Реньери Андретти (ЛП) - Хантингтон Паркер С. - Страница 11

Он открыл для меня пассажирскую дверь, подождал, пока я устроюсь на сиденье, и закрыл ее. Бросив мой чемодан в багажник, он плавно скользнул на водительское сиденье и завел двигатель.

— По поводу того, что я сказал раньше… — Он сделал паузу и не спеша продолжил. — Ты можешь забыть все, что я сказал?

Я прикусила губу.

— Я бы не выдала ни одного из твоих секретов. — Годами я знала обо всех гнусных делишках его семьи и никому не рассказывала. Даже Броуди или папе.

— Я знаю.

Он встретил мои глаза, и мы обменялись взглядом.

Понимание. Признательность. Уважение.

Они заполнили машину, и каждая секунда истории была больнее предыдущей. Мне нужно было, чтобы эти выходные — этот год — прошли побыстрее, потому что становилось ясно, насколько неумолимы чувства, которые мы когда-то разделяли.

Самая страшная обида, которая может быть у каждого,

— это та, которую вы считаете оправданным держать.

Луис Госсетт-младший.

РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ

Я отправил сообщение Исе, моей горничной, чтобы она взяла Спагетти на прогулку. Спагетти была моей голубоглазой, бело-рыжей помесью хаски и лабрадора. Я купил ее еще щенком семь лет назад, и меньше всего мне хотелось, чтобы Галло увидела ее. Или чтобы она узнала, что у большого и плохого босса мафии есть собака по имени Спагетти.

— Что мы здесь делаем? — Голос Галло задрожал, когда я выехал за ворота моего семейного поместья.

Если не считать моего обычного повседневного персонала, здесь жил только я. Дядя Лука, мама и папа были мертвы, а Николайо был мертв для меня. Очень скоро он действительно умрет. И как только я закончу свою volontà del re, а я не спешил этого делать, у Луиджи не будет причин заходить ко мне.

Я взглянул на нее.

— Мы заедем ко мне. Мне нужно переодеться и забрать багаж.

— О. — Она вышла из машины по шатким ступенькам, когда я припарковался, и по ее лицу разлилось беспокойство, когда она впервые за более чем десять лет осмотрела особняк. — Он выглядит так же, как я его запомнила.

— Я ничего не изменил. — Я кивнул головой Маттео, моему дворецкому, когда он открыл перед нами дверь.

— Здесь так… пусто. — Глаза Галло расширились, и она повернула голову ко мне. — Прости. Я не хотела так говорить. Мне жаль твоего отца. — Она даже сделала печаль милой.

— Ты слышала об этом?

Она шла впереди меня, направляясь в мое крыло особняка, как будто прошло только вчера с тех пор, как она в последний раз была здесь, но при моих словах она обернулась. — Броуди рассказал мне, а его друзья из старшей школы рассказали ему.

Точно. Броуди. Этот ублюдок.

Я проглотил свое раздражение на этого засранца, который пытался украсть мою девушку с тех пор, как впервые положил глаз на то, что принадлежало мне.

— Это случилось три года назад. В декабре будет четыре. — Я открыл дверь в свою комнату и позволил ей войти первой.

Она взяла подушку — свою подушку, с которой мы ночевали в детском саду и начальной школе, — и легла на самый край моей кровати. Мне кажется, она даже не осознавала, что делает и какую подушку использует.

— Прости меня, Ренье. Я знаю, как вы были близки. Я не могла представить, что буду чувствовать, если мой отец умрет.

По правде говоря, я немного злился, что ее не было рядом со мной, когда это случилось. Она должна была быть. Если бы столько людей не вмешивались в нашу дружбу, я не сомневался, что мы с Кариной Галло были бы сейчас вместе. Возможно, даже женаты.

Но это не было нашей реальностью. И как бы я ни пытался отгородиться от нее, я не мог не любить ее. Именно поэтому я оттолкнул ее все эти годы назад. Именно поэтому я оказал ей услугу, чтобы она получила стипендию в Дьюке. И именно поэтому мой пульс бился в горле, когда она была рядом.

Я взял из гардероба чемодан Louis Vuitton и вернулся в центральную часть комнаты. Честно говоря, я мог бы попросить кого-нибудь из домашнего персонала взять его для меня, но я не мог противиться тому, чтобы видеть Галло в своем доме после столь долгого отсутствия. И она выглядела здесь как дома. По-настоящему.

Ее глаза встретились с моими, когда я вышел из гардеробной. Ее щеки раскраснелись, и она открыла ящик моей тумбочки, как маленькая лазутчица, которой она всегда была.

— Что это?

Я проглотил свой стон. Мне не нужно было смотреть, чтобы понять, о чем она говорит.

— Не лезь не в свое дело, Галло.

Она достала из ящика красное платье.

— Ты хранишь его? Но я выбросила его той ночью в парке.

И как жалкий, влюбленный самец, которым я был и остаюсь, я вытащил его из мусорного ведра, как только увидел. И хранил его возле своей кровати более десяти лет, после того как Иса вымыла его с мылом, которым всегда пользовалась Галло.

Она поднесла его к носу и понюхала, ее лицо ошарашено.

— Это пахнет как…

Ты.

Это пахнет тобой, Галло.

Розами, магнолиями, кедровым деревом, яблоками, влажными летними вечерами в парке, где я украл твой первый поцелуй, воскресеньями со спагетти в доме Галло, когда мы готовили спагетти на кухне твоего отца, как будто мы были мужем и женой, а ты — поваром, которым всегда хотела быть, и красивыми голубыми глазами цвета гортензии, по которым я так скучал, что купил собаку с глазами того же оттенка и назвал ее Спагетти, мать твою.

Я выхватил платье из ее рук, положил его в ящик и повернулся, чтобы уйти.

— Мы опаздываем на рейс.

— На рейс? — Она бросилась за мной, но оглянулась на ящик, вопрос был на кончике ее языка.

Я не дал ей его озвучить.

— Я не заикался.

Я был придурком, но я ненавидел чувствовать себя уязвимым. Возможно, если бы наши отношения были такими, как раньше, я бы рассказал ей все. Но наша история не была чем-то, что я мог бы разрезать как масло. В ней было полно костей и хрящей, которые нужно было ковырять, прощупывать и обращаться с ними с осторожностью.

— Но ведь Саут-Бич находится всего в двух с половиной часах езды от Майами-Бич.

— Именно.

Я отправил сообщение своему помощнику, чтобы он как можно скорее подготовил самолет к взлету. Честно говоря, я не планировал лететь. Я с нетерпением ждал двух с половиной часов в машине с Галло, но запаниковал, когда она увидел платье, и, как нервный подросток на свидании с девушкой не из своей лиги, ляпнул первое, что пришло мне в голову.

Мне нужно было, чтобы Галло дала мне шанс вернуть ее, и будь я проклят, если отпугну ее первым.

КАРИНА ГАЛЛО

Двадцатичетырехминутный полет на частном самолете, потраченном на бензин, прошел в тишине. Я то и дело поглядывала на Ренье, который выглядел уютно, купаясь в роскоши, но при этом чувствовал себя неуютно под моим пристальным взглядом. Но я ничего не могла с собой поделать.

Он сохранил платье.

Он. Сохранил. Это. Платье.

Я не знала, что чувствую по этому поводу. Ладно, это была ложь. Пульс бился в моем теле, и каждый раз, когда я смотрела на него, мне было трудно дышать. Мне хотелось задать столько вопросов, но я не могла заставить себя их задать, потому что боялась его ответов. Боялась, что, если он скажет то, что я думаю, я упаду. Сильнее, чем я когда-либо падала.

К тому времени, как мы добрались до пятизвездочного отеля, в котором Ренье забронировал нам номер, я уже не могла заставить себя молчать.

— Вы уверены? — Ренье выглядел как человек, привыкший к тому, что его не слушают, когда он в пятый раз спрашивал, есть ли у них свободный номер.

Это он забронировал для нас номер для двоих, и теперь казалось, что это последнее, чего он хочет. Я почти обиделась, хотя мне тоже не слишком хотелось делить с ним комнату. Не тогда, когда между нами так сильны эмоции.

Девушка на ресепшене, которая с каждым разом превращалась из кокетливой в настороженную и встревоженную, повторила: