Реньери Андретти (ЛП) - Хантингтон Паркер С. - Страница 5

Холодные, отстраненные глаза были еще одним лотерейным билетом. Эти парни были моими любимцами. Девяносто девять процентов, которые не имели понятия о ценности доллара. Насколько он знал, галлон молока стоил доллар, а то и два, а сотни, которые он пихал мне в руки, были легко забытой мелочью. Эти парни не всегда были самыми яркими, но у них были тонкие признаки богатства.

Тонкие признаки, которые сейчас разделял Ренье.

Приталенный черный костюм, простой, но сшитый на заказ, из неброской, но дорогой ткани, которую мало кто мог себе позволить. Темные туфли из итальянской кожи ручной работы. Чистая рубашка. Без галстука. Две верхние пуговицы расстегнуты. И совершенно неприступная, незатронутая аура, как будто неважно, на кого он произвел впечатление, потому что никто из нас, маленьких людей, не имеет значения.

Пока Пола пробиралась к нему, он сделал заказ, не взглянув на меню. Еще одна особенность богатых людей. Кому нужно меню, когда цена не имеет значения, а люди готовы удовлетворить любое твое желание?

Тем временем я стояла, дрожа в своем пеньюаре для кукол — он был слишком коротким, а я — слишком высокая. При росте метр семьдесят два мои каблуки давали мне почти метр восемьдесят два. Я выделялась в толпе, даже среди лучших стриптизерш Майами-Бич.

Мне говорили, что я хорошо постарела, на моем лице нет морщин. А ведь мне было всего двадцать пять — почти двадцать шесть. Но в годы стриптиза это была древность — по крайней мере, здесь, где средний возраст стриптизерши довел бы социального работника до сердечного приступа.

Я была худой, но только потому, что не могла позволить себе много еды. Маленькая грудь, благодаря моей матери, ее матери и матери ее матери, которые любили передавать свои гены. А под париком, слоями тонального крема, накладными ресницами и дурацким количеством теней для век я обычно была светловолосой, голубоглазой девушкой, которая предпочитала жить с чистым и естественным лицом. Не потому, что я была достаточно красивой для движения #БезМакияжа и #БезФильтра. Просто у меня не было ни времени, ни денег на косметику. Мой банковский баланс был меньше, чем долг по кредитной карте, и я уже едва сводила концы с концами.

Такой была моя жизнь.

Так обращалось со мной время.

Очевидно, что время любил Ренье больше, чем меня. Когда я видела его в последний раз в восемнадцать лет, я думала, что он мужчина. Я ошибалась. С тех пор он возмужал. Тощие мышцы превратили его тело в завидную, вызывающую гормоны машину. Он по-прежнему был, несомненно, богат, хотя я и не ожидала, что это изменится…

— На что ты уставилась?

Я дернулась назад.

— Ни на что.

Фред нахмурил брови.

— Тогда возвращайся к работе.

— Но ты сказал, что я могу уйти.

— Если ты позаботишься о VIP. Но ты этого не сделала. — Его челюсть сжалась. — Ты отдала работу Поле, так что заканчивай свою смену.

Отлично.

К концу ночи у меня на ногах появились мозоли, и мне просто необходимо было попасть домой. Сейчас. Я вышла из подворотни, ковыляя к своему дерьмовому, захудалому "Сивику" 89-го года на слишком высоких каблуках, которые стоили больше, чем моя машина.

— Что ты здесь делаешь?

Я замерла. Голос стал глубже и взрослее, но я узнала бы этот голос где угодно.

— Я здесь работаю.

— Почему?

Я медленно повернулась, так неуверенно, как никогда в жизни.

— Хороший вопрос.

Не то чтобы это было его делом.

Мое глупое, глупое сердце заколотилось, как только мои глаза встретились с его. Четыре года школьной ненависти не стерли девять лет любви, но, черт возьми, как бы мне этого хотелось.

Он прислонился к кирпичной стене, скрестив руки, и выглядел более обходительным и опасным, чем любой мужчина, скрывающийся в переулке стрип-клуба, имел право быть.

— Чушь собачья. Какой смысл в дипломе, если ты работаешь официанткой в стрип-клубе?

Я скрестила руки, не понимая, зачем я затеяла этот разговор. Почему я просто не сказала: "Пошел ты" и не ушла, пока мое разбитое сердце не разлетелось на куски безвозвратно. Казалось, что рядом с этим человеком оно всегда находится в режиме фестиваля.

Я подняла подбородок.

— Не то чтобы это было твоим делом, но у меня нет диплома.

— Но ты училась в Дьюке. — Его брови нахмурились, и он выглядел почти расстроенным.

Я не допускала мысли, что Ренье могло волновать то, что со мной произошло с тех пор, как он вычеркнул меня из своей жизни. Безрассудная, неутомимая надежда и раньше делала меня дурой, то и дело обманывая на протяжении всей школы, а взрослая Карина знала, что Реньери Андретти доверять нельзя. Если бы только мое сердце могло запрыгнуть на борт.

— И сразу же бросила… Подожди. — Я сделала шаг назад, как будто расстояние позволяло мне держать голову прямо. — Как ты узнал, что я поступила в Дьюк?

Он оторвался от стены и сделал несколько целенаправленных шагов ко мне. Мои ноги подкосились, разрываясь между мозгом, требующим бежать, и сердцем, умоляющим остаться. Еще один шанс!

Еще один шанс! Умоляло оно своим глупым, тупым голосом. Только Ренье мог управлять моим сердцем после всего, через что он меня заставил пройти.

Он потянулся к моим волосам, где из голубого парика выпал волнистый локон грязного блонда. Мозг, наконец, победил, и я сделала несколько шагов назад.

Он опустил руку.

— Все должно было получиться не так.

— Что?

Ренье снова потянулся к моему лицу, но я вздрогнула и сделала еще один шаг назад. Мятно-зеленые глаза изучали меня, прежде чем он повернулся, направился к двери в переулок и крикнул вслед:

— Я все исправлю.

Исправит что?

Я не ожидала, что наша первая встреча за семь лет пройдет именно так.

Как курение губительно для легких,

обида губительна для души:

даже одна затяжка приносит вред.

Элизабет Гилберт

РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ

Время лечит все раны.

Тот, кто придумал это дерьмо, наверняка выкурил несколько чаш в свободные от употребления грибов дни. Время может быть мстительной маленькой сучкой. Раны много чего делали, но они точно не заживали.

Раны гноились. Факт.

Как бы вы ни старались их скрыть, они оставляли шрамы. Уродливые, рельефные шрамы. Факт.

Они делали вас уязвимым для новых травм и набирались, как килограммы на первокурсниках колледжа. Факт.

Порвите несколько раз мениск и скажите мне, как вы себя чувствуете через несколько лет, когда ваши колени будут скрипеть при каждом шаге, а один удар может сделать вас калекой. (прим. Мениск — это внутрисуставной хрящ между большеберцовой и бедренной костью)

Карина Амелия Галло была самой страшной раной из всех. Она напоминала о себе, когда ты обманом заставил себя поверить, что все зажило. Я винил свое сердце. Сердце было глупым, оно постоянно высовывало голову время от времени, заставляя меня думать, смогу ли я, наконец, найти Карину и все исправить.

Люди думали, что думать членом — это ужасно, но думать сердцем — еще хуже. По крайней мере, эрекцию можно смягчить. Но нет, только не мое сердце. Мое сердце было жестким сукиным сыном, таким чертовски неумолимым, что я удивлялся, куда подевалось это упорство, когда я готовился к экзамену GMAT.

Спасибо за «ничего», сердце.

Я был готов сделать заниженное предложение по "Down & Dirty" и силой заставить Фреда Роллинза уступить. Я уже делал это раньше без угрызений совести. Ресторан "Биксби". Отель "Аттикус". Торговый комплекс "Константин". Все они были куплены ниже рыночной стоимости, как и 99,99 % других моих идеальных для отмывания грязных денег предприятий.

Луиджи смотрел на досье в моей руке со своего места напротив моего стола.

— Пакет будет проблемой?

Пакет.

Ха.

Преуменьшение года.