"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 28

Он объяснил суть своего изобретения: новый тип воздушного тормоза позволяет самолетам производить посадку с гораздо более коротким пробегом. После нескольких лет испытаний он усовершенствовал конструкцию и сейчас очень хотел бы предложить изобретение союзникам и воспользоваться помощью Мишеля.

Мишель, которому Кергоа не понравился с первого взгляда, сразу понял, что его интересуют только деньги. Поэтому Мишель вел себя крайне осторожно, ничего не обещал и только предложил Кергоа изложить свое предложение в письменном виде.

— Если я это сделаю, — возразил Кергоа, — они используют мою идею, а мне ничего не заплатят.

— И тем не менее придется рискнуть, — заметил Мишель. — Но ведь совсем не обязательно вдаваться в детали.

Кергоа согласился и спросил, когда они смогут встретиться снова. Мишель ответил уклончиво, сказав, что бывает в Париже редко, но что его секретарь примет любую корреспонденцию. На этом встреча закончилась.

В последующие недели Кергоа и какая-то незнакомая женщина неоднократно пытались найти Мишеля и несколько раз звонили в его контору. Секретарь Мишеля Мадлен Буланже, которая тоже была членом организации, неизменно отвечала, что его нет.

В целом это соответствовало действительности, так как помимо обычного объезда агентов Мишелю нужно было руководить группой, наблюдавшей за стартовыми площадками «Фау-1».

В последнюю неделю января Мишель приехал в Лозанну, привезя с собой, как и обычно, объемистую папку с донесениями со всех концов Франции, включая районы, где находились стартовые площадки «Фау-1». К этому времени Мишель уже знал, что бомбардировки этих площадок союзной авиацией были успешными.

Это был апогей достижений Мишеля. Он покрыл себя славой, и, как сказал ему О. П., его представили к самой высшей награде, которую только он мог получить.

Теперь Мишелю был необходим отдых. Он заслужил его. О. П. спросил Мишеля, не хочет ли он провести пару недель в Швейцарии как гость английского правительства.

Для Мишеля это было большим искушением. От постоянного нервного напряжения он очень устал. Но члены его организации по-прежнему были на своих постах, и он не мог бросить их. Глубоко тронутый предложением О. П., Мишель тепло поблагодарил его и… отказался.

Было восемь часов вечера, когда Мишель пришел на станцию Лозанна. Он намеревался поехать на поезде в Женеву, провести ночь в гостинице, а на рассвете пересечь границу между Жюсси и Машилли.

Когда он шел по подземному переходу к платформе, его одолевала страшная физическая и духовная усталость. Ноги налились свинцом. Подошвы нестерпимо жгло. В спине отдавались ревматические боли. Мишель вспомнил о предложении взять отпуск и подумал, правильно ли он сделал, что отказался от него.

Никогда еще перспектива возвращения во Францию не выглядела так мрачно: бесконечные переезды в переполненных поездах; максимум две ночи в неделю в постели; нерегулярное питание; холод и удручающее впечатление от плохо одетых, изголодавшихся, забитых людей.

В Швейцарии же все говорило о счастье и процветании: хорошо одетые здоровые мужчины и женщины, веселые молодые люди и дети с румянцем на щеках и вообще атмосфера комфорта и спокойствия, отсутствие заботы о завтрашнем дне — все то, чего так не хватало в его собственной жизни.

Когда Мишель ждал поезда на платформе, мимо прошла женщина в белоснежном накрахмаленном переднике, толкавшая перед собой тележку и звонившая в колокольчик, чтобы привлечь внимание. Тележка была завалена всякой всячиной: сигары, сигареты всевозможных марок, шоколад, конфеты, нуга, бутерброды с маслом и большими кусками ветчины и, самое главное, не проходившие никакой цензуры газеты, в которых публиковались коммюнике союзников.

Когда Мишель посмотрел на все эти сокровища, его вновь охватило непреодолимое желание отложить поездку и хоть ненадолго насладиться прелестями нормальной жизни.

Борясь с этим чувством, он закрыл глаза и подумал о своей семье и о тех лишениях, которые она переносит; о велосипедистах, выполняющих важную работу; о Жандроне, одном из своих заместителей, который в любую погоду идет по дорогам; о Жане-Анри, ускользающем от часовых в Боск-ле-Арте. Подумал о Пьере Картероне, которому при взрыве английской бомбы сломало руку. Вспомнил о Луи Вийетте, который разведывал аэродром в Абвиле. Представил себе, как наблюдает за подъемом немецкого аэростатного заграждения Луи Марго.

Этого оказалось достаточно: искушение было побеждено. Мишель заставлял своих людей работать так же много и упорно, как и он сам, и чем больше он от них требовал, тем больше они давали. Нет, таких людей нельзя оставить даже на один день!

И все же дьявол искушения еще не покинул Мишеля.

Тем временем подошел женевский поезд. Мишель хотел было сесть в него, как вдруг почувствовал, что его схватили за обе руки. В следующее мгновение его оттолкнули от поезда и потащили к выходу.

Его схватили два живших в Лозанне француза, с которыми он встречался, когда приезжал сюда раньше. Они случайно увидели его и решили пригласить на обед.

Старший из них, Жорж, приехал в Швейцарию вербовать добровольцев в маки среди французов-беженцев. Это был жизнерадостный человек, настоящий патриот. Зная, чем занимается Мишель и какой он ведет образ жизни, Жорж решил немного развеселить его.

Второй, который был помоложе и не так разговорчив, также был предан движению Сопротивления и выполнял такое же задание.

Мишель понял, что возражать бесполезно. Во всяком случае, сказал он себе, поскольку он должен перейти границу на рассвете, не имеет значения, где он проведет ночь — в Лозанне или Женеве. Ведь может же он позволить себе развлечься один раз. Это будет первый случай с того дня, когда он предложил свои услуги союзникам.

Они обедали в «Оберж де лас Сальясе», первоклассном ресторане, откуда был виден весь город. Аромат сочных блюд и дорогих вин, тепло огромного камина, где на вертеле жарили жирных цыплят, занавеси и скатерти веселой расцветки и приглушенный гул беззаботных разговоров — все это подействовало на Мишеля успокаивающе.

Обедающих развлекали мужчина и женщина. Они пели песни, которые напоминали о прежней Франции, песни, которых Мишель не слышал уже четыре года: «Сиреневый хуторок», «Слово Камбронны», «Четырнадцатое июля». Мишель был в восторге.

Когда далеко за полночь они уходили из ресторана, Мишель все еще находился под впечатлением вечера. Подобно человеку, долго жившему во мраке, он был ослеплен солнцем. А теперь приходилось возвращаться во мрак, который покажется еще беспросветнее после того, как он на мгновение увидел свет.

Шел снег. Мишель добрался до таможенного поста в двух часах ходьбы от Женевы. Стражник, добродушный гигант, хорошо знавший Мишеля, предложил ему чашку дымящегося кофе.

Уходя от этого добряка, Мишель не мог скрыть тревогу, которая бередила ему душу.

— О! — воскликнул он. — Если бы только не нужно было переходить эту проклятую границу сегодня!

Стражник, никогда не слышавший от него ничего подобного, с тревогой посмотрел на Мишеля и сказал:

— Возможно, это дурное предзнаменование. Кто знает, может быть, вам лучше отложить переход?

— О, это просто минутная слабость.

Они пожали друг другу руки, и Мишель пошел по тропинке, ведущей в лес.

Несколько позже он встретил другого стражника, стоявшего на полянке у ручья, по которому проходила граница. Это был молчаливый субъект, обычно неприветливый, но на этот раз он сердечно поздоровался с Мишелем и пожелал ему удачи.

И снова Мишелю захотелось отвести душу. Ему казалось, что если он поговорит с другим человеком, то избавится от угнетавшего его чувства обреченности.

— Я бы дал десять тысяч швейцарских франков, только бы не переходить границу в этот раз, — сказал он.

— Это большие деньги, — коротко заметил стражник.

Очутившись на французской земле, Мишель вспомнил, что это был его девяносто четвертый переход.

И что-то подсказывало ему, что это был его последний переход.