Украденный наследник - Блэк Холли - Страница 13

Я ожидала, что она даст ему пощечину или позовет стражников, чтобы они сделали это за нее, но потом поняла, что те подчиняются не леди Ориане, а принцу. Сейчас власть находилась в руках смертных сестер, которые его любили.

Но я и представить не могла, что мать подойдет к нему, прикоснется ко лбу и осторожно откинет его темно-золотые волосы, обнажив маленькие рожки.

– Знаю, – ответила она. – А еще понимаю, что не могу желать победы ни одной из сторон. Раньше я проклинала тот день, когда Мадок отправился на поиски этих девчонок, а теперь желаю лишь одного: чтобы мы все снова могли быть вместе.

Оук, недавно так дерзко говоривший с матерью, уткнулся лбом в ее ладонь и прикрыл глаза. В этот момент я осознала, как мало знаю о них. Невооруженным взглядом было видно, что они любят друг друга, и мне отчаянно захотелось, чтобы меня тоже кто-нибудь ласково погладил по волосам.

Ориана вздохнула.

– Пожалуйста, останься сегодня в комнате. Если не хочешь меня слушаться, сделай это хотя бы потому, что на пиру будет скучно, а твоей сестре этой ночью и без тебя хватит забот.

Она поцеловала его в лоб и ушла.

Скрип закрывшейся двери напомнил о том, в каком рискованном положении я находилась. Надо было как-то убедить Оука оставить меня во дворце. Найти причину, достаточно серьезную, чтобы он вступился за меня перед матерью и сестрами. Я не сомневалась, что играю в игры смертных лучше него, пусть он совсем недавно вернулся в Фейриленд. Более того, я умела жульничать. Могла посчитать количество черничных пятнышек на рубашках карт и перемешать их так, чтобы сверху оказались те, что мне нужны. Ребекка делала так постоянно.

– Давай поиграем в «Рыбку», – предложила я.

Похоже, он испытал облегчение от того, что я не стала расспрашивать его о матери. К примеру, почему он обижается на нее или почему, несмотря на это, она так к нему добра. Я вдруг задумалась: а что, если он искал Мадока, когда наткнулся на меня накануне?

Я принялась тасовать карты и продолжила говорить, чтобы отвлечь его от движений своих рук.

– А что еще было на кухне?

Оук слегка нахмурился, и я занервничала, но тут же поняла, что он просто пытается сосредоточиться.

– Фазаны, – ответил он. – Торты из желудей. Ой, я тут вспомнил. У меня где-то остались сладкие кольца, которые я насобирал на Хэллоуин. Я наряжался самим собой.

Его слова прозвучали жутковато, но где-то в глубине души я пожалела, что у меня такой возможности никогда не было.

Я сдала ему нижние карты в колоде, а себе – верхние, позаботившись о том, чтобы в моей руке оказалось много карт одинакового достоинства. Несмотря на это, он победил один раз. Но я выиграла дважды.

Оук позволил мне провести у него под кроватью и ту ночь, и следующую тоже. Уже тогда я узнала, что шансов на перемирие нет, что Двор Зубов проиграл войну и что лорд Джарел – мой отец – погиб.

Впервые более чем за год я спала спокойно и очнулась ото сна, только когда день был уже в разгаре.

Я всегда буду благодарна ему за то время, даже несмотря на то, что три дня спустя стражники вывели меня из его комнаты, заковав в цепи. Даже несмотря на то, что Верховная королева выслала меня из Эльфхейма, а Оук не сказал ни слова, чтобы ее остановить.

Позади заброшенного дома две фейрийских лошади жуют одуванчики в ожидании наездников. Стройные, как лани, и окруженные мягким сиянием, они скользят между деревьями, словно привидения.

Оук подходит к ближайшей из них. У нее нежно-серый окрас, а грива заплетена в нечто, напоминающее сеть, и украшена золотыми бусинами. По обе стороны седла закреплены кожаные сумки. Лошадь сразу утыкается носом в ладонь принца.

– Вам доводилось ездить верхом на фейрийских скакунах? – спрашивает он меня, и я смеряю его взглядом, который он заслуживает.

При Дворе Зубов меня не учили практически ничему из того, что полагается знать ребенку королевских кровей. Мне не показывали, как пользоваться магией, оставив меня такой, какой я была. Я знала лишь простейшие заклинания, не умела вести себя согласно этикету и никогда не ездила на фейрийских лошадях.

– Не доводилось? А ведь вы будете чудесно выглядеть с развевающимися за спиной волосами, – продолжает Оук. – Словно неукротимая фейри из древних времен.

От смущения у меня сжимаются внутренности. Возможно, он просто насмехается надо мной, но, услышав его слова, я ощущаю как стыд, так и удовольствие.

Тирнан ведет Гиацинта по газону, придерживая его рукой за спину. Странная манера обращения с пленником.

– Вас хлебом не корми, дай очаровать каждую змею, которая встречается на вашем пути, какой бы хладнокровной и злобной она ни была. Оставьте хотя бы эту в покое.

Я хочу зашипеть на Тирнана, но понимаю, что таким образом только подтвержу его слова.

– Мне кажется, тебе стоило дать этот совет самому себе много лет назад, – отвечает Оук. В его голосе не слышно раздражения, но по лицу Тирнана я понимаю, что стрела попала точно в цель. Рыцарь прищуривается.

Оук проводит рукой по лицу и на мгновение кажется страшно утомленным. Но стоит ему моргнуть, как он снова приобретает благодушный вид. Мне остается только задаваться вопросом, случилось ли это в действительности или я все выдумала.

– Я считаю, что приятная беседа с друзьями по путешествию делает путь менее утомительным.

– Серьезно? – спрашивает Тирнан, подражая неспешной интонации принца. – Что ж, тогда прошу вас, продолжайте.

– О, я обязательно продолжу, – отзывается Оук.

Теперь на лицах обоих написано раздражение, хотя я понятия не имею почему.

– Как зовут вашу лошадь? – интересуюсь я, чтобы прервать воцарившуюся тишину. Мой голос уже почти не хрипит.

Оук гладит бархатистый лошадиный бок, явно пытаясь отогнать неприятные мысли.

– В детстве моя сестра Тарин звала ее Летуньей, и имя прижилось. Давайте я помогу вам сесть.

– Какая прелесть, – говорит Гиацинт, впервые за все это время обращаясь к принцу. – Поскачешь в бой на лошади сестренки. А что-нибудь свое у тебя есть, принц? Или одни только девчачьи обноски да барахло?

– Давай уже, – резким тоном произносит Тирнан, – залезай в седло.

– Как прикажешь, – отзывается зачарованный солдат. – Ты же просто обожаешь всеми командовать, не так ли?

– Особенно тобой, – бросает Тирнан и запрыгивает на лошадь позади пленника. Мгновение спустя он понимает, что сказал, и его щеки краснеют. Он находится вне поля зрения Гиацинта, а вот я вижу его прекрасно.

– Он зовет свою лошадь Отрепьем, – продолжает Оук, как будто не слышал их беседы, хотя не обращать на них внимания наверняка непросто.

Заметив, что я наблюдаю за ним, Тирнан бросает на меня такой взгляд, что я сразу вспоминаю: будь его воля, он бы связал мне руки, заткнул кляпом рот и волоком потащил по земле вслед за лошадью.

– Мне нужно забрать вещи, – говорю я. – Из моего лагеря.

Оук и Тирнан переглядываются.

– Разумеется, – отвечает Оук, окончив этот странный безмолвный диалог со своим соратником. – Ведите нас, леди Рэн.

Принц сцепляет пальцы, делая что-то вроде ступеньки, чтобы я смогла забраться на лошадь. Я послушно следую его указу, хотя закинуть ногу на спину животного получается с трудом. Оук изящно запрыгивает в седло передо мной, и я не знаю, куда деть руки.

– Держитесь за меня, – настаивает Оук.

Выбора у меня не остается, и, чтобы не упасть, я вдавливаю пальцы в его талию прямо в том месте, где заканчивается кольчуга. Тепло его тела обжигает меня сквозь тонкую одежду, которую он носит под золотой броней, и жар смущения приливает к моим щекам. Фейрийская лошадь скачет сверхъестественно быстро, и мне кажется, что мы летим. Я пытаюсь говорить Оуку на ухо, давать указания, куда поворачивать дальше, но чувствую, будто половину моих слов уносит ветер.

Когда мы приближаемся к моему ивовому шалашу, лошадь переходит на рысь. Принц вздрагивает, ударившись о защитное заклятие, которое я сплела. Он оборачивается и бросает на меня укоризненный взгляд, после чего одним взмахом руки развеивает чары, словно паутину.