"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 36

В течение дня эшелон двигался почти без остановок. Солнце сильно нагрело крышу вагона, и дышать становилось все труднее. К тому же заключенные страдали от жажды.

Ночью температура резко упала, но страдания заключенных не уменьшались. Люди буквально не могли пошевельнуться, и, естественно, теперь, после долгих часов пути, у всех ужасно болели ноги.

Все свои надежды Мишель связывал с капитаном П. С наступлением ночи он находился в постоянном напряжении, ожидая, что вот-вот получит от капитана сигнал начать подготовку к побегу. Не дождавшись этого сигнала, Мишель протиснулся вплотную к капитану и спросил, почему он бездействует.

— Нужна пила, — ответил П.

— Какая? Обычная или ножовка? — прошептал Мишель.

— Обычная.

— Почему же вы раньше не сказали мне об этом? Вот, возьмите. — С этими словами Мишель протянул капитану узенькое лезвие пилки. — Вы рассчитываете бежать этой ночью?

— Нет, это вряд ли удастся. Вероятно, придется подождать до завтра.

Мишель расстроился. Чем дальше уходил эшелон, тем меньше оставалось шансов на успех. Ведь на территории Германии все оказалось бы гораздо сложнее. Но поскольку побег был возможен только ночью, это означало, что придется ждать еще сутки.

Следующий день мало чем отличался от минувшего. Заключенные сильно ослабли. Страдая от жажды и недостатка воздуха, некоторые из них впали в бессознательное состояние, некоторые бредили. У Мишеля сохранились два лимона, которые он получил в последней посылке. С помощью сухих соломинок он разрезал лимоны на тонкие дольки и отдал их тем, кто, по его мнению, страдал больше других. Выбирать оказалось делом нелегким: практически все заключенные находились на грани обморока.

Во время остановок эшелона на станциях доброжелателям удавалось передавать в вагон бутылки с водой. Как правило, в таких случаях заключенные старались напоить самых слабых, но однажды в остром приступе жажды какой-то заключенный не передал бутылку с водой по назначению и попытался выпить воду сам. Мишель вырвал у него бутылку и при этом едва успел увернуться от другого заключенного, обезумевшего от жажды.

Да, жажда действительно сводила людей с ума. Несколько заключенных умерло. Во время остановки люди потребовали убрать из вагона трупы, но конвой игнорировал это требование.

Случаи смерти заключенных имели место и в других вагонах. Но именно такими и были намерения гестаповцев.

Гестаповцы намеревались использовать заключенных как дешевую рабочую силу и, конечно, не нуждались в физически слабых. Те, которые смогли перенести дорогу, с точки зрения гестапо, были пригодны для рабского труда, по крайней мере в течение нескольких месяцев.

Наступила вторая ночь. И снова Мишель ждал сигнала, что побег подготовлен. Прошло около трех часов ожидания, и Мишель опять протиснулся к капитану П. Оказалось, что осуществлению побега мешало отсутствие ножовки. Мишель в отчаянии протянул капитану оставшееся у него лезвие.

Эшелон замедлил ход и остановился. Подтянувшись к окну, Мишель прочел название станции: Аврикур. Это был последний город на территории Франции. Двери вагона раскрылись, и конвоиры стали искать признаки готовящегося побега. Затем, к удивлению заключенных, на платформе появился огромный контейнер с горячим кофе. Каждый заключенный получил свою порцию.

Много времени спустя Мишель узнал, что благотворителем оказался француз — начальник станции Аврикур, подкупивший конвоиров. Горячий кофе спас жизнь многим заключенным, измученным голодом и жаждой за два дня пути.

Эшелон отправился из Аврикура задолго до рассвета. Хотя теоретически эшелон двигался уже по германской территории, заключенные еще могли рассчитывать на дружественность местного французского населения. Конечно, дальше, в Лотарингии, побег был бы уже бесполезен. Значит, нужно было бежать сейчас или совсем отказаться от мысли о побеге.

Мишель еще раз отыскал капитана П. Тот спокойно лежал, стеснив соседей. Увидев Мишеля, капитан пробормотал какие-то извинения, и Мишель сразу понял, как глупо он поступил, доверившись этому человеку. Побег был простой иллюзией, и никакой подготовки никто не вел. Последняя надежда на побег исчезла.

От злости Мишель не нашел слов, чтобы выразить капитану свое негодование, и, резко повернувшись, стал пробираться к своему месту.

Разочарование Мишеля было бы гораздо большим, если бы он тогда знал то, о чем ему рассказали позже. В ту самую ночь сорок пять заключенных успешно совершили побег из другого вагона. Ими оказались те самые молодые люди, к которым Мишель собирался примкнуть до встречи с капитаном П. Если бы он остался тогда с ними, теперь тоже был бы на свободе.

Как выяснилось позднее, за время пребывания в компьенском лагере группа молодых парней обзавелась небольшими пилками, с помощью которых они и вырезали отверстие в стене вагона. Как только эшелон замедлил ход на подъеме, заключенные выломали доску и один за другим выпрыгнули из вагона. Побег был обнаружен конвоем только в Аврикуре.

Состав безостановочно двигался по территории Германии. Утром Мишель снова подтянулся к окну и увидел, что дорога проходит через густой хвойный лес. Но этот пейзаж не только не успокоил Мишеля, а, наоборот, лишь усилил в нем сознание того, что он находится на чужой, незнакомой и враждебной ему территории.

С восходом солнца в вагоне снова воцарилась удушающая атмосфера. Два дня и две ночи заключенные провели стоя, не получая ни пищи, ни воды, если не считать чашки кофе.

Поезд прибыл в Кельн. Через щели в стенках вагона доносился шум, характерный для крупного железнодорожного узла. «Скорый поезд Гамбург — Париж отправляется», — услышал Мишель голос дежурного по вокзалу. Мысль о том, что в нескольких метрах люди, удобно устроившись в купе, едут в Париж, повергла Мишеля в отчаяние. А через мгновение раздался свисток и послышался стук колес покидающего станцию поезда.

Вскоре двинулся в путь и эшелон с заключенными, но, конечно, не к Парижу. Несколько часов спустя эшелон снова остановился, на этот раз на станции Бергдорф, восточнее Гамбурга.

За дверью послышались шаги и звуки открываемых замков на дверях вагонов. Кошмарное путешествие кончилось.

Люк на крыше вагона открыли, и впервые за долгое время взору Мишеля открылась ужасающая картина: заключенные походили скорее на живые скелеты, чем на людей. Многие из них все еще продолжали стоять, не имея возможности сесть или лечь, не потревожив соседей.

Наконец двери вагона распахнулись, и заключенные, не дожидаясь приказа, стали выпрыгивать на перрон. Ослепленные ярким солнечным светом и ослабленные жуткой дорогой, они с трудом держались на ногах. Эсэсовцы в черных мундирах сразу же набрасывались на упавших, жестоко избивая резиновыми дубинками и плетьми каждого, кто не смог быстро подняться.

В течение трех дней с заключенными обращались хуже, чем с животными. Теперь они стали рабами.

Еще не зная, куда их отправляют, некоторые из заключенных дорогой договорились подать жалобу начальнику конвоя или начальнику лагеря сразу же по прибытии на место назначения. Они не могли себе представить, чтобы кто-то умышленно держал их в таких нечеловеческих условиях. Наивность этих людей поражала. Достаточно было один раз посмотреть на эсэсовцев, чтобы понять, в чьи руки они попали.

В Верне и других немецких тюрьмах во Франции и даже в компьенском пересыльном лагере охрана была укомплектована солдатами и офицерами местных частей вермахта. В большинстве своем это были пожилые люди, призванные после начала войны. Даже в военной форме они оставались гражданскими людьми и вели себя пристойно.

Эсэсовцы же были совершенно другой кастой. Они убивали во имя величия гитлеровского рейха. Они потеряли человеческий облик, стали самыми настоящими чудовищами в образе человека, жестокими, злыми и беспощадными. Мишель заметил, что даже в своей среде они никогда не смеялись и не улыбались. Их лица всегда выражали тупость и полное безразличие.