подпольный? Сын почему не с вами? Или он не ваш? Почему же у него отчество иное?

Фадеев прекрасно понимал, что спокойствие его всецело зависит от надоедливого и занудного Стрельцова, сующего нос, куда не следует, неповоротливого и чванливого, а главное — правильного, временно исполняющего обязанности генерального прокурора, который с какой-то стати стал интересоваться не насыщенной общественной жизнью в комиссии, а личным бизнесом и непростыми его семейными отношениями, однако, не желая ссориться, просто отшучивался:

— Вадим Григорьевич, вам-то что за дело? Может, я в лотерею выиграл!

— Об этом я узнал бы раньше вашего! — улыбался в ответ Вадим Григорьевич саркастически.

Терпел совсем не туманные намеки Фадеев долго, несколько часов кряду, пока ловилась рыба, однако Вадим Григорьевич и не думал останавливаться, с каждой минутой напирая сильнее, по мере возлияния чистейшим самогоном, добытым в Беловежской пуще по случаю. Зря, что ли, Степан Алексеевич позвал временного генерального прокурора на совместную рыбалку и распинался, как мог? Правда, день не задался. Не помогли ни анекдоты, ни банальные житейские истории. В конце концов, захмелевший Стрельцов глянул на Фадеева злобно и вдруг начал выкладывать собранную Генеральной прокуратурой информацию на тарелочке: мол, давно следили они за Фадеевым, за нелегальным его бизнесом по транспортировке товаров через дыру в два с половиной метра в государственной границе, за множеством фирм-прокладок, неуплатой налогов в казну и неприкрытой чудовищной коррупцией. И, как добропорядочный гражданин при исполнении, Вадим Григорьевич непременно обязан довести дело до суда, потому что не может всенародно избранный депутат быть злостным преступником. Не помня себя, Фадеев в ярости схватил удочку и со всей силы воткнул крючок высокопарному блюстителю правопорядка в глаз. Пока тот кричал от боли, нащупал на дне лодки небольшой металлический ящик с блеснами и ударил им по голове, затем стащил тело в воду и держал, пока там не пропали пузыри.

Вокруг стояла сумеречная, режущая слух тишина, в которой как будто остановилось время. Редкой красоты голубой сапфир озера в изумрудно-темно-зеленой оправе густых сосен в недрах белорусского леса, погружаясь в темноту, источал зловещий страх, и только по слегка освещенной луной водной глади виднелось, как двигались легковесные водомерки. Очнулся депутат не сразу. Обхватил голову руками, совершенно не понимая, как это случилось и что делать дальше, однако броситься в воду вслед за утопленником духу не хватило. «Делать нечего, что уж теперь», — подумал Фадеев через минуту и лихорадочно стал избавляться от возможных улик, тщательно вытирая отпечатки пальцев с поверхностей лодки и попавшихся под руку предметов. Успокоив сильное биение сердца, подплыл к берегу, оставил ведро с пойманной рыбой у машины прокурора и отогнал лодку к середине озера. Неприкосновенный депутат в мокрых резиновых сапогах поискал ключи от автомобиля Стрельцова, но не нашел (по всей вероятности, они нырнули вместе с хозяином), и с удочками убрался восвояси — не оставлять же дорогие снасти! Озираясь, вышел к шоссе. Добрался в город на попутке, по дороге рассказывая сердобольной пожилой семейной паре историю про сломанный автомобиль, на помощь которому завтра непременно вызовет техпомощь.

Все складывалось неплохо. Он был там один, без свидетелей, а значит, никто не сможет обвинить его в содеянном. Фадеев уверенно шагнул к подъезду, где, как назло, встретил Павла Потанина, парня из грузовой транспортной конторы с толстым конвертом наличных денег.

— Давно ждешь? — недовольно буркнул депутат. — Извини, забыл совсем про тебя.

— Ничего страшного, понимаю, Степан Алексеевич, я не спешу, — отозвался Павел и протянул конверт.

Вчерашний тяжелый день не давал покоя. Стоя под душем, Фадеев несколько раз прокручивал в памяти, как киноленту, крупные кадры поврежденного глаза Стрельцова, его окровавленную голову, намокшую куртку, лодку на середине озера, которую непременно течение отнесет вниз по реке. «Через пару суток хватятся Стрельцова, непременно отыщут и машину, и тело, и лодку найдут. Кто-то из родных обязательно подскажет, с кем тот был на рыбалке. И поминай как звали. Лишат индульгенции, вслед потянется большое дело позора. Значит, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Что ж… Лучший метод защиты — это нападение», — размышлял Фадеев и вскоре отправился в органы внутренних дел с заявлением, в котором сообщил, что стал невольным свидетелем непреднамеренного убийства временно исполняющего обязанности генерального прокурора Стрельцова неким гражданином Потаниным Павлом Владимировичем, предлагавшим взятку Фадееву за молчание. В качестве железного доказательства Степан Алексеевич указал место убийства, приложил конверт с деньгами и отпечатками пальцев взяточника Потанина и дорогую рыболовную снасть, на которой можно было обнаружить остатки крови погибшего.

Как ни клялся задержанный в невиновности, уповая на косвенные улики, никоим образом не доказывавшие его вину, в Генеральной прокуратуре старший следователь по уголовным делам Бочаров был уверен в обратном и запросил на судебном процессе для преступника одиннадцать лет колонии строгого режима. Нужно ли говорить, что поданная подсудимым апелляция в областном суде была оставлена без изменений. И для непотопляемого Фадеева все потекло по-прежнему, с личными метрами в государственной границе и левым бизнесом, коррупцией и депутатским статусом. А вскоре на место временно исполняющего обязанности генерального прокурора нашелся другой кандидат, со стола которого исчезла папка «Дело Фадеева».

Июль, 2007 год, Минск

Прошло десять лет.

Окна старого пятиэтажного дома, в котором жили Володя и Юля, по-прежнему выходили на бульвар Шевченко, названный так в честь классика украинской литературы. Экспериментальный район времен застройки хрущевской оттепели поначалу выглядел словно первая ласточка эпохи развитого социализма, венцом которого и должен был стать просторный бульвар, но с годами он безнадежно устарел, лишь деревья стали большими, и тихое приятное место с изогнутыми скамейками все больше притягивало вечно нетрезвых прохожих.