Реньери Андретти (ЛП) - Хантингтон Паркер С. - Страница 19

— А ты подарил ей семью.

Неадекватность подтачивала края моего сердца, но я отталкивала ее. Если я что-то и знала наверняка, так это то, что меня хотят. Ренье провел последние два дня, подтверждая то, что я и так должна была знать. Теперь настала очередь отца разобраться в этом, и я надеялась, что ради нас обоих он это сделает.

Папа отвел глаза. Чувство вины — такое сильное чувство вины — поглотило их.

— Он поселил ее в пентхаусе на противоположном конце Майами-Бич, но прошло несколько лет, и ей стало одиноко, и она захотела вернуться домой.

Он сглотнул.

— Мы все уладили. Кристиано не хотел, чтобы она уезжала, и пытался показать ей, как, — его горло перехватило, — меня для нее недостаточно. Недостаточно внешности. Недостаточно вспышки. Недостаточно денег. Когда ты училась в восьмом классе, милая, Кристиано прислал своих головорезов. Деньги за защиту, так они это называли. И я заплатил. Это были огромные деньги, и я их заплатил. Я просто хотел, чтобы ты была в безопасности.

— Но ты не мог продолжать платить, — прошептала я.

Он покачал головой.

— Нет.

— Где сейчас мама?

Кристиано ушел. Не было никаких причин, чтобы она не вернулась домой.

Отец пожал плечами, в его глазах плескалось нечто, слишком похожее на боль.

— Я не знаю. Я всегда считал, что ей было слишком стыдно за то, что она сделала.

Я зашевелилась в своем кресле.

— Почему ты тоскуешь по ней? Почему бы тебе не продать магазин и не уехать из этого дерьмового города? Ты просаживаешь деньги направо и налево, — я жестом указала на квартиру, — и посмотри, где мы живем! Ты мог бы купить хорошее ранчо в дешевом штате и выйти на пенсию на деньги от продажи магазина. Может, найдешь кого-нибудь, кого снова полюбишь, папа.

— Но я люблю ее.

Я не могла рассуждать об этом.

Я не понаслышке знала, что такое нелогичная любовь.

Я перевела разговор в другое русло.

— Какое отношение все это имеет к нам с Ренье?

— Кристиано поставил нам ультиматум. Если Ренье перестанет проводить с тобой время, он откажется от платы за защиту.

— И ты согласился?

— Я думал, мы снова сможем стать семьей!

— Это разбило мне сердце! — Я хлопнула кулаками по столу. — Это сломало меня!

— И мне очень жаль! Я совершил ошибку.

Я покачала головой.

— Я не понимаю. Почему Ренье согласился на это?

— Потому что он любил тебя, и я умолял его об этом.

— Броуди сказал, что недавно видел вас с Ренье вместе.

— Он хотел тебе все рассказать, а я попросил его не делать этого.

— Почему?

— Мне было стыдно! — Он оторвал от меня глаза, не в силах встретить мой взгляд, а когда его громкость не уменьшилась, он как будто кричал на самого себя. — Столько времени прошло! Я боялся, что ты уже не будешь смотреть на меня так же! Я боялся потерять тебя!

Я встала и обогнула стол, чтобы встретиться с ним взглядом, потому что тот факт, что мой отец не мог смотреть мне в глаза, поразил меня, как неожиданный апперкот бойца ММА.

— Ты был прав и не прав. Я не буду смотреть на тебя так же, но и ты не потеряешь меня. — В конце концов, он все еще был моим отцом. — Мне нужно идти.

Мы поговорим об этом позже, и я прощу его, потому что он пытался защитить меня. И хотя его намерения стали менее чистыми, он все еще был моим отцом, и я знала, каково это — быть безрассудно влюбленным.

— Куда ты идешь? — спросил папа, когда мои пальцы коснулись дверной ручки.

— Мне нужно найти Ренье.

Я заглянула в "Down & Dirty", но, не найдя Ренье, отправилась в квартиру Броуди. Ладно, я нервничала, и мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Рим не за один день строился.

Я вытащила запасной ключ Броуди из фальшивого камня перед его домом и вставила его в дверь. Его не было дома, но я и не спешила с ним встречаться. Его квартира была небольшой, но чистой, со вкусом обставленной мебелью.

Он работал электриком, так что зарабатывал прилично, но в ближайшее время не собирался играть на восемнадцати лунках в загородном клубе с остальными миллионерами и миллиардерами Майами-Бич.

Под плоским экраном в гостиной стоял камин. На каминной полке стояли фоторамки с нашими с Броуди фотографиями, а также несколько безделушек, которые символизировали нашу дружбу на протяжении последних одиннадцати лет.

Было время, когда я думала, что могу понравиться Броуди больше, чем просто как друг. Это было на втором курсе средней школы, но быстро после того, как я об этом подумала, он нашел себе девушку.

А потом еще одну.

И еще одну.

С тех пор у него была постоянная череда подружек, больше, чем я могла сосчитать, и он был одним из самых привлекательных холостяков Норт-Бич. Именно поэтому он застал меня врасплох сегодня утром.

Но сейчас, глядя на его квартиру, мое присутствие в этом месте было жутким. Я была почти на каждой фотографии. Я присутствовала почти при каждой покупке мебели и сколах на деревянном полу. Я думала, что это типичная ситуация лучшего друга, но в моей жизни был только один лучший друг, с которым можно было сравнить это — Ренье.

И я влюбилась в него.

Дважды.

Я провела пальцами по маленькой деревянной шкатулке, которую купила Броуди на Рождество во втором курсе. Мы пошли на встречу по обмену, договорились о бюджете и разошлись в поисках подарков друг для друга.

Я подняла крышку, достала сложенный лист бумаги, разгладила края и замерла, узнав знакомый почерк.

Мой.

Вот только это письмо было не для него.

Обида — это союз

печали и злобы.

Сэмюэл Джонсон

КАРИНА ГАЛЛО

Семь лет назад

Может быть, я была под кайфом после марафона "Дневников принцессы", за которым последовали "Титаник", "Записная книжка" и еще несколько романтических комедий с именами существительными. Так или иначе, я написала ответ на письмо Одинокого Ромео своими фирменными бирюзовыми чернилами.

Если Ренье был Одиноким Ромео (а он должен был им быть, потому что он единственный, кто называл меня Галло), то он заслуживал ответа, а если нет, то, возможно, не так уж плохо попытаться поговорить с ним снова. Мы были лучшими друзьями на протяжении девяти лет. Один или два года ссор были просто пятном в великой схеме вещей.

— Скажи мне еще раз, зачем мы это делаем? — Броуди прислонился к шкафчику, и его голос эхом разнесся по пустому коридору.

— Ш-ш-ш! — Я закрыл ему рот рукой. Весь смысл прогула уроков заключался в том, чтобы никто не мог нас поймать, и мне не нужно было, чтобы его большой рот разрушил мой план. — Мы ничего не делаем. Я делаю. — Свободной рукой я поднесла письмо к губам и поцеловала его с внешней стороны, а блеск для губ оставил след на бумаге. — Я делаю это, потому что мне подарили любовное письмо, и я должна на него ответить. Это справедливо.

Он лизнул мою руку, которая все еще была прижата к его рту, и я отдернула ее, скривила лицо от отвращения и вытерла его слюну о свое идеально выглаженное Поло.

— Мы не будем смотреть ромкомы в эти выходные.

Я пожала плечами.

— В любом случае, это твоя очередь выбирать фильмы в эти выходные. — Я нашла шкафчик и хотела засунуть туда свою записку, но рука Броуди преградила мне путь.

Его брови нахмурились.

— Это шкафчик Ренье.

— Я знаю.

— Он засранец. Он тебя ненавидит.

Спасибо, что напомнил.

Я вздохнула, раздраженная тем, что приходится повторяться.

— Он засранец? Да. Сейчас он такой. Но раньше мы были друзьями. Мне нравится думать, что тот парень, которого я знала и любила, все еще там.

Если это возможно, его хмурый взгляд стал еще глубже.

— Любила?

Не знаю, почему я почувствовала необходимость защищаться, но я это сделала.