Маша и нетопырь. История любви - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/6
- Следующая
«А перспектива?»
«О чем ты?» – не понимал он.
«О власти над временем», – намекала я.
«Оставьте, моя любовь. Разве это не прерогатива Бога?»
Как истинный католик, господин фон Баум заподозрил, что физики, которыми я интересовалась – все, как один, инфернальные твари. В Париже я имела неосторожность переспать с двумя засекреченными теоретиками из Лионской лаборатории. Потом в Марселе меня допрашивал прокурор Шаспи, его интересовали некоторые детали. Чтобы не чувствовать жадных пальцев неистового прокурора, я шептала стихи. Не пыхтящий самец, а звездное небо. «…и мы плывем, сияющею бездной со всех сторон окружены.» Уже в Колумбии я узнала, что секретные теоретики попали в автокатастрофу, а прокурора Шаспи однажды нашли в грязном канале. Желудок несчастного был по горло набит не переваренными лягушками. Почему-то перед смертью он съел их много.
Конечно, я знала, что попаду в ад. Но это было справедливо.
Время шло. Ирландская проститутка точила нож. Караваны с наркотиками шли к побережью. Каждый день Папа Софокл спрашивал: «Segodnia dash mne?» и дивился: «Бум-бум! – и все возникло!» Но однажды он вошел в мою комнату рассеянный. «Привезли одного гринго. Тебе, наверное, лучше перейти в библиотеку, потому что гринго может кричать.» Он тут же сжал кулак, но я заметила что написано на ладони
«Зачем хозяину этот гринго?»
«Он построил какую-то машину.»
«Разве этого достаточно, чтобы заинтересовать хозяина? – удивилась я. И потребовала: – Хочу его увидеть!»
«Это запрещено!» – испугался Папа Софокл.
«Хочешь, чтобы я отправила тебя в Боготу? Этого ты хочешь?»
Нет, Папа Софокл не хотел в Боготу. Там на каждом углу висели листовки с его изображением. Он боялся Боготы, но еще больше боялся хозяина. Правда, я была частью хозяина, только поэтому после многих угроз и уговоров он провел меня в тихий флигель, выходящий узкими окнами на открытое патио. На огромном деревянном кресте висел белый человек. Он был обнажен, Солнце обжигало раздробленные колени. Над открытыми ранами роились мухи. Господин фон Баум важно и медленно раскуривал сигару. Плетеное кресло под ним прогнулось, два человека с автоматами стояли чуть в стороне. Господин фон Баум не мог видеть меня и Папу Гая, надежно укрытых стенами флигеля, поэтому не понижал голос.
«…и твоя машина может двигаться?»
«Разумеется. Но управлять ею могу только я.»
«То, что умеет один человек, всегда повторит другой.»
Распятый помотал головой. Он задыхался. Было жарко. Кровь струилась по разбитым коленям, мухи садились и взлетали, но гринго даже не вздрагивал, наверное, его накачали наркотиками. «Моя машина может доставить тебя в любое место… И в любое время… Да, можно научиться ее водить, но сенсорные датчики настраиваю только я… Не ездишь же ты по дорогам, закрыв глаза, верно?…»
Влажный холодок коснулся моей спины. Я узнала распятого.
«Ты понимаешь, почему ты здесь?» – важно спросил господин фон Баум.
«А ты понимаешь, что рассердил Америку?…»
Господин фон Баум сдержанно выругался. Он в общем невысоко оценивал рассерженность Америки. «Я теперь забрал тебя у этой жирной Америки, – важно заметил он. – Теперь у меня есть все, чего нет у Америки. Понимаешь? У меня есть ты и твоя машина. У меня есть „Стог“ Клода Мане и самая красивая женщина. Конечно, Расти Маленкофф, я понимаю, ты – исключительная личность, но если я кивну, водить твою машину научится самый последний негр этой деревни. Так что, соглашайся. Мы вместе отправимся в прошлое и зарежем отца нынешнего президента. Я хочу изменить ход американской истории.»
«Ты сказочек начитался…»)))))
Разумеется, я узнала русского физика.
Несколько лет назад он не Нажала кнопку – перезагрузить сводил с меня глаз в салоне «Зеленая пирамида». Наверное, перебрался в Америку и получил этот свой… ну да… круговой лазер… «Даже если ты убьешь отца нынешнего президента, – сказал он, глядя на господина фон Баума мутными от боли глазами, – ты все равно не изменишь историю Америки. Это только в сказочках раздавленная бабочка приводит к изменившемуся миру. Квантовая физика допускает существование бесконечного числа самых разных параллельных миров. Не слышал об этом? Даже выбирая футболку, ты как бы решаешь судьбу мира. Выберешь цветную – мир белой футболки исчезнет. Выберешь белую – исчезнет цветной. Точнее, эти миры продолжат свое существование, но уже вне тебя. В одном параллельном мире ты выберешь цветную футболку, а в другом – белую… И так всегда… И так с отцом президента… В одном мире тебе это удастся, но в другом ты будешь висеть на кресте и тебе перебьют колени…»
«Но в другом, в другом…»
«Но тебе, тебе…»
«Где машина гринго? – спросила я шепотом. – Ее тоже привезли?»
Папа Софокл ответил: «Она в сарае. Хозяин сердится. Гринго не хочет ее водить.»
Я смотрела на распятого физика. Значит, он все-таки построил свою машину.
Господи, подумала я, неужели он сделал это только потому, что однажды увидел меня в слишком открытом платье?…
«Америка потратила на меня несколько миллиардов долларов.»
«Ну, мне ты обошелся вдвое дороже, – улыбнулся господин фон Баум. – Ведь мне пришлось платить за все. И за тебя. И за твою машину. И за полное уничтожение всех следов твоей работы. И за уничтожение материалов, компьютерных файлов, сотрудников… Зато машина теперь принадлежит исключительно мне… Я сохраню тебе жизнь, если…»
Он мог обещать, что угодно, я знала: он убьет физика.
Правда, я не знала, что рассерженные американцы уже давно шли по следу наркобарона. Американцев ничуть не смутило то, что тайная база господина фон Баума располагалась на территории другого государства. Когда раздались первые выстрелы физик был уже мертв. Из горящего дома меня вывел Папа Софокл. Пахло напалмом и паленым мясом. Совсем неподалеку стрекотало автоматическое оружие, военные вертолеты без опознавательных знаков (американские) заходили на второй круг. Господин фон Баум, дырявый, как решето, валялся в плетеном кресле. «Нам некуда бежать, – крикнул Папа Софокл. – Хозяин откусил кусок, который не смог проглотить. Гринго высадили десантников, они отсюда и лягушку не выпустят.»
Пришлось его подтолкнуть:
«К сараю!»
VI
Господин фон Баум в общем не ошибся – машиной гениального физика мог управлять любой. Она не знает. Сколько ей лет – запуталась во временах. Он маленков хочет ее именно тогго года когда встретил потому и сделал открытие. Снукер.Сегодеяшняя не нужна. Любовь это всегда возвращение Главное заключалось в сенсорной настройке. Но я успела ввести в банк данных все, что знала к тому времени о художнике Семецком, вплоть до сведений о его некрепком здоровье. Москва. Это я тоже успела ввести. Из слепящего огня и оглушающего грохота мы сразу нырнули в звенящую тишину. «Где ты этому научилась?» – Папа Софокл смотрел на меня с ужасом. Как легкий рыбий пузырь, мы всплывали сквозь тяжелые пласты времени. Со стороны нас нельзя было разглядеть, но мы все время видели стремительно разлетающиеся линии. Потом они начали размазываться, бледнеть, и превратились в стены кухни.
Стол.
Пакеты на нем.
Две немолодые женщины.
Та, что постарше, сжимала виски белыми пальцами.
«…Эти гунны… Они пришли… Они уже не грядущие… Валерий Яковлевич крикнул мне: „Бронислава, не открывай!“ – но они вошли… Вот, Аннушка, они сначала закрыли Литературно-художественный кружок, потом закрыли редакции и типографии, а теперь пришли в дом… Несколько гуннов с ружьями… „Это, значит, кабинет? Ух, столько книг! И все у одного старика! А у нас – школы пустые, как детей учить?“ Порылись, порылись в книгах, а там на испанском, французские книги. Полистали „Дон-Кихота“, рассердились: „Одна контрреволюция и отсталость! Кому нужны такие мельницы? Теперь революция! Советская власть даст народу паровые, а то и электрические. Но книгу все равно заберем. Пущай детишки картинками потешатся. Завтра пришлем грузовик и чтобы тут ни листка не пропало! Ответите перед революционным трибуналом.“
- Предыдущая
- 4/6
- Следующая
