Шишкин лес - Червинский Александр - Страница 6

• Предыдущая
• 6/103
• Следующая

— Граждане, у меня мальчик потерялся. Маленький такой, беленький, в красной майке. Вы не видели?

Идиотка. Не доглядела. Петька в толпе пропал.

— Вы тут мальчика не видели?

— Нет. Нет. Тихо, девушка, не мешайте.

— Я его уже два часа ищу! Его нигде нет!

— Нашла время. Тихо!

У нашей калитки стоит перед телекамерой мой приятель, известный телевизионный ведущий, и говорит что-то в микрофон.

— Товарищи! — кидается к милицейской машине Таня. — У меня ребенок потерялся!

«У меня». И так всегда. «Мой Петька». «Мой Петька температурит». «Мой Петька знает все буквы». «Мой Петька такой сладенький». В каждом слове, в каждом движении Тани пошлость. Бедный, бедный Котя.

Ассистентка ведущего шикает на Таню, прижимает палец к губам.

— «ЯК-18», на котором летал Николкин, — говорит в микрофон ведущий, — один из самых надежных самолетов в истории авиации. Совершить посадку на нем можно даже при отказавшем двигателе. А тут — одновременно отказал двигатель и самолет потерял управление. Есть свидетели, которые это видели и слышали. Перед тем как мотор умолк, они слышали какой-то хлопок, как будто негромкий взрыв. Наш корреспондент уже побывал на летном поле, с которого взлетел Николкин. Это маленький частный аэроклуб, и самолет Николкина обслуживал всегда один механик... Стоп! — Ведущий стучит себя по наушнику и обращается к ассистентке: — Женя! Я опять ничего не слышал! Как фамилия механика?

— Катков. Валерий Катков, — подсказывает ассистентка.

— Сегодня, когда Николкин взлетел, — говорит в микрофон ведущий, — этого механика, Валерия Каткова, в аэроклубе не было. Нам сказали, что никого там не было. Николкин приехал в аэроклуб и взлетел один. Сейчас Каткова уже нашли и его допрашивают. Что же произошло сегодня в подмосковном небе? Ошибка неопытного пилота, техническая неполадка или катастрофа была кем-то тщательно подготовлена? Мы будем следить за развитием событий. Пока что известно одно — сегодня, 7 августа 1998 года, погиб великий русский кинорежиссер и актер Алексей Николкин, крупнейший общественный деятель и прекрасный человек. Погиб, как и жил, в полете. На этот раз буквально в полете.

— Ну помогите же мне! — кричит на милиционера Таня.

— Успокойтесь, девушка. Как зовут мальчика?

— Петька! — Таня уже плачет. — Петр. Петр Николкин. Это же внук Николкина! Объявите по радио! Красная майка и синие шортики! Я уже два часа его ищу!

— Это его сына жена, — показывает на Таню молодая тетка из толпы. — Она артистка. Она в его фильме снималась.

— У Николкина в фильме? — интересуется другая.

— Нет, у его сына. Он же тоже режиссер. Я ее в журнале видела.

— Так кто же из них разбился?

— Николкин, — говорит старая тетка, — он при Сталине на всех стучал.

— Женщина, что вы несете? — вступает в разговор старик. — Тот, кто разбился, еще ребенком был при Сталине. Это старший стучал, который «Нашу историю» написал.

— Никто не стучал! Ну люди! Как известный человек — так надо обязательно обосрать, — заступается кто-то за моего папу.

— Россия, — говорит молодая тетка.

— Это все одна мафия, — говорит старая тетка. — Во все времена эти Николкины были наверху. Все в говне, а они в белом. Это ненормально.

— Козлиха ты. Ты хоть один его фильм смотрела?

— А все равно человека жалко.

Толпа растет. С соседних улиц идут все новые люди.

— Ну что вы на меня смотрите! — кричит Таня на милиционера. — У меня ребенок пропал! Сделайте же что-нибудь. Надо же его искать!

— Где его искать?

— Танечка, — выбирается из толпы наша соседка, жена прокурора, — вы Петю ищете?

— Да! Я уже все вокруг обегала. Он как сквозь землю провалился!

— Но я же видела, как он уехал.

— Как уехал?!

— Мне кажется, смотреть на катастрофу. Он сел в какую-то машину с каким-то бородатым пожилым мужчиной. Я думала, это ваш знакомый.

— Нет! Нет! Какой еще знакомый?! Вы слышите? — Таня поворачивается к милиционеру. — Кто-то его увез!

В столовой на диване в беззвучной истерике бьется моя жена Нина. Санитар держит ее за плечи. Врач делает ей укол.

На веранде Степа сидит за столом, глядя в пространство. Макс рядом с ним, обнимает его за плечи.

— Почему там Таня кричит? — спрашивает Степа.

— Таня всегда кричит.

— Что-то еще случилось? — спрашивает Степа.

— Папа, может быть, тебе лучше прилечь? — спрашивает Макс.

— Нет. Я сейчас д-д-должен звонить министру культуры.

— Зачем?

— Я должен д-договориться о похоронах. Надо д-добиться разрешения на Новодевичье.

— Папа, подожди. Потом. Успокойся.

— Но это нельзя откладывать. Это не т-т-так просто. Принеси мне телефон.

— Папа, мы сами все сделаем, без тебя.

— Вы? Кто «вы»? Ты же иностранец. И эти, внуки, ничего не смогут сделать без меня. Новодевичье решается на самом в-в-верху. Когда твоя мама ум-мерла, я только через Кремль добился, чтоб ее разрешили похоронить на Новодевичьем рядом с ее отцом, Полонским. А ведь Дашенька была лауреатом Ленинской премии. Леша тоже лауреат, но не Ленинской. Его хоронить б-б-будет еще сложнее.

— Папа, папа, — уговаривает Степу Макс, — расслабься. Мы все сделаем.

— С г-гробом тоже надо что-то решать, — говорит Степа. — Лешу нельзя класть в открытый гроб. Ведь он сгорел.

У него начинает непроизвольно дергаться щека.

— Папа, папа, — гладит его руку Макс.

— Ты возвращаешься в Лондон когда? Завтра?

— Я не полечу.

— Но у тебя же сдача спектакля. Ты не имеешь права сорвать п-премьеру. Как у вас на Западе г-г-говорят: «Что бы ни случилось, а шоу должно продолжаться».

— Папа, я никуда не полечу.

— Тогда расскажи мне п-п-про свой спектакль.

— Я потом расскажу.

— Почему потом? Сейчас. Я хочу понять. Почему опять «Вурдалаки»? Когда ты ставил «Вурдалаков» в восьмидесятом году, это я понимаю — это ты по молодости лет сражался с б-б-большевиками. Я уж думал, не диссидент ли ты, как этот Любимов с его Таганкой, не приведи Господь. А сейчас с какой стати «Вурдалаки»?

— Папа, уймись.

— Я говорю — большевиков давно нет, — не унимается Степа. — С кем ты сейчас сражаешься?

— Папа, мы сейчас будем говорить об искусстве?

• Предыдущая
• 6/103
• Следующая