Вперед в прошлое 6 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 51

— Ну не охренели! — подпрыгнула на диване Наташка. — Сами ни хрена не делают, и другим работать не дают, козлы!

— Тише, — шикнул на нее я, она недовольно засопела, обхватила себя руками.

В полночь Верховный совет отстранил от власти Ельцина и постановил, что его полномочия переходят Александру Руцкому. Хасбулатов призвал создать оборону Белого дома и обратился к силовикам, чтобы не выполняли преступные указания Ельцина. К десяти часам вечера на площади у Белого дома полыхали красные знамена, формировали отряды самообороны. Собралось не более трехсот человек, в основном пожилые люди. Утром Совет отстранил от должностей министров силовых ведомств и призвал привлечь к ответственности Ельцина.

— Ну охреневшие, — ярилась Наташка, и хотелось придавить ее подушкой, чтобы замолчала и не мешала слушать.

Вот то, что пропустил я-взрослый. Указ Ельцина — официально признанное антиконституционное действие в стиле девяностых: если очень хочется, то можно и отжать, прикрываясь красивыми лозунгами. Если откинуть симпатии и антипатии, то вот они, факты. Но разве Наташке это объяснить? Ей хочется перемен и кружевные блузочки.

А если бы все было по закону — что случилось бы? Вон, вовсю лодку качают. Она почти утонула, мы по лезвию прошли, но в итоге — выплыла ведь.

Билл Клинтон и госсекретарь Уоррен Кристофер поддержали решительность Ельцина и готовы помочь укреплению демократии, рыночные реформы в России — «это инвестиции в безопасность Соединенных Штатов, это благосостояние американского народа». Вот теперь аж меня подбросило. И не стесняются в открытую заявлять! Помощники хреновы. Сердобольные стервятники, читал я такой рассказ.

Что-то меня цепляет это все, наверное, пора завязывать с зомбоящиком.

— У здания МВД и Цетробанка очень много военных грузовиков, что в общем-то необычно… Телецентр патрулируют наряды милиции, а вообще в Москве мы наблюдали обычный будний день, — продолжил ведущий.

Тем временем вокруг Белого дома защитники Верховного совета, а их было явно больше заявленных трехсот человек, соорудили баррикады. Среди них наблюдались люди в гражданском, вооруженные автоматами.

Это уже серьезно! Я всматривался в толпу, силясь разглядеть там деда — где уж! Слишком много людей.

Пока силовики не двинулись на парламент, но телефонную связь в Белом доме уже отключили. Черномырдин пожаловался, что Верховный совет вооружает гражданских лиц автоматическим оружием, но все равно волноваться не о чем, в Багдаде все спокойно.

И опять меня подбросило. Они вооружают гражданских? Нафига⁈ Толку-то с них? Что они могут против бронетехники и специально обученных бойцов? Собрались использовать гражданских как живой щит. Суки, суки, суки! Аж подрывало звонить деду и орать, угрожать, умолять, чтобы он раскрыл глаза и не ходил к Белому дому. Они ведь не остановятся! Ни Ельцин, ни его противники.

Разлепив глаза по зову будильника, я побежал умываться-собираться, мысленно выстраивая план, за что мне хвататься в первую очередь, за что — во вторую. Позвонить Лялиной, узнать, удалось ли ей прогнуть отца — это надо прямо с утра. Но она еще не на работе, черт, а дома у нее телефона нет! Это ведь отправная точка, от которой надо плясать. Ладно, откладываем звонок Лялиной на после обеда и тогда же надо позвонить бабушке, поинтересоваться, выходил ли на связь дед. Потом сразу же — заехать за мамой и виноградом. Если у Лялиной получилось все, как мы задумали — устроить ей встречу с Ликой. В идеале надо бы освободиться до шести, потому что еще ж тренировка и — к урокам готовиться. Нельзя подавать коллективу дурной пример, они на меня равняются.

Промелькнула мысль, что с таким раскладом не выкупить мне ваучеры винзавода и не видать земли как своих ушей — не на что будет. И за запчастями придется ездить в Москву самому. Чертов пессимизм, сразу самое худшее в голову лезет. Вдруг деду удастся пропетлять, он останется целым, и за стрельбу из пистолета его не посадят?

Но голос диктора в голове снова и снова повторял, накручивая панику, что оппозиция вооружает своих защитников, и это ставило крест на моей былой симпатии оппозиции, потому что они приносили в жертву тех, кто им поверил, в том числе — моего деда. Даже если они пекутся о стране, а не о своих креслах, это действие перечеркивает все, ведь очевидно, чем закончится противостояние и как далеко зашли центробежные процессы.

Интересно, можно ли что-то радикально изменить, не бросая людей в разинутые пасти богов войны?

Ледяной душ окончательно меня пробудил. Я позавтракал оладьями и, не дожидаясь Бориса, побежал на место встречи, постепенно переключаясь с глобальных проблем на внутришкольные. Вчера директор вызывал на ковер родителей одноклассников и должен был получить заявлении об отказе от Джусихи.

Сегодня будет ясно, вернули ли нам Веру Ивановну, да и интересно послушать, что было на том собрании.

Оказалось, дрек не сильно лютовал. Погрозил пальчиком родителям, напомнив, что закон есть закон, если ученику положено быть на уроке, он не имеет права никуда уходить, принял заявления, выслушал жалобы на Джусиху и пообещал разобраться.

Что ж, первый урок у нас как раз русский, вот и посмотрим.

— Делаем ставки! — проговорил Рамиль, отошел к стенду и достал десять рублей. — Вот, на то, что погонят ее.

Все, кроме Бориса, не спешившего к своим одноклассникам, поставили против Джусихи. Произнеся ее имя, мы будто бы демона призвали, и она появилась у входа, посмотрела на нас, как на зловредных тараканов, и поплыла в кабинет директора. Взгляд русички, исполненный превосходства, мне не понравился.

— Ща будет битва демонов, — сказала Гаечка и шагнула к кабинету, навострив уши и ожидая, что оттуда донесутся вопли директора, но стояла подозрительная тишина.

Каюк, воровато оглядевшись, шагнул к двери и припал к ней ухом.

— Некрасиво. Пойдем в кабинет, — осадил его Илья и направился к лестнице.

Каюк не спешил уходить, а потом как шарахнется! Едва он отбежал, как дверь распахнулась, и из кабинета вырвался дрэк, красный и злой. Кивнул нам и, перебирая короткими ножками, побежал по лестнице.

— Что-то не то, — предположила Гаечка. — Мне кажется, он Джусиху попросту боится и ничего делать не будет.

Я зашагал за Ильей, жестом поманив остальных. Скользнул взглядом по стенду, отметил, что рисунков там больше нет — их отправили на городской конкурс. Надо уточнить у Бори, когда объявят результат.

— Мне кажется, она сама уйдет, — предположил Илья, неторопливо ступая со ступени на ступень. — Ну сами подумайте, нафига ей такой цирк? Она ведь тоже человек, ей хочется покоя, а не ненависти.

Гаечка фыркнула.

— А мне кажется, что ей надо исключительно дерьма, и чем хуже, тем лучше. Издеваться над нами ей нравится, а теперь она нас еще и ненавидит. — Посопев немного, она добавила: — Надо было сразу признаться, что стих написала я, вы бы учились себе спокойно.

Минаев возмутился:

— Что за фигня! У нас один за всех, все за одног — или как? Все было правильно. Джусиху надо гнать…

Поймав заинтересованные взгляды десятиклассников, он прикусил язык. Чуть дальше шла Наташка с приятельницей, рыжей, как солнце, веснушчатой Иркой Чечуриной.

— Это вы о чем? — спросила Наташка, останавливаясь.

Мы поднялись на второй этаж и в холле ей все рассказали. Сестра приняла нашу сторону, толкнула Чечурину локтем.

— Во молодцы. Прямо революция у вас! — Ее глаза засияли, она и сама с удовольствием поучаствовала бы, если бы могла. — Надо и нам так сделать, а до достала мымра старая. Она нашу Шадурову шлюхой при всех обозвала, хотя она — мыша еще та, даже на дискач не ходит. Из-за помады. Давай и мы так сделаем? — обратилась она к Чечуриной, та лишь пожала плечами. — Не хочу Джусиху.

— Никто не хочет, но все терпят, — проговорило солнечное создание сиплым голосом алкоголика, я чуть не икнул. — В общем, уважуха вам, братаны!