Тень олигарха - Бахарева Ксения Васильевна - Страница 17

Июль, 1993 год, Минск

Камера следственного изолятора, куда был помещен давний партнер Лисовского банкир Юрий, большую часть времени была заполнена целиком. Свои нары достались каждому из тринадцати обитателей закрытого помещения под номером тринадцать. И это оказалось большим счастьем, потому как старожилы заведения свидетельствовали, что частенько на Володарке обвиняемые делили шконки между собой. Банкир (именно так с легкой руки сокамерников отныне прозвали Юрия и никак иначе не называли), проходивший по делу по убийственной статье, с первых минут лишения свободы прослыл уважаемым. В плотном «Шанхае» рядом с ним сидели воры, наркоманы и грабители. Потом убийц стало двое, потом — трое, однако второго заказчика такого громкого убийства представить было сложно, разве что на эту роль теоритически мог претендовать телохранитель и водитель Лисовского Дмитрий, которому досталась камера человек на двадцать в другом конце коридора. Впрочем, чисто внешне и по возрасту своему седовласый Банкир на руководящую роль походил куда больше, а мотив, не мудрствуя лукаво, разумеется, можно было бы придумать для всех троих фигурантов, включая Татьяну. Был бы человек, а статью, как говорится, найти легко. Особенно если за дело возьмется целеустремленный Степан Фадеев.

Солидный человек с небольшим животиком на пятом десятке жития не мог осознать в полной мере вид баланды в алюминиевых мисках, что подавалась мутной и жидкой. Но было и то, что передавали родные, и это давало возможность неплохо питаться. Банкир отказывался от тюремной еды, потому как поначалу был подавлен внезапным арестом, а потом и не представлял в принципе, как можно хлебать баланду под названием «суп». Спустя несколько дней жена Елена с детьми раз в неделю стала приносить ему весомые дорогие передачи с красной рыбой и сырокопченой колбаской, поэтому немудрено, что Банкир предложил людям в камере объединяться продуктами и делиться друг с другом. Не жевать же под тощей подушкой! И, глядишь, через недельку Юрий даже привык к системе, целиком и полностью выстроенной на концлагерном унижении: ему начало казаться вполне нормальным, что в камере тесно, что ночью не выключают свет, дабы в любой момент вертухай мог подсмотреть, что происходит за решеткой. Жаловаться Банкир боялся, потому что всегда был вариант перевести его туда, где будет хуже. В конце концов Юрий даже подстроился под то, что не огражден туалет, но с чем физически не мог свыкнуться, так это с курением.

— Братва, — обращался он к сокамерникам по-свойски, — в нашей камере нет вентиляции, и если кто-то начинает курить, все моментально заполняется не рассеивающимся дымом. Как человек, с детства страдающий от астмы, слезно прошу сидельцев не смолить…

— При всем уважении, Банкир, но это неисполнимое желание, — тотчас отвечал татуированный с головы до ног Дед, пойманный служителями порядка за украденный для единственной дочери цветочек, взятый просто так в привокзальном ларьке в честь очередного освобождения из мест не столь отдаленных. — Ты не можешь отнять у курящих последний кусочек свободы!

— Тогда, ежели вы не хотите, чтобы меня вынесли отсюда вперед ногами, курите не больше двух человек одновременно.

С таким предложением разнокалиберные сокамерники согласились: всем же охота порой полакомиться дефицитными лакомствами из передач Банкира. Но эта маленькая победа была только в ничтожной договоренности, в остальном же жизнь в клеточку потекла без изменений, без допросов, следственных действий и встреч с адвокатом, при том что даже Фадеев не собирался доказывать вину былого соратника убитого. С кем-то из двенадцати сидельцев человеку, привыкшему к дорогому костюму и белому воротничку с золотыми запонками на рукавах, было некомфортно находиться, кто-то даже раздражал его, особенно люди, склонные к пьянству, скудости ума и нахальству, но выбора не было: седовласый фигурант громкого дела должен был примириться с временным лишением свободы. И только душевные разговоры с Дедом, пятнадцать лет своей жизни проведшим в лагерях, занимали ум и успокаивали верного друга Лисовского.

— Никак не могу понять, почему в таких условиях содержатся люди, вина которых в суде не доказана. Как я раньше думал? Что временно лишенные свободы человеки ходят в столовую, в прогулочный дворик с деревьями и баскетбольной площадкой.

— Как в кино? Ты, Банкир, идеалист. Следственный изолятор такая же тюрьма. Люди сидят в клетке, прогулочный дворик такая же клетка. По факту у осужденных в колонии условия лучше, чем у тех, кто еще не осужден и находится в изоляторе. При этом день в СИЗО равен дню в колонии. Пойми, ГУЛАГ остался в историческом прошлом, однако система осталась, оказавшись более чем живучей.

— Получается, что мы имеем такое красное коммунистическое наследие… — пессимистично вздохнул Банкир.

— Знаешь, один умный человек говорил: «Никогда не сдавайтесь — никогда, никогда, никогда, ни в большом, ни в малом, ни в крупном, ни в мелком, никогда не сдавайтесь, если это не противоречит чести и здравому смыслу. Никогда не поддавайтесь силе, никогда не поддавайтесь силе, очевидно превосходящей мощи вашего противника».

— И кто же таким образом учил человечество оптимизму?

— Уинстон Черчилль. Но при этом каждый вечер у него был дорогущий виски.

— Я бы сейчас не отказался пропустить стаканчик…

Несколькими днями позже, после часового выгула по раскаленному от июльского солнца прогулочному дворику, определенно по размеру идентичному камере, в темном коридоре сидельцы тринадцатой темницы пересеклись с параллельной группой, стоящей лицом к стене. Угрюмые остриженные лица, пропуская обитателей камеры номер тринадцать, ждали, уткнувшись в стену, как и положено по заведенным правилам, но все равно оглядывались. Так Банкир заметил сослуживца из недавней прошлой жизни, водителя и телохранителя Лисовского. Коротко стриженный мускулистый качок наградил Юрия таким пристальным озлобленным взглядом, как будто именно давний партнер и соратник босса на самом деле явился заказчиком преступления и из-за него тот оказался в заточении. От такого пронзительного взгляда, как и от последовавшего резкого презрительного плевка и поворота к стене коммерсант впал в транс, и только лай собаки под крики вертухая: «Вперед, чего встал!» — подтолкнул подследственного по направлению к железной двери.

Сложно сказать, именно ли этот факт спровоцировал дальнейшее обострение хронического недуга, или, быть может, духота и солнцепек наконец отозвались в бренном теле, однако прямо перед тяжелым зеленым засовом Банкир закашлялся, да так, что перестало хватать воздуха, посинел и потерял сознание.

Август, 1993 год, Минск

Татьяна, второй месяц прозябающая на верхних нарах, напротив, несложно адаптировалась к временным трудностям, ибо по характеру своему была дамой аскетичной, самоуверенной, умеющей постоять за себя и крепким словом, и в случае необходимости — сильной рукой. Правда, прибегать к крайним мерам в закрытом темно-зеленом помещении с железным замком ей пока не приходилось. Впрочем, главное в этом предложении было слово «пока»: не ровен час, рукоприкладство могло случиться в любую минуту, ибо отключиться на анализ событий, что произошли в ее жизни за последние несколько месяцев, было практически невозможно, и все из-за бесконечной бабской болтовни.

С первых дней неожиданного лишения свободы Татьяне довелось столкнуться со страдающей от героиновой ломки, трясущейся в крике и соплях худосочной малолеткой Веркой в постоянно спадающих лосинах; с рыжеволосой красавицей по имени Алеся с филигранно нарисованными бровями и ярко-красными губами, за ящик дорогого коньяка замочившей на пару со своей подругой парочку армян; и даже с престарелой толстухой, по пьяному делу завалившей случайно забредшего в гости бомжа. Как эти прямо противоположные особи женского рода смогли найти общий язык на первый взгляд было совершенно непонятно, но они трещали без умолку и день и ночь, потому как сошлись в главном: в бурном обсуждении женщины преклонного возраста в черном одеянии, которая, судя по всему, потеряла рассудок напрочь. О сути совершенного ею преступления Татьяна узнала из разговоров сразу, но обитательницы шестой камеры пытались включить логику и от полоумной разузнать подробности.