Развод. Мы больше не твои - Гейбатова Мила - Страница 7

Я не поддамся ей, только не здесь и не сейчас. Меня ждут дети, потороплюсь к ним. Да и не хотелось бы, чтобы за мной бежала взбешенная блондинка с обвинениями в порче ее новенького смартфона со стразами.

Чтоб ее, ее смартфон и Глеба вместе скрутило.

Хотя это они и без меня успели организовать. И явно не один раз.

Сволочи.

Как же я их ненавижу.

– Ааар, – не сдерживаюсь, рычу и со всей силы стучу ногой по глубокой луже, чем вызываю заслуженный недоумевающий взгляд прохожих.

Ага, вам не понять, с чего это взрослая девушка ведет себя, как неуправляемый подросток с проблемами. Знали бы, глядишь, еще и не такое вытворили бы. Не удивлюсь, если бы и вовсе в этой луже искупались в порыве бешенства.

И зачем я пошла за этой девицей? Не могла довольствоваться фотографиями? Нет же, теперь заново испытывать боль от предательства!

Но затекшая в обувь вода немного отрезвляет меня, заставляет успокоиться и сосредоточиться на двойняшках. Заберу их, доставлю домой, уложу на дневной сон, а там можно и снова истерику устраивать. Хотя нет, хватит истерик. Настало время для конструктивных мыслей.

– Здравствуйте. Я пришла, сколько с меня, – произношу ровным голосом, едва добравшись до детского центра.

– Здравствуйте еще раз, – администратор широко улыбается, – сейчас я посчитаю. Детки себя очень хорошо вели, им у нас понравилось, обязательно приходите еще.

Бросаю взгляд на малышню, уверена, девушки всем родителям так говорят, но мои вроде бы действительно выглядят довольными. Уже тянутся к играм в обществе?

– Да, хорошо, спасибо, – отвечаю ей нейтрально.

Быстро оплачиваю, забираю детей и качу коляску на выход. Времени уже много, детям пора спать, сейчас они мне покажут всю прелесть своего неспокойного поведения. И поделом мне. Меньше буду прохлаждаться где–то в слежке за подружками их отца.

Пока веду машину, паркуюсь, кормлю и укладываю детей, подспудно ожидаю, что Глеб вот–вот позвонит. Если не для того, чтобы накричать за порчу телефона его любовницы, то для того, чтобы выразить крайнее недоумение большим чеком из детского центра, потому что какого я так долго позволила себе заниматься другими делами.

Но он не звонит. Верный признак его вины.

Жаль, не признания, а лишь наличия. Его дурацкий характер не позволит взять и сказать: «погорячился», «был не прав», «перегнул палку», «виноват» и прочее в таком духе. Так и будет сидеть в глухой обороне, видимо, ждать действий от меня.

Интересно, он думает, что я молча уйду? Оставлю ему детей? Или двойняшки ему тоже не нужны?

Скорее не нужны. Он их за год видел рекордное крошечное количество раз. Отец моих детей является для них чужим незнакомым дядей.

И этот дядя ждет, что мы вот так возьмем и бросим насиженное место для новой принцессы? Заботливо перестелем ей постель и уберем за собой осколки стекла, которые до сих не все собраны в спальне? И, конечно, ничего не потребуем взамен!

Ну нет. Не дождется.

Неправду говорят, что утро вечера мудренее. Или я неправильный представитель, к которому не применимы общепринятые принципы.

С затаенной горечью после вчерашнего знакомства с «пассией» Глеба выполняю домашние рутинные дела. Дольше обычного готовлю кашу, с особой тщательностью тру морковку детям, и все лишь для того, чтобы оттянуть неизбежное.

Мой дилетантский способ ухода от проблемы разрушается, когда я подхожу к зеркалу на тумбочке в поиске пирамидки детей. Один взгляд на это серое лицо, и мне хочется снова разбить ни в чем неповинное зеркало.

Зато травма носа сегодня выглядит гораздо лучше. Если бы не глаза, я бы приняла свой привычный «декретный» скучный вид.

– Вот от таких успешные мужья, не слишком–то желавшие детей, и уходят, – шепчу своему отражению в зеркале.

Снова некстати вспоминается вчерашняя красотка, и помимо злости я осознаю, что хочу выглядеть так же, как она.

Стремительно возвращаюсь в детскую. Высыпаю перед двойняшками побольше игрушек, а сама беру ноутбук.

Страдать можно долго, но это ни к чему не приведет. Наш с Глебом брак не спасти, только не после того, что он сделал. И когда он вернется домой, все станет лишь сложнее. Тогда наступит окончательный конец, крах всего, что я так долго строила, постоянно подстраиваясь под его желания и нелегкий характер. И потому нужно успеть подготовить для себя и детей комфортные условия.

Стоит сюда вернуться Глебу, как мне станет тесно и душно. Не хочу оставлять ему дом, но и делить его, будучи здесь, тоже не хочу. Нужно придумать, где нам жить с детьми, и изучить, на что я могу претендовать при разводе. На благородство Глеба рассчитывать не приходится.

И да, развод.

Лишь одна только мысль о нем выбивает весь воздух из моей груди. Придется перечеркнуть столько лет своей жизни. Взять веник с совком и хладнокровно выбросить их в мусор.

Кончики моих пальцев начинают подрагивать, неуверенно нажимая на кнопки ноутбука. Страшно мне и больно от того, что должно произойти. Но это естественный процесс, его нужно просто пережить и как–то становиться сильнее.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Легкая медитация и наблюдение за детьми постепенно возвращают мне уверенность и спокойствие. Мои двойняшки – лучшие антидепрессанты, невозможно не улыбнуться, смотря на сосредоточенных карапузов, пытающихся разобрать игрушечную машину по деталям.

«И Глеба я этой возможности лишу, детей мы делить не будем, они только мои», – проносится в моей голове мстительная мысль.

Подозреваю, что хоть двойняшки его не сильно интересуют, когда я подам на развод, его мнение может поменяться лишь бы побольнее досадить мне.

Трясу головой, прогоняя вновь подкрадывающуюся тревогу, нужно заняться делом. Раз я ухожу от Глеба, я должна понимать, какими финансами я могу распоряжаться, чтобы обеспечивать нас троих самым необходимым.

Приложение банка, еще несколько дней назад радовавшее своими цифрами, сегодня вызывает уныние. То, что было хорошо, как неприкосновенный запас для одного, ничто в качестве каждодневных трат для троих.

Я привыкла слишком много тратить на детей и дом, жить на широкую ногу. Но ничего, урежу расходы.

Решительно беру в руки телефон и набираю номер мужа. На удивление, он отвечает практически сразу.

– Алло, Глеб, здравствуй, – произношу излишне высоким голосом, чтобы не сорваться на крики, обвинения, – я хочу знать, когда ты возвращаешься, я так и не получила внятных сведений, кроме обещаний, что когда ты вернешься, наша жизнь изменится.

– Ты там зубки отращиваешь, Оля? Вспомнила, какой была, когда мы только познакомились? – он усмехается в трубке. – Что ж, мне это даже нравится. Жаль, поздно, необратимые изменения уже начались. Я приеду ровно через два месяца.

– Прекрасно, значит, к этому сроку мы покинем дом, нужно будет решить, как мы его поделим. Я подам на развод.

– Прости, что? Я не ослышался? Ты там на опережение решила пойти, что ли? А я еще сначала не поверил матери. Ну ты даешь, Оля, – тянет Глеб, – очень неприятно удивила.

Несмотря на то, что я и сама шла к этому решению, мне дико странно и больно слышать подобное от Глеба. Ведь это я пострадавшая сторона, которая и должна выгонять мужа, а не наоборот! Тогда к чему его удивление?

– При чем здесь твоя мать? И какое опережение? Ты сам собирался заговорить о расставании? Я не ослышалась?

– Нет, не ослышалась, Ольга. Не стоит прикидываться невинной овечкой, у меня вчера на многое открылись глаза, – раздается из трубки жесткий голос Глеба.

– Вот как, очень интересно, – растерянно тяну, прикидывая на, что у него могли открыться глаза, что за бред он несет. – И с чего они у тебя открылись, эти твои глаза? Подсказал кто–то? Рассказал что–то?

Не иначе его блондинка поведала о нашем случайно подстроенным мной знакомстве, как минимум, пожаловалась на странную девушку, испортившую смартфон. И мой дорогой супруг, как настоящий альфа–самец, решил опередить меня. Эта версия вполне логично вяжется с Глебом. Воистину, я бы даже сказала.