Слепая зона (СИ) - Вечная Ольга - Страница 49

— Какой здесь ручник, — говорю я, трогая нечто, похожее на кочергу.

— Ага, трушный. Не как у Акулы. Эта тачка на продажу, а не для убийства на ралли.

Платон включает музыку негромко. Серьезнеет.

Трасса пустая.

— Готова? — спрашивает он.

— Конечно. Только вполсилы.

— Разумеется, вполсилы.

Движок агрессивно ревет, словно обрадовавшись, что о нем наконец вспомнили. В следующую секунду он выдает красные обороты и машина срывается с места.

Мое сердце падает в пятки, и на свободном месте в груди зарождается что-то новое — теплое, яростное. Быть может, крылья? У подруги гонщика должны быть крылья?

Мы выжимаем дурь из синего монстра на ровной трассе, Платон переключает передачи, я ошалело озираюсь, не способная выдавить ни звука.

Крылья распускаются за спиной. Скорость немыслимая.

Он выглядит расслабленным, что-то говорит, спрашивает, но я лишь киваю и диковато улыбаюсь.

Мы долетаем до частного аэродрома, не тормозя вписываемся в поворот. Мустанг слушается идеально. Делаем широкий круг. Платон прибавляет громкость, и музыка заполняет салон. Он бросает на меня игривый взгляд, улыбается. Жмет педаль газа и дергает ручник.

Мы входим в занос. От скорости и неожиданности зажмуриваюсь. Голова кружится. Я вцепляюсь в сиденье. Ремень плотно фиксирует, как на аттракционе.

На втором заносе становится легче.

На третьем — открываю глаза.

Движок ревет. Стрелка оборотов в красном секторе. Скорость становится еще выше.

Мы переглядываемся. От Платона волнами исходят уверенность и удовольствие, они щекочут поджилки, наполняют меня, заряжают и словно перестраивают на клеточном уровне.

Никогда не думала, что можно любить экстрим и скорость.

Никогда раньше я не была без ума от профессионального спортсмена.

И в какой-то момент осознаю, что нравится. Реально нравится.

Поэтому, когда Платон останавливается, поворачивается ко мне и смотрит вопросительно, растрепанная, счастливая, пылающая, с широченной улыбкой и бешено колотящимся сердцем, я способна только на одно слово:

— Еще.

Он кивает удовлетворенно. Возвращается к дороге и выжимает газ.

Мы делаем несколько кругов, входим в самые разные заносы. Один за другим — резкие, эффектные. Я теряюсь в пространстве, душу щемит. Вижу только, как быстро и технично двигаются его руки, любуюсь полурасслабленными плечами, неизменно сосредоточенным лицом. Платон буквально светится уверенностью. Он — лучше любой анестезии.

Я хочу еще.

Мы доезжаем до препятствия и эффектно крутимся вокруг. Естественный страх волнами разливается под кожей, но он, подобно заносам, управляемый. Я доверяю Платону и позволяю себе кайфовать. В какой-то момент ужас и дикий восторг сливаются в нечто новое. Кричу от эмоций!

Платон счастливо усмехается, поглядывая на меня.

Столбы дыма поднимаются вокруг, мы безбожно стираем шины.

Я смотрю на него. И все, что ощущаю, — тоже направляю на него. В горле пересыхает. Он становится для меня еще более значимым.

Платон переключает передачи, мы вырываемся из столба дыма. В новом заносе прокатываемся по кругу. Машина резко останавливается.

Он откидывается на сиденье и поворачивает голову ко мне. Вопросительно приподнимает брови.

В глазах — темный кайф. Жажда и похоть. Отзываюсь.

Каскад эмоций и химических реакций действует ошеломительно. Адреналин впрыскивается в вены снова и снова, жжет. Платон отстегивается и наклоняется ко мне.

Машину заполняет страсть.

Я вцепляюсь в него и притягиваю к себе. Он нужен мне как кислород, выживание иначе немыслимо. Его рука сразу оказывается на моей промежности, прижимается с силой, трет.

Язык — у меня во рту. Жадно его облизываю, рассыпаюсь стонами, когда Платон сжимает меня там. Прикосновения, поцелуи, шепот.

До этого момента и не жила словно. Распускаюсь цветком. Делаю громкий судорожный вдох, пока Платон нетерпеливо ласкает. Отстегивает ремень.

Буквально два удара сердца.

Откат от пережитого.

Он выходит из машины, обруливает ее и открывает мою дверь.

Я понимаю зачем: сиденья спортивные, в салоне это сделать нереально.

А он хочет это сделать. Сейчас.

Колотит от запретности и предвкушения.

Платон протягивает руку — вкладываю свою ладонь в его.

Он живо достает меня из салона. Целует. Целует так, что расправленные за спиной крылья истошно бьются. Я приподнимаюсь на цыпочки и льну к нему.

Мы исступленно целуемся. Вокруг темно, пустынно. Наверное... должно быть холодно.

Я слизываю капельки пота с его висков.

Объятия. Много. Он подхватывает на руки и прижимает к себе.

Капот у мустанга — теплый.

Я ощущаю его через ткань длинного платья.

Платон накидывает на мои плечи свою куртку, одновременно кутает и жарко целует в шею. Я обнимаю его ногами.

Платье с запахом, я помогаю его развязать, чтобы добраться до груди.

Платон облизывает и жадно втягивает в себя мои соски по очереди, лижет, сжимает руками. Много-много-много раз, с восхищением, нетерпением, обожанием. Всю меня сминает, гладит, трогает. Пульс колотится.

Внутри все трескается, сгорает и рушится, когда он расстегивает ширинку. Все баррикады, что выстроены для защиты сердца, под напором рассыпаются, пока он притягивает к себе и задирает юбку, немного путаясь в длиннющем подоле. Щемяще нежно трогает резинку чулок, которые я надела для сегодняшнего дня.

— Такая красавица, — говорит серьезно, вполголоса.

Мы смотрим друг другу в глаза.

Платон сдвигает стринги в сторону. Дышит быстро, царапает щетиной в новом поцелуе. Он обалденно пахнет. Притягивает за бедра еще ближе.

Когда входит, снова смотрит в глаза. Следит за реакцией, как будто опасается, что струшу.

А я думаю о том, какой он потрясающе красивый. И что невозможно так сильно любить и желать другого человека. Так, что грудь изнутри распирает, пальцы горят. Острая мысль больно колет в сердце, следом тело наполняет кайф от вторжения.

Платон толчками растягивает меня собой. А я дрожу на этом горячем капоте, обнимая его, чувствуя так сильно, как никогда никого не чувствовала.

Когда он входит до упора, на меня обрушивается понимание, что значит — сливаться с человеком воедино. Мы целуемся нежно-жестко, болезненно-сладко, как единственные в мире умеем. Потом Платон утыкается в мою шею и начинает двигаться.

Ритмично, быстро, идеально.

Первый тягучий оргазм накатывает неторопливой волной и тут же взрывается вторым — мощным, уничтожающим.

Мы шумно, рвано дышим, воздух хватаем, целуемся. Оба дрожим и безостановочно ласкаем друг друга. Лижем, гладим. Страсть кипит в венах. Поцелуи становятся все более лихорадочными. Нетерпеливыми.

Я горю. Горю от него и с ним.

— Два раза, — шепчу Платону, когда отпускает. — Подряд два раза.

— Я люблю тебя, — шепчет он прерывисто. — Я так люблю тебя, Эля. Элечка.

Это его «Элечка»...

Меня бросает в бездну и разбивает о счастье. Окончательно растерявшись от наслаждения, любви и восторга, снова зажмуриваюсь. Обнимаю его нежно-нежно.

Толчок, толчок, толчок.

Я вскрикиваю, когда это находит снова. Теперь теплом по пепелищу — приятно в каждой клеточке. Нарастает. Хочется. Еще хочется.

Платон меняет темп — вдруг замедляется. Громко всхлипнув, я вцепляюсь в его плечи. Прошу вернуться, перестроиться. Как было. Он вздыхает и качает головой. Я царапаю его, требуя большего, требуя всего его.

— Платон, Платон... — шепчу. — Я снова. Почти. Платон, я хочу.

— Я хочу в тебя, — выдыхает он. — Я почти в тебя уже.

— Я ничего не пью.

— Я знаю.

Наши глаза встречаются.

Смотрим друг на друга. Мир вокруг закручивается.

Никогда в жизни я не совершала глупостей. Каждый шаг был продуман. Это я понимаю именно сейчас.

А еще понимаю, почему люди их совершают. И что такое страсть на самом деле.

Быстро киваю, Платон обнимает как-то иначе, теперь всю меня сгребает, сжимает. Ускоряется с отчаянной жадностью. Мы сосемся так влажно, что слюна капает.