Шишкин лес - Червинский Александр - Страница 56
- Предыдущая
- 56/103
- Следующая
— Да. Конечно, — Макс изображает живейший интерес к ее рассказу.
— И у меня есть профессия, которую я люблю, — продолжает Женя. — Я следователь по особо важным делам.
— Да что ты?!
— И я приватизировала наше ведомственное ателье индпошива. Я в нем шью теперь сувенирные мундиры и знамена для туристов. У меня киоск на Арбате, — с гордостью продолжает Женя. — Ты понимаешь, что это значит?
— Нет.
— То, что у меня все схвачено. Но ты же меня знаешь, Макс. Я неуемная. Мне всегда мало. Поэтому я мечтала встретиться с тобой. У меня все есть, но мне нужен был ты. И тут ты позвонил.
— Извини, я виски принесу, — вскакивает с табуретки Макс.
— Подожди. Не уходи. Я сперва доскажу. Но ты не будешь смеяться?
— Нет.
— Учти — ведь ты у меня первый.
— Я это понимаю. — Макс перестает улыбаться.
В доме совсем тихо. Слышно, как в кухне журчит вода.
— В смысле, ты первый узнаешь, — говорит Женя. — Я еще никому не говорила. Макс, я начала писать.
— А?..
— Пьесы. Макс, я пишу пьесы для театра, — говорит Женя. — Я сама не знаю, что со мной происходит. Я же никогда не мыслила себя человеком искусства. Они всегда для меня были, как ты, — боги. А тут еле дожидаюсь конца работы, бегу домой, кидаюсь к столу и пишу, блин, пишу, пишу. И это длится уже два месяца, и это такой острый кайф. Как секс. Лучше. Секс богов. Одна пьеса у меня уже готова. Теперь ты понимаешь, зачем ты мне нужен?
— Нет, — тихо говорит мой несчастный брат.
— Я никому еще не давала ее читать. Может быть, я просто сошла с ума. Может быть, это полная чушь. Мне важно проверить на ком-то, кто понимает в пьесах. А ты известный режиссер. Вот я и хотела проверить на тебе.
— То есть ты хотела меня видеть, чтобы я прочитал твою пьесу? — доходит наконец до Макса.
— Нуда. Прочтешь?
— Ну конечно! — с огромным облегчением восклицает Макс. — Конечно!
— Я знаю, что ты сейчас думаешь, — отводит глаза Женя.
— Что?!
— Что я графоманка.
— Нет! Нет! — вопит Макс. — Я совсем не это думаю!
— Может быть, так и есть. Может быть, я графоманка. Но я писала от души. И я писала, предупреждаю тебя, Макс, чистую правду. Многое в моей пьесе тебя, наверное, будет шокировать. Тем более надо, чтоб ты первым прочитал.
— Женька, ну о чем ты говоришь. Конечно прочту!
— Наверное, я стала писать, потому что мне от тебя что-то передалось. Николкины и Левко — это как свет и тьма. И я всегда хотела быть светом, как ты.
— Ну, это какая-то ерунда! — смеется Макс. — Какой, к черту, Николкины — свет! И почему Левко — тьма?
— Потому что Левко — это народ, толпа. А Николкины — люди искусства, — объясняет Женя.
Вы избранные, вы совесть народа. У вас здесь, — она опять кладет пухлую ладонь на свою грудь, — ...у вас здесь устроено не так, как у всех. Честнее. Глубже. Мудрее. И у меня, может быть, тоже. От тебя передалось. Вот пьеса.
Достает из-за пазухи тетрадку. У нее всего так много за пазухой, что тетрадка даже не была видна.
— Так я тебе сейчас прочту? — спрашивает Женя.
— Прямо сейчас?
— Да.
— Прекрасно. Только я сперва принесу виски.
Макс выходит в коридор. Там еще громче слышно, как в кухне журчит вода. Она вытекает из-под кухонной двери. И чтение пьесы не состоялось, потому что случилось ЧП.
Макс открывает дверь кухни, и вырвавшийся из нее поток воды выплескивается ему на ноги, устремляется по коридору в столовую, мгновенно заливает паркет и разбегается по комнатам первого этажа.
Вода льется через край раковины, в которой он оставил бутылку виски. Бутылочная этикетка отклеилась, закупорила сток, и получился потоп.
— Боже мой! Что я наделал! — пугается Макс.
— Спокойно, Макс. Сперва закрой кран. — Женя прячет тетрадку за пазуху и снимает туфли. — Потом нужны тряпки. Нужно воду собирать тряпками и выжимать в тазы.
Жаль, что пьеса не была в тот вечер прочитана. Может быть, все русское искусство получило бы совершенно другое, более правильное направление, если бы она была прочитана. Я не шучу. Я верю, что из маленьких, незначительных вещей неожиданно может вырасти что-то огромное. Даже из таких ничтожных, как бутылочная этикетка. Или половая тряпка.
— Нужны срочно тряпки, — идет к Максу по воде Женя. — А то паркет вспучит. Где у вас тряпки?
— Я не знаю. — Стоя на коленях в воде, Макс закручивает кран. — Тут, наверное, нет тряпок. Все же вывезли.
— Нужно взять тряпки у наших, — говорит Женя.
— Ну так возьми!
— Я не могу. Я не сказала маме, что иду к тебе. Она подумает, что мы с тобой опять сошлись. А ведь я теперь все знаю, Макс. Она мне все рассказала.
— Что она тебе рассказала?!
— Что у вас с ней было.
— У нас с ней ничего не было! — в ужасе кричит Макс. — Женя, у нас с твоей мамой никогда ничего не было!
— Было, — убежденно говорит Женя. — Ты просто не помнишь. Потому что ты человек искусства. Ты же не от мира сего.
— Я от мира сего! Вот те крест! — кричит Макс. — Ничего у меня с ней не было!
— Было. И в результате родилась я, — тихо говорит Женя. — Я знаю, Макс, что ты мой отец.
— Что??!!
— Я тебя ни в чем не виню. Конечно, когда она мне об этом сказала, у меня сперва чуть крыша не поехала. Но потом я вспомнила, что Мольер тоже жил с собственной дочерью.
— Женя, ты не моя дочь! Это все только в ее несчастной больной башке! — стонет несчастный Макс. — Ты и не можешь быть моей дочерью, потому что ты родилась в июле шестьдесят второго. А в августе шестьдесят первого я уехал в Ашхабад ставить «Как закалялась сталь» и прожил там три года безвылазно! Тут же простая арифметика! Не моя ты дочь!
— Я не твоя дочь? — переспрашивает Женя.
— Да нет же!!!
— В моей пьесе на этом все держится... — задумывается Женя.
— Что?!
— Ничего, ничего. Я не буду сейчас рассказывать. А то тебе будет неинтересно читать. Ты же все равно прочтешь?
— Да, конечно. А сейчас возьми у нее тряпки!
— Подожди, а если я не твоя дочь, почему ты на мне тогда не женился?
— Женя, милая, это было давно. И мы потом об этом поговорим. А сейчас нужны тряпки!
— И почему же ты тогда уехал в Англию? — спрашивает Женя. — Ладно. Потом. Пойдем за тряпками.
Выходит из дома. Макс в промокших насквозь ботинках шлепает за ней.
- Предыдущая
- 56/103
- Следующая